КГБ. Последний аргумент - Атаманенко Григорьевич

Слава о похождениях Алика впереди него бежала—не успел еще в Бутырке оказаться, а ему уже там почетный прием блатные организовали. Ковровых дорожек и пионеров с барабанами только не было при встрече.

Через некоторое время короновали Алика, стал он вором в законе по кличке «ЗЛОТНИК». Всего-то два дня и носил корону. «Малява» — известие — пришла с воли: ссучился Непорочный, продался ментам, воровской Орден променял на возможность выйти быстрее на волю к Дарье. Вслед за обрядом посвящения в высшее преступное сословие последовал другой. «Опустили» — принародно «раскороновали» — его урки там же, в Бутырке. Отторгли, значит, за измену.

Оказался он вскоре на воле. Некоторое время о нём ничего не было известно — на карантин сел. Вскоре стал верховодить на «курсах молодых бойцов». Те, кто знал о том, что его завербовал МУР и изгнан он с позором из воровского сообщества, — уже или в мире ином, или безвылазно на зонах да по тюрьмам. Так что молодая блатная поросль, которую он с успехом натаскивал, не ведала, что находится Алик под муровской опекой.

Преступление во благо государственной безопасности

Алику хватило двух минут, чтобы усвоить, какая роль отводится ему в предстоящем спектакле на Центральном рынке.

— Только вот, неувязочка одна выходит, гражданин «опер упал-намоченный», — обратился он к Николаю Ионову, почувствовав в нем старшего. Где гарантии, что в ментовской, узнав, что я—Непорочный, будут вести со мной такие же задушевные беседы? В менты принимают не по интеллекту, а по анализам! Разговор у них с такими, как я, соответствующий—«аналитический», так тебе наТЫкают «демократизатором» в ребра и в харю, а потом—в козлятник на трое суток без права переписки с ООН и ЮНЕСКО о правах человека...

— Ты цену себе не набивай, будто беременная кенгуру, — оборвал его Молочков, у которого Алик состоял на связи, — сказали же тебе, что даже в журнале происшествий регистрировать не будут... Товарищ, — капитан выбросил руку в сторону улыбающегося Ионова, — обо всём уже подумал... А под видом сознательных граждан, что на рынке «повяжут» тебя, будут выступать ихние... то есть, наши люди... Ты, помнится, рассказывал мне про лохов, которым взрезал карманы, доставал оттуда какую-нибудь муть и принародно возвращал её владельцу: дескать, держи, раззява, не у себя в деревне — в столице ухо надо держать востро... Тогда ты не боялся и гарантий ни у кого не требовал, а теперь? Что изменилось теперь?!

Алик проигнорировал вопрос. Сложив губы трубочкой, он сосредоточенно пускал кольца табачного дыма в потолок.

— Ну, что ж, — Ионов пошел ва-банк, — если наш друг сомневается, настаивать не будем... Я генералу так и доложу... Кстати, Алексей Федорович, — взгляд в сторону капитана, — какое вознаграждение вы платите за риск?

— Когда как, Николай Григорьевич, — Мол очков принял подачу Ионова, — иногда даже в случае инвалидности пособие выплачиваем...

— Ну, до этого, я уверен, дело не дойдёт...

Психологический прессинг Ионова с использованием так чтимых Аликом категорий: «наш друг», «генерал» и «вознаграждение» дал результаты. Непорочный, малый понятливый, тут же загасил сигарету.

— Нет, я что? Мне бы вот только вторую, — вор показал свою здоровую руку,—не сломали... А остальное—разыграем как по нотам...

Алик Непорочный слово сдержал.

На машине «наружки» его подвезли к рынку, показали мать Пеньковского, появившуюся у прилавков с овощами и фруктами.

Заточенным серебряным полтинником, зажатым между указательным и средним пальцами правой руки, Алик взрезал её хозяйственную сумку. Не успел злоумышленник достать вожделенный кошелёк и связку ключей, как на него навалились «сознательные граждане», случайно оказавшиеся в тот час на Центральном рынке...

Шум, гам, как водится. Для порядку, или подначки ради кто-то крикнул: «Держи вора!» А чо его держать-то? Стоит себе, как музейный экспонат — не шелохнётся. И, вроде, даже совестно ему в глаза людям смотреть. Знать бы им, зевакам, чего стоило ему, виртуозу «щипаческого» дела, сломить свою гордыню, чтоб вот так вот принародно обосраться! С другой стороны — чего ни сделаешь, если опер просит...

