Доктор-хулиган (ЛП) - Халле Сади

Я нажимаю кнопку воспроизведения.

Это почти по-домашнему. Почти нормально. Мой парень-доктор задерживается на позднем ужине, а я, свернувшись калачиком под пледом, жду его на диване. Когда он вернется домой, мы вместе приготовим ужин, даже если для этого нужно будет всего лишь разогреть доставку.

Потом он отведет меня вниз, в свою темницу, и будет пороть мою задницу, пока она не станет розовой.

Только сначала я должна сказать ему, что беременна, так что это может помешать моим планам.

Я со стоном откидываю голову назад. «Надень свои трусики большой девочки, Вайолет». Я фыркаю. Нижнее белье для беременных. Боже.

Делают ли его из шелка и атласа?

Нет ничего более домашнего и нормального, чем ожидание ребенка…

И как раз на Рождество.

Меня пронизывают мучительные мысли, открывающие внутри свежую рану.

Меня вызвали сюда для грязного перепихона, не более, и это моя ответственность, а не Макса.

Девять месяцев вряд ли покажутся достаточным временем, чтобы распутать беспорядок, который я учинила. Достаю телефон и отыскиваю в интернете калькулятор подсчетов предполагаемых сроков родов.

Август.

Если все пойдет хорошо, ребенок родится в первую неделю августа.

Слышу тихий рокот поднимающейся двери гаража и убираю телефон.

Не все сразу.

Глава 35

МАКС

Пробираюсь в дом, моя потребность в Вайолет превосходит все остальное. Час назад меня выгнали из отделения интенсивной терапии, травматологи указали, что у меня есть другие пациенты, которым требуется уход, и им не нужно, чтобы я выполнял их работу.

Мне потребовалось сорок минут, чтобы закончить с бумагами на столе и на скорую руку просмотреть заметки для завтрашних дел в клинике.

Теперь моя ночь принадлежит только ей.

Она в гостиной. Повесив пиджак, ставлю пакет на кухонный стол и, закатывая рукава, направляюсь к ней.

Она тоже выглядит усталой.

Еда, выпивка, немного шлепков, и мы сможем лечь спать пораньше. Обнаженными.

— Спасибо, — говорю я, поднимая ее на ноги. — Знаю, что несколько нарушил твои правила.

— Все в порядке. Мне тоже нужно было тебя увидеть. — В ее голосе слышится дрожь. Может, у нее тоже был плохой день.

Обнимаю ее за талию и прижимаю к себе.

— Мы должны делать это чаще. В середине недели. Это приятно. Я провел чертовски странный день. У тебя когда-нибудь бывали такие дни? Когда то, что должно быть обычным и нормальным, просто не происходит, и кто, черт возьми, знает, почему?

Она слегка кивает.

— Да.

Я трусь носом о ее щеку.

— А вот ты, котенок. Ты идеальна. Точно как и настоящий момент. Все так просто, есть только ты и я.

Она напрягается, и я пинаю себя за то, что нажал на нее.

— Ш-ш-ш, не обращай на меня внимания. Я на взводе.

— Ох. Хочешь поговорить об этом? О работе?

Я пожимаю плечами.

— Да. В общих чертах. Не возражаешь?

Она качает головой.

Я рассказываю ей об Итане. Никаких деталей, ничего, что я бы внес в журнальную статью. В основном я рассказываю об отчаянии, которое иногда проникает в нормальную способность поддерживать профессиональные границы.

— Тебе действительно не все равно, — тихо говорит она.

Мне нужно пиво. Я веду ее на кухню.

— Да. Хотя в такие дни, как сегодня, я благодарен, что у меня нет детей. — Я снимаю крышку с бутылки и протягиваю ей.

Она хмурится и качает головой.

— Не против, если я выпью?

Очередное движение головы, и я снова притягиваю ее к себе, целуя, прежде чем сделать первый глоток. Она вся напряжена.

— Я веду себя как засранец, только и рассказывая о своем дне. Прости. Как прошел твой день?

— Он… я не много успела сделать за сегодня. Но это нормально. — Она наклоняет голову набок. — Что ты имеешь в виду, говоря, что благодарен за то, что у тебя нет детей?

Я вздрагиваю. Это сложно, и совсем не то, о чем я хочу говорить сегодня вечером.

— Ты не любишь детей? — Она странно смотрит на меня, и я делаю еще один глоток пива.

