127 часов. Между молотом и наковальней - Арон Ральстон

— Я нашел его! Вижу носок лыжи!

Чедвику надо было исследовать большую, чем мне, площадь, и он затормозился, отставая от меня все ниже и дальше.

— Марк! — закричал я. — Мы идем!

Чедвик крикнул:

— Арон! Возьми лопату!

Я был близко. 18… 15… Я не мог вернуться за лопатой.

— Нет! Давай живо сюда!

Когда я наводил бипер на лыжный носок, прибор начинал пищать быстрее и выше тоном, как детонатор перед взрывом. 11… 8… 4… Сквозь резкий настойчивый писк я расслышал жалобный стон, потом еще раз.

— Марк! Я здесь!

Я исследовал полтора метра вокруг лыжного носка и скинул ком снега размером с портфель, ориентируясь на стон. Клок золотистых волос и кусок красной куртки высовывались из кучи сцементированного снега.

— Марк! Ты меня слышишь?

Марк не мог ждать, времени было в обрез, так что я должен был точно все рассчитать. Сначала я отгреб снег от его лица, чтобы он мог дышать, и при этом несколько раз случайно стукнул его по голове, довольно сильно. Я откинул перекрученную перчатку от его рта и оторопел, пораженный свинцовым оттенком его лица. Я вгляделся в него — это было лицо мертвеца или призрака. В своей жизни я видел четырех мертвецов, и у всех у них цвет лица был гораздо более живой, чем сейчас у Марка.

Я задрал его голову и выудил кусок льда, который затыкал ему рот. С момента схода лавины прошло двенадцать минут, и большую часть этого времени Марк был без воздуха. Он пробурчал, что замерз и устал, и я вздохнул с облегчением.

Рывком я распрямился из своей скрюченной позы и побежал к Чедвику. На полпути он кинул мне лопату. Поймав ее в полете, я рванул назад к Марку. Теперь, когда Марк мог свободно дышать, главная опасность — это низкая температура. Его закопало в снег гораздо глубже, чем меня, и от переохлаждения он может в любой момент потерять сознание и умереть. Первым делом я откопал ему левую руку — она была частично снаружи, — затем спину и левую ногу. Чедвик подошел и стал разговаривать с Марком, пока я лихорадочно копал и откидывал снег вниз по склону. Мне нужна была помощь, чтобы отгрести весь этот тяжелый снег. Откопав Марков рюкзак и отвязав от него лопату, я сунул ее под нос Чедвику:

— Помоги мне копать!

— Не могу, у меня руки замерзли. Ничего в них не держится.

В лавине Чедвик потерял обе перчатки и, после того как сначала откапывал меня, а потом карабкался через огромные снежные глыбы, привел свои руки в совершенно нерабочее состояние. У меня была только одна двойная перчатка. Содрав внешнюю, я отдал ее Чедвику, несмотря на его протесты:

— С моими руками уже все. Береги свои.

— Бери, кому сказано. Выверни ее и надень на правую руку. Помоги мне копать.

Затем я выдернул перчатки Марка, левую дал Чедвику, а правую взял себе.

И тут я наконец заметил какое-то движение у хижины, в полукилометре от нас вверх и направо по склону. Люди казались крошечными точками; я сложил ладони рупором и закричал что было силы:

— НА ПОМОЩЬ! НА ПОМОЩЬ! НА ПОМОЩЬ! НА ПОМОЩЬ!

До меня донесся слабый ответ:

— Мы идем!

Помощь приближалась, но Марк в любой момент мог снова потерять сознание от переохлаждения, если мы резко не выкопаем его и не укутаем во что-нибудь. Мы махали лопатами, они сталкивались и лязгали друг о друга. Чедвик два раза промахнулся и выбросил лопату без снега.

— Чедвик! Притормозись, ты машешь вхолостую.

Он паниковал, мы опаздывали.

— Короче, бросай снег сверху вниз, это гораздо легче, чем кидать наверх.

Мы работали на пределе, но Марк понемногу отчаливал. Поначалу он все время повторял, что устал и сильно замерз, но уже около минуты как замолчал.

Чедвик опять нагнулся к голове Марка:

— Он не дышит.

Чедвик сделал ему искусственное дыхание, и Марк ожил. Я отстегнул левый ботинок Марка от телемарковского крепления и от веревки, которой лыжа была пристрахована к ноге. Спустя пять минут и еще полтора кубометра перекиданного снега мы освободили и правую ногу Марка из ледяного футляра.

— НА ПОМОЩЬ! НА ПОМОЩЬ! НА ПОМОЩЬ! НА ПОМОЩЬ! — кричали мы нашим друзьям, находившимся на краю лавинного языка.

Мы сделали все, что смогли, но нам нужно было снаряжение, чтобы согреть Марка. Изможденный получасовыми спасработами и не понимая осторожности друзей, которые опасались вторичной лавины, я раздраженно бормотал:

— И чего они там так долго возятся?

Мы перекатили Марка на левую сторону и усадили, он покачнулся и изрыгнул воздух, который Чедвик вдул в его живот, когда делал искусственное дыхание. Часть воздуха попала не в легкие, а в желудок, потому что голова Марка была наклонена вперед. Сняв с него рюкзак, мы закопались туда в поисках перчаток и одежды. Дрожа от выброса адреналина, Чедвик и я обняли Марка и друг друга. Мы вдыхали зловоние страха, смешивающееся с отрыжкой недавних закусок — устриц, моллюсков, рыбы, пряного хумуса. Уверенные, что Марк выживет, мы разразились нервным смехом. Да, теперь все будет хорошо, мы выкарабкались, и мы уверены, что помощь придет с минуты на минуту.

Один за одним наши друзья из команды горных спасателей Альбукерке — Стив Пэтчетт, Том Райт, Дэн Хадлич и Джулия Стефенс — подкатывали к яме, где сгрудилась наша троица. Тем временем уже начало темнеть. Друзья принесли с собой пуховые спальные мешки, коврики из пены, перчатки и налобные фонарики. Мы укутали Марка в спальник, а к тому времени, когда Чедвик и я нашли свои лыжи и то малое количество снаряжения, которое еще можно было отыскать в перемолотом снегу, Марк уже мог передвигаться самостоятельно. Потрясающе: через полчаса после того, как валялся без сознания, он снова встал на лыжи!

Вернувшись в хижину, мы устроили торжественный ужин, вспоминая детали происшедшего. Друзья видели, как сошла лавина, и поняли, что мы попали в беду. Им тоже пришлось напрячься, поскольку они были заняты приготовлением ужина и сидели в одном термобелье и носках. Полностью одеться, разобрать снаряжение и через полчаса уже быть на месте — потрясающий показатель. Чедвик держался отлично, несмотря на огромное напряжение, — ведь ему пришлось спасать и меня, и Марка. Я был страшно доволен его прытью, меня очень радовало, что Марк так быстро восстанавливается. И хотя каждый сам принимал решение о спуске в цирк, я чувствовал себя виноватым, что затеял съезжать по этому склону. Это решение было продиктовано моим эго, позой, самоуверенностью и амбициями, перевесившими возможности и опыт группы. Мы выжили в лавине пятой категории — самой сильной, какие бывают в Колорадо. Мы выжили там, где не должны были выжить. Но Марк и Чедвик так и не простили меня за то, что я склонил их покататься в этом цирке. В то воскресенье из-за своего выбора я потерял двух друзей — Марк и Чедвик на следующее утро сошли с маршрута и после этого никогда не разговаривали со мной.