Хроника великого джута - Валерий Михайлов

«…Во-первых, это ложь, что я материнскую любовь считаю выше всего… Из этого стихотворения, что, не видно? – мать я ставлю выше или революцию?..»

Подробнее всего он говорил о стихотворении «Азия». Оно было написано в 1922 году во время Генуэзской конференции, когда «азиатское освободительное движение аплодировало т. Чичерину… В «Азии» еще был другой мотив… о семитах. Контрреволюционные элементы (национализм, шовинизм, мещанство) тогда усиленно поговаривали насчет «жидов». Я хотел и этому отвратительному натравливанию реакции, т. е. антисемитизму, дать пощечину. Конечно, угрожать империалистической Европе народами Азии не по-марксистски. И, конечно, восхвалять семитов, что они поведут человечество к братству, – тоже не по-марксистски… Об этой ошибке я в мае 1923 года в журнале Казкрайкома ВКП(б) «Кзыл-Казахстан» дал полное разъяснение» где неправильность положений признал».

Разъяснения и покаяния, как оказалось потом, ровным счетом ничего не значили.

На обвинения в комчванстве С. Сейфуллин ответил следующим образом:

«В Москве 30 января 1928 года в Комакадемии состоялся доклад Громова об эмигрантской литературе. Громов восхвалял Бунина, рекомендовал нашим писателям учиться у него. В прениях выступил тов. Фриче и сказал: «…Наша лирика стоит выше эмигрантской. Мы не можем учиться у Бунина, потому что он мистик. Эмигрантские писатели обречены и раздавлены вместе со своим классом и должны сойти на нет. У этих писателей все больше и больше умирает их формальное мастерство. Нашим писателям взять от них нечего» («На литературном посту», 1928, № 4). Вот слова авторитетнейшего марксистского критика т. Фриче. Пускай плачут, что мы не хотим учиться у алаш-ординского мистика Жумабаева, ученика Мережковского и Бальмонта…»

Таков был уровень тогдашней литературной полемики. В принципе она ничем не отличается от нынешних схваток…

Самое удивительное в том времени, пожалуй, полное пренебрежение к таланту. Отнюдь не понимали его как народное достояние, отнюдь не признавали в нем искры Божьей. Дарование даже и не уважали. Мерилом литературного труда сделалась идеология – в грубом и примитивном ее толковании, на уровне доноса. Умствующие начетчики типа «т. Фриче» дрессировали новых писателей «классовыми» хлыстами. Шаг в сторону, как при конвоировании, воспринимался как побег – и тут же открывали огонь… Ни Тогжанов, ни Сейфуллин даже не замечали, как в полемике (больше похожей на взаимные политические обвинения) они дружно затаптывают талантливого литературного собрата-Магжана Жумабаева и других даровитых писателей. Вряд ли они не догадывались, что вслед за публичными обвинениями придет час оргвыводов. Конечно, каковы они будут, никто не мог предвидеть в точности. Это знал только режиссер-постановщик газетной травли, восседающий в крайкоме. Он-то знал…

Самое человеческое, что ли, в статье Сейфуллина – ее окончание, что он косвенно жалуется на тесноту рамок, в которые уложена художественная литература, и как бы робко оправдывается в своем праве писать на разные темы, в том числе и печальные.

«…При виде хорошо организованной бедняцкой сельскохозяйственной артели, где сепаратор плавно поет радостную песню коллективного труда и культуры, хочется подпевать этой прекрасной музыке культуры и любоваться работой этого коллектива… Но когда увидишь казашку, одетую в грязные лохмотья, долгим тяжелым трудом придавленную, согнутую, сморщенную, тихо идущую за тощим шатающимся ишаком… – тогда душевные переживания невольно настраиваются на печальный, мрачный камертон. Мало ли других видов нашей жизни? Все эти виды… невольно могут отражаться в нашей художественной литературе».

Невольно… Почему же не наоборот – вольно?..

Руководимые разномастными «т. Фриче», сами того не подозревая, казахские «пролетарские писатели» подрывали национальную культуру, поскольку «т. Фриче» выкрикивали на каждом углу свои приказы, приравнивающие все национальное к националистическому. «…Нашей молодой казахской общественности следует учиться не у Абая, а у Маркса, Плеханова, Ленина и других классиков марксизма… Мы считаем, что одна из первоочередных задач партийной организации Казахстана на идеологическом фронте состоит в том, чтобы покончить с абаизмом как с обычным буржуазным хламом. Потому в кратчайший срок необходимо мобилизовать все культурные силы партийно-советской общественности Казахстана против учения Абая и его современных единомышленников», – писал Ильяс Кабулов 2 августа 1928 года в «Советской степи».

