Иван Московский. Том 4. Большая игра - Михаил Алексеевич Ланцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кофе[2]? — участливо спросил Баязид.
— Да-а-а… — неуверенно и растерянно произнес отец, мысли которого в голове совершенно скакали.
Сын кивнул стоящему у самых дверей неприметному слуге. И тот исчезнув на минуту, вернулся с подносом. Подошел со всем почтением к султану. Поставил поднос на небольшой декоративный столик, спешно принесенный другим слугой. Взял серебряный кофейник и осторожно налили немного крепкого, черного кофе в фарфоровые чашечки.
После чего поставил кофейник чуть в стороне и, кланяясь, удалился.
Султан повел мутным взором. Он был не в себе. Ему было тошно и дурно. А в голове плясали мысли одна дурнее другой.
Он уставился на поднос.
Нервно не то хмыкнул, не то хихикнул. И крутанул его, так, что он завертелся словно игровой барабан капитал-шоу «Поле чудес». Но не очень быстро. Из-за чего чашечки с кофе остались на нем стоять, хоть и сместились к краям. И даже напиток не расплескался.
А после того, как поднос остановился, взял ближайшую емкость и осторожно начал употреблять, наслаждаясь ароматом этого терпкого напитка. Сын же, заметив произошедшее, побледнел и замер с каким-то напряженным взглядом.
— А ты сынок, что же кофе не пьешь? — без задней мысли спросил султан.
Баязид нервно дернул подбородком и уставился на одинокую чашечку, наполовину наполненную кофе.
Медленно. Очень медленно протянул к ней руку. Постоянно косясь на отца.
Мехмед видя эту нерешительность сына еще раз вдумчиво понюхал кофе в своей чашке. Осторожно его попробовал, посмаковав эту бодрящую горечь. И, видимо, неудачно вдохнул. Из-за чего кофе попало не в то горло, и он закашлялся.
Сын, видно, только этого и ждал. И с видимым облегчением выдохнул, смело хлебнул кофе. Потом еще. Еще. А потом у него перехватило дыхание…
Отец прокашлялся. А вот сын…
Султан с удивление уставился на него. На то, как он хрипя упал на пол. На то как из его рта пошла пена. И на последние судороги…
В полной тишине.
Потому что никто не решился встать или что-то произнести.
— Он умер? — как-то глухо, словно не своим голосом спросил Мехмед.
И тут же к Баязиду подбежало несколько человек.
— Да, о Великий… — чуть дрожащим голосом, произнес один из них чуть позже.
— Это яд. — добавил второй.
— Не пейте этот кофе! Прошу! — воскликнул третий.
Мехмед нервно отшвырнул чашку, которая упала на пол и разбилась. Расплескав содержимое. А его дыхание перехватило.
До него медленно начало доходить происходящее.
Он вспомнил испуганный взгляд сына, который явно не хотел пить свое кофе.
«Значит знал, что кофе отравлен» — пронеслось у Мехмеда в голове. — «Значит он хотел меня отравить…»
Султан поднял глаза и окинул взглядом всех присутствующих. Они молчали и ждали его слова. Вывод, судя по всему, эти люди сделали такой же, что и их господин. Но…
— Этот мерзкий гяур попытался отравить меня, — глухим голосом произнес султан. — Но погиб мой сын… Мой сын спас мою жизнь.
— Ваш сын спас вашу жизнь, — охотно подтвердили хором все присутствующие.
Мехмед встал, пошатываясь. Упал обратно на мягкую подушку. Снова встал. Подошел к сыну. Сел с ним рядом и положив его голову к себе на колени, тихонько завыл от боли и обиды…
В оригинальной истории Баязид также пытался отравить отца. Примерно в это же время.
Причины были довольно просты.
Баязид, в отличие от отца, был представителем другой породы людей. Мехмед — рыцарь до мозга костей. Баязид — администратор. Все свое правление он упорно трудился, заслужив прозвище «Справедливый». Он, как и его отец, был покровителем и западной, и восточной культуры. Но делал это по-своему, органично их переплетая и стараясь пусть на пользу дела все, что только возможно.
Не воин и не завоеватель, в отличие от отца, он больше пекся о благополучии внутреннем. И придерживался в личном быту здорового аскетизма, под призмой религиозной духовности, разумеется. Заслужив через что прозвище «Святой».
По существу, если бы не Баязид, то Османская Империя, без всякого сомнения, развалилась бы под тяжестью собственного веса. Просто потому что на тот момент была «сшита белыми нитками» и имела массу внутренних противоречий. Что совершенно нормально для державы, которая год за годом, десятилетием за десятилетием воюет со всеми подряд, по, зачастую невнятным причинам. Стране требовался покой и плотное, серьезное занятие внутренними вопросами, которых уже поднакопилось столько, что их дальнейшее откладывание могло привести к катастрофе.
И Баязид в оригинальной истории это сделал. Он отравил отца, рвавшегося с какой-то одержимостью к славе и величию. И занялся делами. И именно благодаря Баязиду Османская Империя смогла «выстрелить» в конце XV века, превратившись в самую грозную силу Западной Евразии. Самую сильную и могущественную державу региона, с которой никто не мог совладать.
А ведь в середине XV века с войсками османов вполне могли бороться Балканские государства собственными силами. Да, с переменным успехом. Да, за счет куда большего людского и экономического потенциала османы потихоньку продавливали свои интересы. Но… османам в XV веке могла нанести поражение в генеральном сражении даже Молдавия. Которая пала только тогда, когда с северо-востока на нее навалилось Крымское ханство, а с юга — османы, выступившие в поход своими генеральными силами одновременно.
Да, Мехмед считался великим завоевателем, который взял Константинополь. Но остатки Византии к тем годам были уже настолько ничтожны, что и не пересказать. Даже не тень былого величия. Скорее воспоминания о тени. И несмотря на это, взятие Константинополя произошло на пределе возможностей и случилось по воле случая, а не из-за военного, организационного и тактического превосходства. Если бы не ранение Джованни Джустиниани Лонго город бы устоял.
Да и остальные завоевания османов второй половины XIV — первой половины XV века были связаны в первую очередь с изменой византийской аристократии и церковных иерархов. Военные успехи, конечно, тоже имели место. Но они носили сугубо факультативный характер в тех условиях. Главное, что вокруг османов шла пересборка Византии. Люди и, прежде всего, аристократы, устали от бардака, что развели Палеологи. И тянулись к новому центру силы. Из-за чего Византия и пересобирали в стихийном ключе. Однако на выходе получилась не конфетка, а очередной монстр Франкенштейна… С проблемами не только в весьма архаичной, раннефеодальной и, по своей сути, еще кочевой администрации османов, но и прогнившей насквозь Византии. И тянула эта молодая Османская Империя на одних морально волевых и лихой удачи, требуя качественной реконструкции…
В оригинальной истории отравление прошло успешно, из-за чего началась гражданская война с братом Джемом,
