Генералиссимус князь Суворов - Александр Петрушевский

Были взяты три батареи и два лагеря; оставался еще третий лагерь, самый большой, по другую сторону Туртукая, и при нем последняя батарея, а также самый город, где в домах засели бежавшие из отнятых лагерей Турки. Суворов двинул на лагерь резерв майора Ребока, а на город Батурина. Лагерь с батареею были взяты мгновенно, и город очищен в короткое время. Турки разбежались по разным направлениям. В это время подоспели с того берега 150 карабинер и 60 казаков и содействовали совершенному рассеянию неприятеля.

Атака велась горячо; офицеры находились впереди и первыми всходили на батарею. Возбуждение людей было так велико, что они никому не давали пардону, и потому пленных не было. Несмотря на трудности ночной экспедиции и боя, все дело шло как по писаному, и лишь самое незначительное число людей и лошадей утонуло при переправе через Дунай кавалерии. Сам Суворов дважды подвергался большой опасности; при атаке батареи разорвало турецкую пушку и осколками сильно ранило ему правую ногу; потом на него наскочил один янычар с поднятою саблей, так что Суворов принужден был парировать удары, пока подоспели и выручили его свои.

В начале 4 часа ночи все было кончено; отряд занял позицию на высотах за городом и послал в город две сборные роты, чтобы вывести оттуда христиан для переселения на наш берег и затем порохом и огнем разрушить и сжечь город до основания. Приказание было быстро исполнено, и роты вернулись, навьюченные разной добычей, для дележа с оставшимися товарищами. Христиан выведено около 700 человек.

Трофеями победы были 6 знамен, 16 пушек, из коих 2 негодные брошены в Дунай, 30 судов, 21 небольшая лодка, Неприятелей легло много, но показанная Суворовым цифра 1500, выше действительной. С нашей стороны выбыло из строя убитыми и ранеными больше 200. Возвратясь на свой берег, Суворов построил отряд в каре и отслужил благодарственный молебен. Разбогатевшие солдаты давали священнодействовавшему духовенству золотые и серебряные деньги.

Еще до солнечного восхода, Суворов написал карандашом на маленьком клочке бумаги и послал Салтыкову следующее короткое донесение: «Ваше сиятельство, мы победили; слава Богу, слава вам» 3. До последнего времени Суворову приписывалось другое донесение, посланное будто бы Румянцеву и состоящее из двустишия:

Слава Богу, слава вам,Туртукай взят, и я там.

 Но по открытии первого из этих донесений, стали совершенно отрицать второе, даже не только самое донесение, но и его возможность. Это едва ли справедливо. Суворов мог послать с поля сражения короткие донесения и Салтыкову, и Румянцеву, тем паче, что последний ждал результата поиска, и рапорт к нему от Салтыкова должен был запоздать, так как от Суворова Салтыков был в одну сторону, а Румянцев в другую. Подобные дубликатные донесения практикуются, иногда они даже необходимы, чего впрочем в настоящем случае не было. Если бы Суворов послал немедленное донесение о победе одному главнокомандующему, то поступил бы непростительно, но он донес обоим. Наконец, о приведенном двустишии упоминает в своей книге Антинг, именно в первой части, которую читал и исправлял в рукописи сам Суворов 4 при этом он мог забыть хронологию мелочей, случившихся 20 лет назад, но никак не мог оставить в рукописи вымышленного донесения. Все это наводит на заключение, что факт написания Суворовым двустишие и отправки двустишие к Румянцеву не только возможен, но и весьма вероятен.

На другой день после туртукайского успеха, Суворов пишет графу Салтыкову письмо: радуется, что «все так здорово миновалось», прикидывается простячком и даже употребляет искалеченную латынь: «подлинно мы были вчера vепi, vаde, vince, а мне так первоучинка, Вашему сиятельству и впредь послужу, я человек бесхитростный. Лишь только, батюшка, давайте поскорее второй класс» (подразумевается св. Георгия). Два дня спустя, он возвращается к тому же предмету, настраивает себя на наивный тон и прибегает к другим доводам. «Не оставьте, ваше сиятельство, моих любезных товарищей, да и меня Бога ради не забудьте, Кажется, что я вправду заслужил георгиевский второй класс; сколько я к себе ни холоден, да и самому мне то кажется. Грудь и поломанный бок очень у меня болят, голова будто как пораспухла; простите мне, что я съезжу в Бухарест на день-другой попариться в бане... Коли мне нечего здесь делать, дозвольте мне к себе на время приехать». На следующий день опять письмо, по поводу производства Салтыкова в генерал-аншефы и комплимент на счет его отца, впрочем совершенно справедливый: «уповаю, что ваши милости ко мне и вперед отменить не изволите, Будьте войсками так любимы, как ваш родитель» 3.

Таким образом, существовавший в литературе анекдот (опровергнутый лишь позднейшими исследованиями (об отдаче Румянцевым Суворова под суд за произвольный будто бы поиск на Туртукай, принадлежит к области чистого вымысла. Румянцев был недоволен не Суворовым, а Салтыковым. Из дивизии последнего было сделано несколько поисков и один из них очень неудачный. Полковник князь Репнин взят в плен с 3 штаб-офицерами, у нас убито и пропало без вести больше 200 человек, отбито 2 судна и 2 пушки. Так по крайней мере сообщал Суворов, по дошедшим слухам, Потемкину. Затем наступило в Валахии бездействие; удачным туртукайским поиском Салтыков не воспользовался, несмотря на настояния Румянцева, и сообщения Турок по Дунаю производились свободно. Из переписки Суворова с Потемкиным видно, что он, Суворов, за Турками внимательно следил и даже собирал о них по той стороне реки сведения, посылая туда партии, но это ни к чему не вело. Вообще война велась крайне вяло всюду; блестящим исключением служили только действия генерала Вейсмана 5.

Чтобы отвлечь от Вейсмана внимание Турок верхнего Дуная, Румянцев приказал Салтыкову произвести демонстрацию и приступить снова к экспедициям за Дунай. Такое распоряжение совершенно гармонировало с мыслями Суворова, который ясно сознавал ненормальность наступившего положения дел, поиски небольших казачьих партий находил недостаточными, считал нужным утвердиться на той стороне реки и производить набеги подальше внутрь страны. С этой вероятно целью он, как мы видели, желал повидаться с Салтыковым и выпросить у него подкрепление пехотой, однако ничего не добился. Тогда на досуге он принялся исправлять негоештское укрепление, чинить и укомплектовывать артиллерию, приводить в готовность флотилию и ревностно обучать войска. А туртукайский турецкий лагерь тем временем рос, войска прибывали. Больно было это Суворову; он снова представлял Салтыкову о необходимости утвердиться на том берегу, развивал подробности исполнения и просил подмоги. Салтыков не уважил резонов, остался при своих взглядах и, готовясь начать движение с целью предписанной Румянцевым демонстрации, приказал Суворову, в случае необходимости, обращаться за подкреплением к Потемкину.