— Дети… мне не безразличны. Для меня важно, чтобы к ним относились хорошо, как к полноценным людям. Это здорово. В моем мире они на первом месте. — «Потому что сам я никогда и ни для кого не был на первом месте». Бл*дь. Сейчас я не хочу, чтобы мои мысли ушли в ту сторону. Или когда-либо вообще, не с Вайолет. — И они настоящие, понимаешь? Дети не играют в игры. Не эгоистичны, как взрослые.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она отстраняется от меня.

— Не все взрослые такие.

Я пожимаю плечами. Единственный взрослый, о ком речь в этой дискуссии, — я.

— Я такой же эгоист, как и они, Вайолет. Я был бы самым дерьмовым отцом в мире.

— Это неправда, — шепчет она.

— Мы можем поспорить об этом в другой раз. Ты уже поела?

Она качает головой, потом кивает.

— Я в порядке.

— Что это значит? Да, ты поела, или нет, ты не ела, но не хочешь навязываться?

Она колеблется.

— Давай разогреем, какое бы таинственное блюдо мне вчера ни доставили. — Я переплетаю наши пальцы и тащу ее к холодильнику. — Хочешь жаркое, пастуший пирог или курицу карри?

— Это пастуший или домашний пирог? — бесцветным голосом спрашивает она. — Потому что, я полагаю, что пастуший пирог с бараниной, а тот, что мы называем пастушьим пирогом, — на самом деле, с говядиной.

— Вот, возьми жаркое. — Я делаю еще один глоток пива, пытаясь понять, в какой момент разговор свернул не туда. Кого, черт возьми, волнует, как называется ужин? Я беру явно неправильно названный пастуший пирог. — Можешь попробовать и решить, что это на самом деле, но уверен, он из говядины.

Она тянется мимо меня, ее тонкие пальцы обхватывают бутылку с газированной водой.

— Вайолет?

— Хм?

— Что случилось?

Она колеблется.

— Ничего.

Я открываю рот, чтобы сказать «чушь собачья», но она приподнимается на цыпочки и прижимается губами к моим губам.

— Давай поужинаем, — шепчет она мне в губы.

Она отступает, опустив глаза, и я не могу снова поймать ее взгляд.

Мы молча разогреваем еду.

Вместе едим. По-прежнему в тишине. Не считая разговоров о пастушьем пироге и праздничной вечеринке, но все это пустяки.

Вежливый разговор за ужином.

Каждое слово — кирпичик в стене, который я не замечаю, как она возводит, пока мы не заканчиваем есть, и она не принимается за уборку на кухне рядом со мной.

Пока не появляется расстояние, которое внезапно кажется огромным.

Мне нужно восстановить контроль. Мне — нам — нужно сбежать, отыскать то счастливое кинк-место, куда не вторгается никакое дерьмо.

Очевидно, на сегодняшний вечер я ничего не планировал. И есть шанс, что в любой момент может сработать пейджер, так что я не могу слишком увлекаться.

Трость. Ее задница. Подлокотник дивана.

Я говорю ей, о чем думаю, и она бросает на меня взгляд, который я не могу расшифровать.

— А что, если я скажу, что просто хочу подняться наверх и лечь спать?

Я хмурюсь.

— А ты хочешь?

— Ответь на вопрос, Макс.

— Почти уверен, что так не пойдет, котенок. Я спрашиваю — ты отвечаешь. Ты не хочешь, чтобы сегодня я отшлепал тебя тростью? — Я придвигаюсь ближе, прижимая ее спиной к стене. — Только не говори, что теперь тебе захотелось стать скучной ванильной парочкой.

Она смотрит на мою грудь.

— Я не знаю, чего хочу. И не знаю, чего хочешь ты.

— Я хочу тебя, нагнувшуюся над подлокотником дивана. Хочу заставить тебя кричать. Хочу, чтобы ты промокла. А потом хочу трахать тебя, пока не избавлюсь от тревог. Хочу на ночь отключиться от всего. Разве это так неправильно?

Она качает головой.

— Нет. Прости.

— Тогда тащи свою хорошенькую маленькую попку вниз и жди меня. Обнаженная.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она снова качает головой.

— Я не могу.

— Что ты имеешь в виду? — Я гляжу на нее, и впервые с начала ужина она смотрит мне прямо в глаза.