Бутерброд с икрой, как известно, падает икрой на пол — мимо рынка как раз проезжал милицейский наряд на «уазике». Всех: тётю Клаву, карманника, бдительных граждан погрузили в машину и отправили в отделение. Тут и началось! Допросы, протоколы, очные ставки...

Потом приказ: «Следственный эксперимент!» И снова повезли всех на рынок, где расставили пострадавшую, посягателя и свидетелей по местам, и попросили вспомнить, кто, чего делал, о чем думал и прочее. И так беспрерывно все пять часов... А как же, профессионалы — они работают основательно!

— Ничего себе, сходила за клубничкой для внучки, — сжимая связку ключей и кошелек в руке, молвила тётя Клава при выходе из отделения, — чтоб вам всем ни дна, ни покрышки!

Алексей Киселёв и Николай Ионов основательно покопались в рабочем столе Пеньковского, добыв убедительную доказательную базу его преступного промысла. Был обнаружен вызвавший восхищение профессионалов арсенал шпионских аксессуаров: три минифотокамеры «Минокс» — любимый инструмент всех шпионов тех и последующих времен, позволяющий делать до 50 снимков без перезарядки, — диктофоны, шифртаблицы, инструкции по связи и, конечно, несколько нераспечатанных пачек банкнот по 10 тысяч рублей каждая.

Всё обнаруженное, но до поры оставленное нетронутым на своих местах, свидетельствовало, что полковник предавался шпионскому промыслу с маниакальной неистовостью...

Приговор

Через две недели после обыска оперработники, дежурившие у перископа, стали свидетелями, как Пеньковский рассматривает поддельный советский общегражданский паспорт. Об этом немедленно было доложено генералу Грибанову. Опасаясь, что объект намерен привести в действие план перехода на нелегальное положение, председатель КГБ СССР Владимир Семичастный согласовал вопрос с Первым секретарём ЦК КПСС Никитой Хрущёвым, и 22 октября 1962 года Псньковский был арестован.

Расследование, проведенное по указанию руководства страны, показало, что с помощью предателя англо-американские разведслужбы заполучили важнейшую стратегическую информацию о военном потенциале СССР и, в частности, о наших ракетно-ядерных силах. Причём именно в разгар Карибского кризиса, когда военное противостояние двух супердержав достигло своего апогея и возникла реальная угроза начала Третьей мировой войны.

Было установлено, что в течение 18 месяцев преступной деятельности Псньковский изготовил и передал ЦРУ и СИС более 5 тысяч фотоснимков с секретной информацией военного, политического и экономического характера.

Кроме того, спецслужбы Западной Европы получили от своих англо-американских коллег списки с десятками имён сотрудников КГБ и ГРУ, работавших за рубежом легально и нелегально.

...Суд, проходивший в Москве 3—11 мая 1963 года под председательством генерал-лейтенанта юстиции В.В. Борисоглебского, признал Пеньковского виновным в измене Родине и шпионаже и приговорил к высшей мере наказания (расстрелу) без права на отсрочку и обжалование.

Приговор приведён в исполнение 18 мая 1963 года в Бутырской тюрьме.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

РОЗЫСКНОЕ ДЕЛО «ВУРДАЛАКИ»

В столичных правоохранительных органах долго и недобро вспоминали весну восемьдесят второго. Дружно сошедший в апреле снег обнажил следы таких жутких преступлений, о которых не слыхивали и старослужащие.

С разницей в несколько дней сразу в нескольких районах Москвы: в Измайловском лесопарке и у Борисовских прудов, в парке Сокольники и в прибрежных кустах Химкинского водохранилища были обнаружены шесть обезглавленных трупов.

Паника охватила руководство столичной прокуратуры: это же конвейер «висяков»!

Когда количество трупов достигло десяти и «вражьи голоса» — зарубежные радиостанции — начали активно озвучивать новости из криминальной хроники столицы, все уголовные дела по фактам обнаружения «всадников без головы» передали в Комитет госбезопасности.

Обезглавленные находки продолжали поступать, и теперь уже начальник управления КГБ по Москве и Московской области генерал-полковник Виктор Алидин схватился за голову. А через некоторое время настал черед и высших сановников из ЦК пить валерьянку...

Из самых опытных розыскников-волкодавов Комитета была создана оперативная группа, начальником штаба которой назначили меня. Произошло это моей воли вопреки, так как розыск в круг моих служебных обязанностей не входил. Я, будучи начальником Отдельной службы КГБ, занимался разработкой иностранных разведчиков, действовавших в Москве под дипломатическим прикрытием.