Тайга: андроиды - Алекс Миро

— Ингрид…

— Лучше меня, — Ингрид подняла на него глаза. — Я не буду делать этого с собой.

— Я так и думал. Но если все пройдет удачно, мои генералы, да и я сам…

— Не можешь подобрать к этому слово? — спросила Ингрид.

— Даже не знаю, как это назвать.

— Как ни назови, Витя, итог будет один. Ты уже не будешь тем человеком, которого я знала. Все вы изменитесь. Да, станете в тысячу раз умнее, начнете схватывать на лету и анализировать за доли секунды. Вы станете сверхлюдьми. Но не теми Витями, Егорами, Антонами и прочими, которыми были. Я боюсь и не хочу этого.

— Для меня или для себя? — спросил Титов.

— Для нас с тобой, — прошептала Ингрид очень тихо.

Титов вздохнул.

— Мои генералы не могут быть лучше меня. Вопрос стоит так: либо все командование во главе со мной, либо никто.

Ингрид ничего не ответила. Она смотрела на подопытного. Тот был увлечен заданиями, его глаза горели любопытством. В уме он совершал такие сложные математические действия, на которые не способны обычные люди, и ничуть не уставал от этого. Ингрид было неприятно представлять себе Виктора таким же. Она вообще сомневалась в том, что сидевшее перед ней в стеклянной камере существо все еще было человеком.

***

— Расскажите, что вы чувствуете, — попросил психолог. — Опишите простыми словами.

Человек за стеклом не раздумывал ни секунды.

— Энтузиазм, легкость. Настроение приподнятое, энергии и сил хоть отбавляй.

Тесты продолжались до самой ночи. Специально созданная коллегия для оценки прогресса и состояния подопытного в полном составе сидела на стульях в ряд, внимательно слушая пациента.

Ингрид поерзала на стуле. Она устала и незаметно зевала, приложив руку к лицу.

— Как бы вы сравнили свое состояние до операции и сейчас? — спросил психолог.

— Две разных личности, — заключил подопытный серьезно. — Я вспоминаю себя таким, каким был пару дней назад. Я был ничтожным, глупым, малообразованным человеком, которым управляли эмоции. Я не принадлежал себе. Мною руководили химические реакции, я был марионеткой в руках собственных чувств. Теперь я все держу под контролем.

— Вами руководит разум? — переспросил психолог.

— Именно так. Теперь я Знаю, — подопытный поднял палец вверх. — Я не строю предположений на пустом месте, не домысливаю, не выдумываю. Я просто беру ту информацию, которой обладаю, и на ее основе делаю верные заключения.

— Вы считаете, что не можете ошибаться? — спросил психолог.

— Могу. Но эти ошибки продиктованы недостаточным объемом информации, а не человеческой эмоциональностью. Если раньше я делал выводы на основе предыдущего опыта, и каждый раз ошибался, — ведь каждая новая ситуация неповторима, и ее не стоит оценивать по примеру прошлого — то теперь я опираюсь исключительно на факты.

Один из членов комиссии наклонился к Ингрид.

— Сколько у него классов образования? — спросил он.

— Пять. Неблагополучная семья. Сын алкоголиков, — прошептала Ингрид.

— Ничего себе, — выдохнул ее коллега.

Ингрид терзали сомнения. Маршал хотел сделать как лучше, создать армию, равной которой не будет в мире. Она знала Виктора. Он был готов на все, чтобы защитить свою страну, и пока он жив, он никогда не применит силу и не проявит агрессию против других государств. Но маршал не бессмертен, и однажды созданная, его технология может стать разрушительной в руках менее порядочного командующего.

Кстати о бессмертии. Ингрид вспомнила пробирку, которую показал ей недавно Виктор. Он задал ей вопрос, на который у нее пока не было ответа. В пробирке была заключена его власть. Вакцина от старости была предназначена только для генералов, сторонников Виктора, его ближнего круга. Но для Ингрид он был готов сделать исключение. Согласилась бы Ингрид на нечто подобное? Ее решение не вживлять себе биосинтетический мозг было твердым и непоколебимым. Хотя бы в этом она не сомневалась. Больше всего на свете она боялась потерять себя, и даже аргументы о том, что как ученый она сможет добиться невероятных высот, ее не переубедили. Но долгая жизнь… Что в ней плохого? Возможно, она уговорит Виктора даровать вакцину и Леде.

Она смотрела на свою дочь и думала, что не может лишить ее возможности прожить пару сотен лет. Леде она пока ничего не сказала. Ингрид считала, что должна все решить сама. Леда еще молода, а молодости свойственна любовь к авантюрам. Вакцина? Непременно! И Леда согласится не раздумывая, даже не оценив последствия. А Ингрид знала какими они будут. Леда будет одинока. Невозможно завести друзей, любовника, мужа, детей, зная, что ты переживешь их всех. Девушка начнет сторониться обычных людей, когда поймет, что они уйдут от нее первыми, один за другим, и она будет горевать на их могилах. Сто лет одиночества, почти по Маркесу. Разве она могла хотеть чего-то подобного для Леды?

Ингрид погрузилась в свои мысли.

— На сегодня закончим? — психолог уже во второй раз обращался к ней, но Ингрид не слышала.

Она вздрогнула.

— Что? Простите, коллеги.

— На сегодня все, мисс Берг? — в третий раз повторил он.

— Да, конечно. Мы же не киборги, мы устали, — она выдавила из себя улыбку.

Стулья задвигались, комиссия разошлась по комнате. Подопытный внимательно наблюдал за ними. Ингрид подошла к стеклу.

— Михаил, — она впервые обратилась к подопытному по имени.

Тот встал с кушетки, и, покачиваясь (его тело было все еще человеческим, и после тяжелой операции восстановление шло не так быстро), подошел к стеклу.

— Да, мисс Берг, — мягко сказал он.

— Вам нравится тот человек, которым вы стали? — спросила она.

— Да, я стал лучше. Я уже отвечал на подобный вопрос во время психологического опроса.

Ингрид кивнула.

— Я вот к чему… — она помедлила. — Вы счастливы?

Михаил задумался. До этого момента он без колебаний давал ответы на самые трудные вопросы, но все они носили аналитический характер. А заданный ею вопрос был эмоциональным. И пациенту пришлось обратится к той своей части, которая осталась неизменной — к Михаилу, сорока лет отроду, к мальчику, пережившему жестокие побои отца, издевательства одноклассников, равнодушие матери, которая любила бутылку больше собственного сына. К тому Михаилу, который однажды увидел маленькую хорошенькую девочку, и сам не понял, как сотворил с ней то, что сотворил. Потом он раскаивался, и ужасался, и молился, чтобы ничего подобного с ним больше никогда не случилось. Но, к сожалению, с тех пор страшные желания продолжали одолевать его по ночам. Вот этот человек сейчас должен был ответить на вопрос, а счастлив ли он?

— Нет, — ответил он грустно. — Я не счастлив. И никогда не был счастливым. Никогда.

Ингрид стало не по себе. Она развернулась и вышла из комнаты.