Филипп Исаевич Голощекин с присущей ему настойчивостью в преследовании врага продолжал кампанию травли Магжана Жумабаева и других «старых» казахских писателей. 23 мая 1928 года, выступая с докладом на собрании кзыл-ординского партактива, он говорил:

«Тов. Бухарин в своем докладе на съезде ВЛКСМ приводит выдержку из стихотворения Джумабаева, который рассматривает проведение железной дороги в Казахстане (того, что действительно поднимает культуру, создает развитие производительных сил) как лишение всего старого. Когда мне до сих пор говорили, что есть течение у некоторых казахов против Туркестано-Сибирской желдороги, я не верил. Я этого и не мог представить себе. Но вот теперь, когда прочел это, я подумал, что да, есть, и я считаю, что их путь приведет… к лозунгу самоопределения буржуазного и с неизбежной зависимостью от буржуазии».

Ох, уж этот «любимец партии» и покровитель искусств! И когда только успевал оглядывать литературные дали – от Москвы до самых до окраин! Еще за год до того, как под его всевидящее око попалось стихотворение Магжана Жумабаева, Бухарин разразился в газете «Правда» (12 января 1927 года) «Злыми заметками», в которых фактически дал команду открыть кампанию, направленную против русских крестьянских поэтов. Под предлогом борьбы с «есенинщиной» – поэзию С. Есенина он определил как «причудливую смесь из «кобелей», «икон», «сисястых баб», «жарких свечей», березок, луны, сук, господа бога, некрофилии… и т. д., все это под колпаком юродствующего квазинародного национализма» – развернулась травля русской национальной литературы. (Понятен выстроенный Бухариным ряд образов, где смешаны Господь Бог и иконы с кобелями и суками – ведь в отрочестве Николай Иванович хотел стать не кем-нибудь, а самим антихристом!) Еще раньше, в марте 1926 года – задолго до сталинских репрессий – был расстрелян один из друзей Есенина поэт Алексей Ганин, написавший поэму против Троцкого (заметим, что «всевластный» Сталин в 1934 году лишь сослал Осипа Мандельштама, который написал стихи, направленные против него, и только спустя три года смог упечь поэта в лагерь, а уж кто-кто, но Коба славился мстительностью и вряд ли хоть слово забыл Мандельштаму).

Нет такого термина – бухаринские репрессии, но, кто знает, быть может, именно этому могущественному в те времена политику и одновременно одному из влиятельнейших членов коллегии ОГПУ обязана не только русская словесность уничтожением целой своей линии – крестьянской литературы, но и казахская литература – уничтожением лучших своих писателей, объявленных сначала «националистами», а потом «контрреволюционерами» и незаконно осужденными еще в 1929 году.

Схема представляется простой: Голощекин, который в своих целях уже «использовал» национальную интеллигенцию и теперь задумал ликвидировать ее (вспомним его многозначительные слова: «Мы можем отбросить этих временных союзников» – совершенно очевидно, что значит отбросить в словаре палача), подсунул Бухарину цитату из стихотворения М. Жумабаева, чтобы на всю страну ославить своих «националистов», то есть подвести базу под их арест и заодно заручиться поддержкой з Москве, в Политбюро. Не мог же Бухарин, который по-казахски не разумел, сам усмотреть политическую «блошку» в произведении казахского поэта! У политиков случайностей не бывает. Разумеется, это вовсе не исключает того, что Филипп Исаевич получил разрешение на арест большой группы виднейших интеллигентов Казахстана от человеколюбивого Кобы, но то, что расправа произошла – как теперь выражаются – с подачи Голощекина, не вызывает сомнений… Судя по всему, это была артподготовка перед коллективизацией: перед тем как ломать народную хребтину – крестьянство, надо было избавиться раз и навсегда от тех его духовных вождей, кто никогда и ни при каких условиях не пошел бы на соглашательство с властями…

19 апреля 1929 года «Советская степь» напечатала письмо «О творчестве писателей-казахов». Оно сопровождалось небольшим редакционным предисловием:

«В редакцию газеты «Правда» и в редакционную коллегию «Литературной энциклопедии» группой товарищей послано письмо-протест по поводу ошибок, допущенных «Энциклопедией» в отношении оценки творчества отдельных писателей-казахов. Ввиду большого общественного интереса этого письма приводим его полностью».