Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства - Николай Павлович Павлов-Сильванский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти земли отдавались в поместье или продавались посторонним только в том случае, если владельцы отказывались от покупки их в собственность[154].
Дозволяя, с одной стороны, переход поместий в полную собственность владельцев, правительство, с другой стороны, предоставляет помещикам все в большем объеме права распоряжения на поместные земли. По законам времени полного развития поместной системы (1649 год) помещикам, как указано выше, разрешалось менять поместья, и не только на поместья, но и на вотчины. В некоторых уездах, однако, преимущественно на южной и юго-западной польской окраине и на Белом озере мена поместий до конца столетия ограничивалась особыми узаконениями, изданными в 70-х и 80-х годах. В столь же широких размерах, как и мена поместий, практиковалась с дозволения закона сдача прожиточных поместий, состоявших во владении отставных дворян или их вдов и детей.
В 1676 году разрешено было сдавать поместья также всем помещикам, состоявшим на службе, причем было определено, что лица, сдавшие свои поместья, теряют право на получение новых поместий. Вслед за тем, однако, это право сдачи было существенно ограничено. В следующем же 1677 году постановлено было, что лицо, состоящее на службе, не может сдавать другим более половины своего поместного имения. Но, разрешая безусловно сдачу поместий, правительство преждевременно зашло слишком далеко по пути слияния поместий с вотчинами; сдача поместья за деньги была скрытой продажей поместья. Ввиду этого указом 1685 года было определено, что служащие помещики могут только поступаться безденежно половиной поместья и не имеют права сдавать его за деньги[155].
В отношении порядка наследования поместья все более уравнивались с вотчинами. «По новоуказным статьям 1676 года, – говорит Кавелин, – мать, жена и сыновья помещика, оставившего после себя небольшое поместное имение, делят его между собой по равным частям, а дочери получают из него вдвое меньшие части, чем прочие наследники. Затем завелся обычай давать поместье в приданое по частному условию, а не по распоряжению правительства. Также начали чаще и чаще оставлять за сыновьями, внуками и правнуками все поместья их отцов, дедов и прадедов, не обращая внимания на то, совершеннолетние они или нет, имеют ли они или не имеют своих поместий, достанется ли им вследствие этого больше поместьев, чем следует по окладу, или нет». Живя из поколения в поколение на одном и том же поместном участке, помещики, естественно, начинали смотреть на него, как на свою родовую собственность – отчину, в собственном смысле этого слова. Они говорили, что заслуги отцов и дедов дают им право на владение наследственным поместьем. Так, один из предков известного мемуариста прошлого века Болотова, Кирило Ерофеев, защищал свои права на родовые поместные пустоши, между прочим, такими доводами: «С этих пустошей все наши родичи служили; четверо их убито, а двое в полон взято; не вели, Государь, отнимать за кровь и за раны выслуженное поместье». Земля, данная в поместье на южной окраине Болотовым при Иоанне Грозном, сохранялась в их роду до Петра Великого и тогда сделалась их вотчиной не только на деле, но и по праву.
Слияние поместий с вотчинами делало еще большие успехи в жизни, чем в законодательстве. В последние годы XVII столетия, как это видно из актов частных сделок, многие помещики считали уже, что они имеют в полном объеме право распоряжения поместьями. Один служилый человек закладывает в 1693 году свое поместье и при этом делает оговорку о нем, как бы о своей вотчине: «А мне, Леонтию и жене моей, и детям моим, и родственникам моим на него Марка (заимодавца) и его родственников о повороте той земли не бить челом». Другой, Данило Маслов, поступаясь в 1697 году обиженным им лицам своей поместной землей, говорит о ней, как о своей полной собственности: «А те четверти у меня никому не проданы и не заложены, и не променяны, и ни у кого ни в каких крепостях не укреплены». Указы Петра Великого и Анны Иоанновны, сравнявшие поместья с вотчинами, только довершали то, что было подготовлено законодательством и еще более жизнью предшествовавшего столетия[156].
Глава IV. Класс дворян и детей боярских
1Дворяне и дети боярские составляли обособленный, наследственный класс землевладельцев, обязанных службой и свободных от податей. Дворянскому классу московского времени принадлежало право вотчинного и поместного землевладения и преимущественно личной свободы от податей; взамен тягла на него возложена была обязанность пожизненной ратной службы. Отличительные черты класса дворян и детей боярских составляют: наследственная обособленность, право землевладения, свобода от налогов, обязанность службы. Иначе говоря, дворяне и дети боярские были «служилыми людьми по отечеству, вотчинниками и помещиками, беломестцами».
Наследственная обособленность класса дворян и детей боярских по общему правилу твердо поддерживалась правительством в XVII веке. При верстании в службу новиков окладчикам предписывалось верстать денежным и поместным жалованьем одних лишь природных детей боярских, «от отцов детей, от брата братьев, от дядь племянников». Окладчики обязаны были строго наблюдать за тем, чтобы в списки детей боярских, служащих «полковую службу с городом», не попадали лица других классов: крестьяне, дети священников, холопы. В наказе 1601 года окладчикам запрещалось под крестным целованием верстать поместными окладами «поповых и мужичьих детей, холопей боярских и слуг монастырских»; в наказе 1606 года в числе разрядов неслужилых людей, не допускаемых в среду детей боярских, указаны также посадские люди[157]. Это требование правительства постоянно повторяется в последующих многочисленных наказах о верстании детей боярских. В 1652 году окладчикам строго повелевалось верстать поместьями только тех новиков, у кого «отцы были в детях боярских и служили с городы», и при этом «беречь накрепко, чтобы однолично неслужилых отцов детей мимо государева указу поместными и денежными оклады никого не поверстати: чтобы новики у них подставою и никаким воровством не верстались, – и от того всего ни у кого посулов и поминков не имати». Великая опала и жестокая казнь ожидала окладчиков, которые дерзнули бы нарушить этот запрет; впоследствии им