Синий мир (Сказка о любви, ХХIII век) - Юрий Тупицын

- Хочу.

- Но ты забыл о том. в какое время жил Овидий. И в какое время живешь ты!

- Причем тут Овидий?

- Притом, что именно Овидий изложил эту историю с Орфеем и Эвридикой, и ты об этом отлично знаешь. Но когда жил Овидий? На закате Римской империи, во времена Нерона.

Лобов улыбнулся горячности товарища, он даже любил эту его черту.

- Положим, Овидий жил на полвека раньше. Во времена Октавиана и Тиберия.

- Какая разница? "Страдальцем кончил он свой век, блестящий и мятежный, в Молдавии, в глуши степей, вдали Италии своей", так, по-моему? Век был не только мятежный, но и дикий. Жизнь человека ничего не стоила. Овидию еще повезло - сослали на задворки империи - в Молдавию, а могли ведь угостить цикутой или вскрыть вены на ногах в ванне с теплой водой. Твой Овидий, вдали Италии своей, был страшно одинок! Поэтому и все его герои одиноки. Но теперь-то другое время. Да разве мы, твои друзья, допустим, чтобы ты отправился на встречу с ударной волной от звездного взрыва в одиночку? И чтобы ты один оказался на Уикте, в глуши степей, вдали родины своей?

Снегин помолчал, успокаиваясь.

- Твое предложение принимается. Но с одной оговоркой. Этот дальний патрульный корабль "Перун" рассчитан на экипаж из четырех человек, я не ошибаюсь?

- Не ошибаешься. Помимо штурмана и бортинженера там предусмотрен и помощник командира, второй пилот.

- Так вот, предложение принимается с условием, что вторым пилотом с тобой пойду я. Ну, а Клим и Алексей, как я надеюсь, разделят нашу компанию.

Несколько долгих, весомых секунд Иван молчал.

- Ты?! - выговорил он наконец.

- Я, - с некоторым самодовольством ответил Всеволод и, очень довольный произведенным эффектом, засмеялся.

- Ты? - все не верил Лобов.

- Я,- теперь уже с грустью подтвердил Снегин, но его синие глаза были не грустными, а сердитыми,- засиделся я в своих административных креслах. Обюрократился! Недавно поймал себя на мысли, что на живое летное дело, для которого мне когда-то и жизни было не жалко, смотрю вроде как сверху пренебрежительно. Как же, командующий всем дальним кос-мофлотом, член Совета Земли! Осточертело!

Лобов молча смотрел на товарища, и веря, и не веря его словам. Снегин усмехнулся углом рта и заговорщицки придвинулся к Ивану.

- Мне надо встряхнуться! Снова, как в молодости, подергать за бороду его величество случай. Лучше твоего проекта придумать для этого ничего невозможно! Ну, а потом можно будет подумать и о том, оставаться мне на посту командующего или настало время менять профессию. Желающие руководить - всегда найдутся.

- А как же твои далийские дела? - все еще сомневался Лобов.

- Неужто Земля оскудела дипломатами? Совет Земли найдет кому передоверить мои контакты с Таигом. Да черт с ним, с Даль-Геем, в конце концов!

Снегин засмеялся, и Иван разглядел в нем вдруг проглянувший облик лихого командира патрульного корабля.

- Ну, берешь меня в помощники?

- О чем разговор? Конечно беру! - Но, судя по всему, сомнения еще не оставили Лобова.- Ты подумай еще раз. Подумай хорошенько! Стоит ли рисковать? Ведь пойдем не на прогулку.

Снегин долго молчал, прежде чем ответить.

- Хочешь начистоту? Совсем начистоту?

- Иначе в таком деле нельзя.

Снегин вздохнул, с некоторой снисходительностью поглядывая на товарища.

- Можно, Иван. Можно! В любом деле можно лукавить. Но с тобой я лукавить не хочу. Я иду с тобой не только по велению сердца, не только по дружбе и потому что мне надоело сидеть в кресле командующего. Хотя и то и другое в моем решении присутствует. Я иду еще и потому, что хочу поделить с тобой, Климом и Алексеем славу первопроходцев. Я честолюбив, Иван! Мне хочется, чтобы мое имя сохранилось в памяти человечества.

- Оно сохранится и без этой операции,- мягко заметил Иван.- Имя командующего дальним космофлотом второй половины двадцать третьего века.

Снегин пренебрежительно шевельнул бровью.

- Это не слава. Не та, настоящая слава, которая остается в памяти человечества навсегда. Я хочу славы Христофора Колумба, Юрия Гагарина, Андрея Дзю! И ты можешь подарить мне эту славу, если возьмешь на "Перун". Теперь я сказал тебе все, как на духу. Вот и решай окончательно - берешь меня на борт "Перуна" или нет.

- Конечно беру! И если хочешь, садись на левое кресло, за командира. Я не жаден до славы, Всеволод.

- Знаю. Но хоть я и жаден до славы, слева не сяду. Интересы дела прежде всего,- Снегин грустновато улыбнулся.- Как пилот, ты сейчас на голову выше меня. Да пожалуй, и всех остальных!

- Не преувеличивай, - поморщился Иван.

- Скромность - паче гордости. А вообще, ты прав. Как писал этот громкогласный поэт-трибун? Сочтемся славою, ведь мы свои же люди! - Снегин подсел к Ивану вплотную, приобнял его за плечи и спросил: - Сколько мы сидим здесь с тобой?

Лобов на секунду задумался.

- Минут тридцать-сорок, не больше.

- Тридцать-сорок,- Всеволод, морща в раздумье высокий лоб, покачал головой.- А через месяц-другой, когда на гребне ударной волны примет старт "Перун", за тридцать-сорок минут нас вынесет по рукаву Ориона за пределы Галактики в окрестности Одинокой Звезды! Можно ли верить в это?

- Тридцать минут - это в идеале,- практично заметил Иван,- отдел астрофизики, выбирая звездную пару для вспышки, будет, конечно, к нему стремиться. Но вряд ли он достижим.

- Я и говорю об идеалах,- Снегин повел рукой,- смотри, Иван!

Шумел и плескался фонтан, вокруг которого под негромкую музыку двигались пары танцующих. Одни молча, полностью отдавшись ритму движений, другие - обменивались короткими репликами, и третьи - будто и полностью погрузившись в оживленный разговор. Среди танцующих Иван заметил и красавицу-африканку. И она перехватила взгляд, только не его, как спустя секунду понял Иван, а Всеволода, сидевшего рядом. Подняла в приветствии смуглую руку и улыбнулась, сверкнув полоской сахарных зубов.

- Смотри, Иван, - повторил Снегин.

Между горками цветов и разноцветной зелени растений сидели за столиками космонавты и их друзья. Ели и пили, просто отдыхали в привычной для себя атмосфере. Говорили, хохотали, слушали, глядя в глаза собеседников, печалились, улыбались и отрешенно молчали.

- Смотри, Иван. Это жизнь! Земная жизнь, которую я люблю столько же, сколько самого себя. Да это и есть я сам, только в бесконечно разных отраженьях. Сколько людей! Сколько разных, непохожих страстей!

Иван покосился на Снегина, стараясь понять, куда он клонит. Медальное лицо Снегина было взволнованным, почти грустным. Но перехватив взгляд товарища, он улыбнулся.

- Тридцать минут - в идеале, как ты справедливо уточнил, и мы с тобой, покинув все это, оказываемся под черным небом бесконечности, в котором парит светлокрылая Птица - Галактика. У тебя не кружится голова? Тебе не хочется заплакать? Может быть, от счастья, может, от горя, может, от вкушения живого чуда?