Датское лето (Хроники брата Кадфаэля - 18) - Эллис Питерс

- Кадваладр всегда поддерживал связь с теми, кто за него, - бодро сообщил Лейф, - и в войске его брата есть такие, что пошли бы в случае чего за ним. И я слышал, как они говорили, что он послал весточку из лагеря Овейна своим людям в Середиджионе. Никто не знает, о чем там говорится, просит ли он их прийти с оружием и присоединиться к нему или собрать деньги и скот, если он вынужден будет заплатить нам долг. Но если к нему прибудет гонец, он будет знать, что это ему на благо, а не во вред.

Лейфу было что сказать еще, и его очень внимательно слушали.

- Овейн сейчас не хочет его видеть. Кадваладр собрал вокруг себя несколько сторонников. Он поселился на южном конце лагеря, в уголке у самого залива. Так что, если к нему явится гонец с его прежних земель, он сможет его принять, и Овейн ничего не узнает, - с уверенностью заявил Лейф.

Никто не стал спорить с этим. Все, знавшие Кадваладра, не сомневались в его ловкости. И Лейф не хуже других выполнит поручение. В четырнадцать лет валлийский мальчуган уже становится мужчиной, и его признают в этом качестве.

Ладья осторожно подобралась поближе к берегу. Справа из темноты выступили смутные очертания дюн и кустарников. И вот уже они приблизились к валлийскому лагерю - не то чтобы они что-то ясно увидели или услышали, нет, скорее, это был дым костров, смолистый запах свежей древесины частокола, приглушенные звуки какой-то работы, продолжавшейся даже ночью. Рулевой подогнал свою ладью еще ближе к берегу, осторожно проведя ее сквозь тростник, которым поросли отмели. Наконец они приблизились к южной части лагеря, где обосновался Кадваладр, сплотив вокруг себя людей из своей старой свиты, которые были больше преданы ему, нежели Овейну. Здесь могли с ним общаться самые разные гонцы, приносившие вести не только о том, что его щедрость и великодушие все еще помнят, а его чтят как господина и принца, которому принесли присягу, но и напоминание об обязанностях и необходимости платить долги.

Ладья следовала вдоль берега, линия которого изгибалась на запад. Слабое тепло и шорохи, свидетельствовавшие о присутствии людей, которых не было видно, но которые были врагами, сменилось глухой ночной тишиной.

- Мы прошли мимо, - тихо произнес Туркайлль. - Давайте причаливать.

Послышался тихий всплеск весел. Маленькая ладья гладко скользнула между трав, росших пучками, и мягко коснулась дна. Перекинув ноги через борт, Лейф спрыгнул на отмель. Ступни его уперлись в песок, а вода не доходила до колен. Он оглянулся на береговую линию, где они проходили, и увидел, что даже над потемневшим лагерем еще висело в воздухе какое-то слабое свечение, оставшееся после летнего дня.

- Мы уже близко. Подождите, я пойду разузнаю.

Лейф ушел, пробираясь сквозь кустарники, и вскоре его тонкая фигурка растаяла в темноте.

Появился он через четверть часа, так же бесшумно вынырнув из ночной темноты, как и исчез. Его, навострив уши, терпеливо ждали. Лейф прошлепал к ладье по холодной воде отмели и взволнованно прошептал:

- Я нашел его! Совсем близко! У него на посту свой человек. Нет ничего проще, чем явиться к нему тайно с этой стороны. Нападения ждут с суши, а не с моря, а Кадваладр может уходить и приходить, когда ему заблагорассудится, так же как и те, кому больше нравится выполнять его распоряжения, а не Овейна.

- Ты заходил внутрь? - спросил Туркайлль.

- В этом нет необходимости. Кто-то уже опередил меня, появившись с юга. Я был в кустах поблизости, так что услышал, как его окликнули. Пришедшему стоило лишь открыть рот, и его сразу же впустили. И я увидел, куда его привели. И даже часового отослали обратно. Сейчас он в палатке у Кадваладра. Так что Кадваладр вдвоем с гостем, и нас отделяет от них один часовой.

