Завоеватели - Елена Хаецкая

— И вино не в радость сладкое, коли пьешь его один, — философски изрек он.

Разенна почувствовал растущее уважение к колдуну. Для того, чтобы произвести такие опустошения, Ордену Закуски в полном составе потребовалась бы неделя беспрерывного пьянства.

— Вот это по-нашему, — оценивая размеры чудовищной трапезы, восхищенно сказал он. — Такие речи пристали любому из паладинов славного Ордена Закуски. Ибо, — он приложил ладонь к груди и процитировал из Устава: — «Доставший еду совесть да поимеет».

Торфинн прослезился.

— Спасибо, — произнес он с чувством. — Спасибо за эти слова, господин Разенна.

Фуфлунс громко прошептал на ухо Магистру:

— А что Тагетка на Торфинна бочку катил? Вполне даже нормальный мужик.

И налил себе вина, не дожидаясь приглашения.

— Застрял я на ваших болотах, Разенна, — сказал Торфинн, усаживаясь на скамью. — Угораздило же меня прилететь к вам осенью, в самую слякоть. Вот и засосало нас по самые уши. До весны теперь придется сидеть. И то неизвестно, как взлетим, когда снег рас тает.

— Сочувствую, — искренне отозвался Ларс.

— Да-а, — продолжал Торфинн. — Раньше, конечно, тоже бывали у меня случаи неудачных посадок. То есть, весь вопрос в том, для кого они оказывались неудачными. Помню, раз приземлился прямо на головы двум болванам, которые с таким азартом пытались разрубить друг друга на куски, что не заметили моего появления. Можно считать, что для них моя посадка действительно была неудачной. Только хрустнуло… И назавтра на моем замке кто-то уже краской написал: «Здесь покоятся храбрые рыцари сэр Балан и сэр Балин С Двумя Мечами, бившиеся за звание наихрабрейшего и, будучи оба достойны его, пали одновременно, в память о чем и воздвигнута сия гробница». Представляю, какие у них были рожи, когда я улетел оттуда! — Торфинн снова помрачнел и заключил упавшим голо сом: — Так что все относительно.

— Мы глубоко сочувствуем вам, — сказал Ларс, но чародей только горестно отмахнулся.

— Ах, оставьте! Каждый вечер, каждый вечер, господин Разенна, одно и то же: горькое одиночество, попреки тещи-ведьмы, магический кристалл и кислое вино. Я ведь тут скучаю, господа, — на всякий случай пояснил Торфинн. — А что делает любой порядочный человек, когда ему скучно? Он подглядывает за другими порядочными людьми. Вот и я подглядываю. Настрою кристалл на Ахен и гляжу. А там-то какая скукотища! Одно и то же, особенно после этого дурацкого восстания: допрос — пытки — казнь, допрос — пытки — казнь… Не желаете ли полюбоваться?

Побледневший Разенна стремительно поднялся со своего места.

— Желаем.

— Так вот почему у нас в кристалле помехи! — заметил Тагет свистящим шепотом.

Фуфлунс уже навис над дымчатым шаром, покоящемся на подставке в виде ног хищной птицы. Торфинн простер в сторону кристалла руку в тяжелом кольчужном рукаве, и над камнем с шипением взлетело облачко белого плотного дыма. Потом дым рассеялся, и в кристалле стали видны фигурки. Разенна собрался было отстранить Фуфлунса, чтобы посмотреть, что же делается в глубине магического кристалла, как вдруг бог испустил душераздирающий вопль:

— Сефлунса взяли!!!

И бросился бежать прямо в стену. Металлическая стена поспешно раскрылась перед ним. Потом из глубины замка донесся звонкий удар и проклятие, произнесенное на сочном этрусском языке.

— Черт, — сказал Торфинн, — куда он так несется? Я не успеваю раздвигать стены.

Наконец, Фуфлунс выбрался из замка. Сквозь бойницу Ларс увидел, что бог взлетел над болотом.

— Я, пожалуй, тоже пойду, — сказал Разенна. — Как бы боги там без меня дров не наломали.

— Да бросьте вы, Разенна, — отозвался Торфинн. — Не маленькие, пятая тысяча лет пошла. К тому же, все-таки боги. Хотите выпить? У меня есть отличное мозельское вино.

На пороге возникла тролльша Имд. Седые волосы ее растрепались, плащ из пестрых шкур взметнулся, когда она выкинула вперед руку и уставила на Ларса обвиняющий палец:

— Пьянчуга!

— Сгинь, — повелительным тоном произнес Торфинн, и тролльша исчезла.

— Вот это по-нашему, — заявил Разенна и подставил бокал.

Они выпили мозельского и умилились.

— Ларс! — вскричал Торфинн со слезой.

— Торфинн! — отозвался Ларс.

Тагет, забытый всеми, посмотрел, как Великий Магистр обнимается с чародеем, плюнул и с горя принялся лузгать семечки.

Держа на плече алебарду, найденную на разбитой баррикаде, Сефлунс торжественно вышагивал по городу. Ему казалось, что он ловко таится и скрывается. На самом деле его причудливая внешность давно уже привлекала к себе настороженное внимание гарнизона. Разговоры у костров, пылавших почти у каждого перекрестка, стихали сами собой, когда колоритная фигура бога появлялась из-за поворота в вечерних сумерках.

На улице Светлого Бора Сефлунса остановил патруль. Двое солдат обменялись недоуменными взглядами, потом дружно встали и подошли к богу с двух сторон. Один взял его за локоть.

— Кто такой?

Сефлунс смерил его надменным взором.

— Отыди, смертный, ибо твое место у ног божества, но отнюдь…

— Смотри ты, интеллигент!.. — разъярился солдат. — Сейчас тебе будет и «отнюдь», и «вельми», и «понеже»…

— Поелику божественная суть непостигаема смертным разумом… — снова завел упорный бог, намекая на то, чтобы его пропустили.

Второй солдат сказал своему товарищу:

— Оставь ты его, Ханнес. Он же ненормальный. Ты что, не видишь?

— Ненормальный? — рявкнул Ханнес. — А алебарда зачем?

— Алебарду он сейчас отдаст, верно? Ведь ты отдашь алебарду этому доброму и отважному парню?

— Отважному! — фыркнул Сефлунс. — Уберите руки! Не смейте прикасаться ко мне, отродья гуннов! О отвага, где ты? Увы! Погребена, погребена под развалинами Вечного Рима!

Он грозно нацелил в солдат свою алебарду. Этого Ханнес уже вынести не мог. В тот же миг умелые руки Завоевателей вышибли оружие из пальцев старого бога. Сам Сефлунс, неизвестно как, оказался лежащим на снегу вниз лицом. Потом его вздернули на ноги и принялись бить. Даже если бы он выдал им и пароль, и явки, ему бы это уже не помогло. Завоеватели не желали выслушивать никаких признаний, никаких объяснений. Они просто собирались превратить наглеца в котлету.

Сначала Сефлунс изрыгал проклятия, от которых стыдливо покраснел бы и гераклейский гладиатор, но эти невежды ни слова не понимали по-латыни. Потом он стал им угрожать. Когда, позабыв гордость, Сефлунс перешел к мольбам и стонам, с небес свалился пылающий гневом Фуфлунс. Одним ударом могучего кулака он отшвырнул первого солдата и лишил его сознания. Пока тот трепыхался на снегу, Фуфлунс метнул свой каменный нож во второго. Потом поплевал на ладони и ухмыльнулся с довольным видом. Сефлунс уныло посмотрел на него заплывшим глазом.