Веревка вокруг Земли и другие сюрпризы науки - Карл Саббаг

«Мне казалось, что небесные эти оттенки служат приметами неких дивных созданий, которым вздумалось преобразиться в овощи и которые сквозь маскарадный костюм, прикрывающий их съедобное и плотное тело, дают мне возможность уловить в этих нарождающихся красках зари, в этих отливах радуги, в этом угасании голубого вечера их драгоценную сущность, и сущность эту я узнавал, когда они потом, в течение всей ночи, разыгрывая поэтичные и грубоватые фарсы, похожие на шекспировскую феерию, превращали мой ночной горшок в благоуханный сосуд»[55].

Все мы знаем, что Пруст был человеком утонченных вкусов, так что я не могу вам объяснить, почему он описывает метилмеркаптан, сходный с веществом, обеспечивающим скунсу его знаменитый запах, как нечто «благоуханное». Именно метилмеркаптан — один из тех компонентов, которые отвечают за запах мочи человека, отведавшего спаржи.

Наверняка большинство читателей, незнакомых с этим феноменом, пока ничего толком не поняли из моих объяснений. Более того, если вы входите в эту группу, вам никогда не пережить того ощущения, которое испытываем мы с Марселем, потому что вы генетически неспособны учуять продукты переработки спаржи в своей моче.

Учитывая, как долго спаржа считалась деликатесом — древние римляне снаряжали целые морские экспедиции по побережьям Средиземноморья для сбора этого растения, — удивительно, что эксперимент, позволивший точно определить, что происходит, провели только в 1980 году.

Ученые рассматривали несколько возможных объяснений:

1. Некоторые люди выделяют обладающие сильным запахом продукты переработки спаржи и способны учуять их запах в моче; остальные не выделяют и не могут их унюхать. Одно время считалось, что существуют люди с особым генетическим дефектом под названием «врожденный порок метаболизма», которые не способны переварить спаржу и, следовательно, выделяют с мочой определенные молекулы, например метилмеркаптан, которые у остальных людей расщепляются внутри организма.

2. Некоторые люди выделяют эти молекулы, но не улавливают их; другие не выделяют, но улавливают; а третья группа и выделяет, и улавливает.

3. Все люди выделяют, но лишь некоторые улавливают.

Чтобы сузить количество вариантов, требовалось всего лишь использовать после романтического ужина со спаржей один и тот же туалет. Некоторое количество пар, живущих вместе, наверняка заметят ситуацию, когда один учует некий запах в моче обоих, а второй даже представления не будет иметь, о чем это толкует его партнер. Исследование, в котором участвовали 800 человек, мужчин и женщин, продемонстрировало, что около 40 % людей, поев спаржи, выделяют продукты переработки с особым запахом, и это, судя по всему, заложено в них генетически. Генетика также играет роль в способности чувствовать этот запах.

Окончательно расставивший точки над «i» эксперимент был проведен в 1980 году тремя израильскими врачами. Поскольку тема не самая аппетитная, я постараюсь изложить результаты покороче. У человека, съевшего 450 граммов консервированной спаржи, взяли анализ мочи, которую разлили на маленькие порции разной степени разбавленности: от жидкости, где мочи не было вовсе, до полноценной мочи без посторонних примесей. В местной поликлинике набрали группу пациентов-добровольцев и попросили их понюхать образцы. Исследователи выявили маленькую группку «нюхачей», примерно 10 % от общего числа, которые могли учуять пахучее вещество даже в сильно разведенных образцах, остальные же не чувствовали его вообще.

Ученым уже было известно несколько типов «вкусовой слепоты». Есть вещество под названием «фенилтиокар-бамид», которое применяется специально для исследования ощущения горечи: примерно 75 % людей определяют это вещество на вкус как очень горькое, а 25 % — как не имеющее никакого вкуса. Но до 1980 года никто никогда не сталкивался с научно подтвержденными случаями «обонятельной слепоты». Исследователи полагают, что у небольшого числа людей есть генетическая особенность, делающая их чувствительными к «душистой» молекуле. Правда, никто из них не объясняет, почему Пруст считал свой ночной горшок «благоуханным сосудом»; я со своей стороны, случись мне обзавестись таким предметом, постарался бы как можно скорее опорожнить его.