- Ты уверен, что Кадваладр там? - осведомился Торстен, понизив голос. Ты же не мог его видеть.

- Я слышал его голос. Я прислуживал Кадваладру с тех пор, как мы покинули Дублин, - уверенно ответил мальчик. - Ты думаешь, что я не узнаю его голос?

- А ты слышал, о чем они говорили? Кадваладр назвал своего гостя по имени?

- Нет, никаких имен. Он громко воскликнул: "Ты!", но без имени. Кадваладр был удивлен и очень рад. Ты можешь взять обоих, как только заставишь замолчать часового, и пусть этот человек сам назовет свое имя.

- Мы пришли, чтобы взять одного, - возразил Туркайлль, - и с одним и вернемся. И никаких убийств! Овейн не вмешивается в ссору, но он сразу же вмешается, если мы убьем кого-то из его людей.

- Он и пальцем не пошевелит из-за брата? - удивился Лейф.

- А почему он должен бояться за брата? Помните, на Кадваладре не должно быть и царапины! Если он заплатит выкуп, то сможет уйти целым и невредимым. Овейн прекрасно это понимает. Нет необходимости обо всем этом говорить. Итак, вперед, а с приливом мы уйдем.

Они все спланировали заранее, и их не смутило появление гостя с южной стороны. Нетрудно было справиться с двоими в палатке, которую охранял всего один часовой в дальнем углу лагеря. Человек Кадваладра, пользующийся его доверием, должен потерпеть, если с ним не слишком нежно обойдутся, но вреда ему не причинят.

- Я займусь часовым, - сказал Торстен, первым перебравшись через борт к поджидавшему Лейфу.

Пятеро гребцов Туркайлля последовали за своим командиром на песчаное побережье. Впереди шел Лейф, который уже хорошо знал дорогу и перебегал от одного куста к другому, прячась за ними. Он остановился под низкорослыми деревьями, всматриваясь сквозь ветки в темноту. Укрепленный частокол смутно вырисовывался в темноте, а у ворот прохаживался часовой. Это был крупный человек, хорошо вооруженный, и чувствовалось, что он не ждет нападения. Торстен несколько минут наблюдал за ним, затем проскользнул к кустам, росшим всего в нескольких ярдах от частокола.

Часовой тихонько насвистывал, прогуливаясь по теплому песку. Внезапно на него налетел Торстен, левой рукой обхватив за туловище, а правой зажав рот. Свист резко оборвался. Часовой бешено сопротивлялся, пытаясь оторвать руку, зажавшую ему рот, но не мог дотянуться. Он лягался, но не попал в Торстена и, потеряв равновесие, рухнул на песок. Торстен навалился на него и прижал лицом к песку. К ним подоспел Туркайлль, державший наготове тряпку, чтобы засунуть в рот часовому, как только того поднимут на ноги и позволят выплюнуть набившуюся в рот траву и песок. Ему замотали голову и плечи его собственным плащом и уложили в кустах. После этого датчане прислушались, не слышно ли в лагере сигнала тревоги. Но все было тихо, ведь Кадваладр намеренно выбрал самый отдаленный уголок лагеря.

Туркайлль, Торстен и еще двое последовали за Лейфом, тихонько проскользнувшим в ворота. Он повел их к тому месту, где узнал голос Кадваладра, в котором прозвучали радость и удивление при виде ночного гостя. Датчане бесшумно крались в тишине, Лейф указал на палатку Кадваладра, но в этом не было необходимости. Даже в военном лагере не забывали о положении Кадваладра и о его удобствах заботились. Палатка была удобной и хорошо защищала от ветра и дождя. У входа виднелась полоска света, пробивавшаяся сквозь щель, и в ночной тишине приглушенно звучали голоса. Говорили так тихо, что невозможно было разобрать слов. Гонец все еще был у своего принца, и, похоже, они вместе размышляли над новостями и строили планы.