Есть много важных вопросов, касающихся отношения разных полов к науке, которые еще предстоит решить. Например, многие феминистки — и не только они — считают, будто в науке слишком мало женщин и что образовательные учреждения и научная среда в целом настроены против девушек и женщин. Похоже, в результате повышенное внимание уделяется направленности исследований на темы, которые особенно интересны мужчинам, тогда как любимая тема женщин — просто делать вид, что такое половое разделение интересов действительно существует.

Не вызывает сомнений, что большинство научных открытий по вполне очевидным причинам было сделано мужчинами, но повлияло ли это на суть научного знания, каким мы его видим сейчас? Могли бы мы сейчас верить в совершенно другие теории об устройстве Вселенной, если бы научную мысль на планете развивали преимущественно женщины?

Есть небольшая, но влиятельная группа философов и социологов, полагающих, что так оно и было бы. Возьмем одно из самых известных и хорошо обоснованных уравнений современной науки: Е=mc2. Бельгийская феминистка и философ Люс Иригарей (р. 1930) пишет:

«Можно ли считать Е=mc2 сексистским уравнением? Вероятно, да. Давайте примем за гипотезу, что это так, поскольку в этой формуле объявляется приоритет скорости света над прочими скоростями, жизненно необходимыми для нас. Это, как мне кажется, указывает на, возможно, сексистскую природу уравнения: оно, конечно, не используется в ядерном оружии напрямую, но все же в более выгодных условиях оказывается быстрейший…»

Судя по всему, Люс Иригарей предполагает: поскольку мужчины вроде как интересуются предметами, развивающими высокую скорость, и вообще считают, что чем быстрее, тем лучше, то это важное уравнение выражено в терминах скорости света, а не других «скоростей, жизненно необходимых для нас», хотя лично я не могу себе представить никакую другую скорость, чтобы она, являясь важной физической константой, была бы более «женственной».

Дамы — теоретики феминизма также сетуют на то, что, изучая поведение и психологию животных, ученые используют крыс-самцов. Одна даже написала: «Под этим, конечно, подразумевается, что крыса-самец представляет собой весь вид». Другая указывает на то, что в докладах об оплодотворении исследователи описывают яйцеклетку как «дрейфующую» или «пассивно остающуюся на месте», тогда как мачо-сперматозоиды «внедряются» и «проникают». Как мужчине, мне сложно придумать более женственные или гендерно-нейтральные термины, дабы описать, что происходит, когда клетка спермы с большой скоростью (кстати, снова скорость!) движется вперед и встречает гораздо более медленную или вовсе неподвижную яйцеклетку.

Язык физики тоже подвергается нападкам как излишне мужской, потому что говорится, будто атомные частицы «бомбардируют» образец и «сталкиваются» с другими частицами. Когда одну феминистку спросили, какие же термины следует использовать вместо привычных, когда речь идет об основных процессах в физике частиц, она написала, что столкновение атомов, по ее мнению, должно описываться как «соединение ради взаимной выгоды».

Иригарей при поддержке других феминисток уже давно пропагандирует такую сферу исследований, как гидрогазодинамика. Это научное изучение движения жидкостей и газов, затрагивающее такие вопросы, как турбулентность, вязкость, приливы и ударные волны. Очень многое в этой области физики — чистая математика: дифференциальные уравнения, компьютерное моделирование…

Однако Иригарей полагает, что гидрогазодинамика — женская наука и потому смежные области физики относятся к ней как к бедной родственнице. (При этом сама Иригарей вовсе не ученый-естественник, и ее часто критикуют за отсутствие цитат из научных источников по затрагиваемым ею темам.) Она убеждена, что физика твердого тела — это мужская и, значит, привилегированная область физики, а вопросы динамики жидкости, например турбулентность, до сих пор мало изучены только потому, что они не представляют интереса для мужчин. Другая писательница-феминистка, Кэтрин Хейлс, подхватившая идеи Иригарей, делает следующий вывод:

«В то время как гениталии мужчин призваны проталкиваться внутрь и становиться твердыми, у женщин половые органы представляют собой отверстие, откуда вытекает менструальная кровь и вагинальные выделения. Хотя мужчинам тоже свойственно “течь” — например, выпуская семенную жидкость, — этот аспект их сексуальности не акцентируется. В расчет принимается только твердость мужского полого органа, а не его участие в процессах выделения жидкости… Так же как женщины изгнаны из мачистских теорий и языка, фигурируя там лишь как не-мужчины, так и жидкости изгнаны из науки, фигурируя в ней лишь как не-твердые тела».