Женить нельзя помиловать - Вячеслав Шторм

ГЛАВА XV

В которой рассказывается о том, как сильна любовь и переменчива фортуна, а также раскрывается методика воссоздания заклинаний, не требующих энергозатрат

— Твоего портала?! — хором воскликнули мы с Боном; Глори удовлетворенно кивнула, а вот Римбольд вышел вперед, уперев руки в боки, и окинул ненавистного родственника презрительным взглядом:

— Недаром у нас говорят: «Словам хримтурса верь смело, услышанное от человека дважды перепроверяй, а башмачнику не верь никогда!». Он вам в глаза врет!

— Я?! Вру?! — вскинул голову лепрехун.

— Врешь! — злорадно подтвердил Римбольд. — Мы все-таки родственники, хоть и тошнит от такого родства, и вашу породу я знаю куда лучше этих, — кивок в нашу сторону, — простаков. Не бывает среди лепрехунов и гномов магов! Не бы-ва-ет! Вообще!

— Постой, а как же Мукра, который над Бедулотом Болотным измывался? — удивился я, вспомнив рассказ «Сирины ле Берж».

— А что Мукра? — фыркнул Римбольд. — Мукра был чистокровный человек! Просто карлик. А для вас, балбесов, все, что ниже полутора метров ростом, да еще и с бородой, — обязательно гном!

— Ну а Нефенор Предатель? — медовым голосом спросил лепрехун.

— Вранье! — взвился гном. — Чистой воды вранье, придуманное вашим подлым родом, чтобы очернить наш!

— А кто такой этот Нефенор и почему он предатель?

— Да что вы его слу…

— Помолчи, — прервала гнома Глори. — Так что там с Нефенором?

— Насчет Мукры ваш товарищ совершенно прав, — охотно откликнулся Шлема, усаживаясь на песок, — а вот Нефенор и впрямь был гномом. Поначалу. Правда, не магом.

— А я что говорил?!

— Не влезай! — рявкнули хором мы, и Римбольд, надувшись, демонстративно повернулся к нам спиной.

— А кем он был?

— Самым обыкновенным гномом. Впрочем, нет. Необычным. Он был безнадежно влюблен в женщину.

— И это ты называешь необычным?

— В человеческую женщину. Оп-паа!

— Безнадежно в прямом смысле. Она его в упор не замечала, и немудрено — красавица вбила себе в голову, что отдаст свое сердце только магу. Узнав про это, бедный Нефенор перестал пить, есть и вообще потерял вкус к жизни. Отец же его был в то время верховным жрецом Пругга Тяжкого Молота. Само собой, бедный родитель страх как переживал за свое единственное чадо и дни напролет молился, прося бога спасти сына от смерти.

— Погоди, — перебила рассказчика Глори, — но я считала, что гномы по своей природе не способны на самоубийство.

— Правильно, но сила любви Нефенора была столь велика, что он пошел против своей природы. В конечном счете именно это и привлекло внимание Все-отца Пругга. Он явился к строптивцу и потребовал, грозя страшными карами, чтобы тот не позорил своего рода и заканчивал маяться дурью. Но для влюбленного не было хуже кары, чем разлука с любимой, о чем он прямо и заявил и, как Пругг ни бился, стоял на своем. В конце концов бог пообещал выполнить любую просьбу Нефенора, если тот одумается.

— И он попросил смягчить сердце красавицы?

— Нет. Она ведь была человеком, и у Пругга не было над ней власти…

— Богохульник! — не оборачиваясь, констатировал Римбольд. Проигнорировав его слова, лепрехун продолжал:

— Тогда Нефенор попросил, чтобы Пругг даровал ему магические способности, и тому ничего не оставалось делать, как исполнить эту просьбу.

— Но неужели же девушка согласилась выйти за гнома?

— Разумеется нет. Замуж она вышла за человека. А то, что под его личиной скрывался гном, узнала совершенно случайно почти через год после свадьбы. К тому времени она так привязалась к мужу и так привыкла считаться женой могущественного чародея, что не только простила обман, но и всячески поддерживала реноме Нефенора в обществе. Легенды гласят, что жили они долго и счастливо.

— Знаем мы эти легенды! — фыркнул Римбольд. — Говорил бы уж прямо — сказки!

— Сказка — ложь, да в ней намек, — дернул ворчуна за кончик колпака Бон.

— Ну да, конечно! Сейчас он вам заявит, что и его Всеотец Пругг сделал магом, поскольку он сгорал любовью к одной чудесной хримтурсихе! А те, кто его тащил в паланкине, его родные сыновья!

Лепрехун покачал головой:

— Не заявлю. Потому что я не маг.

Честное слово, если бы в эту минуту грянул гром с ясного неба, я бы удивился меньше.

— Как «не маг»? А это? — Бон кивнул на Мусорный портал.

— Позвольте, я расскажу все по порядку. — Шлема покопался в кармане и достал трубку, расшитый жемчугом кисет и круглое увеличительное стекло.

— Опять вонь! — проворчал Римбольд, но он был неправ: когда лепрехун, ловко поймав стеклом солнечный луч, раскурил трубку, из нее поплыл самый ароматный дым из всех, какие я когда-либо нюхал. Слышал я о таких табаках, привозимых боги знают из какой дали. Стоимость этого кисета, должно быть, равна его весу.

— Итак, прежде всего разрешите представиться. Шлемазл, можно просто Шлема. Родился и вырос в Кошере, в древнем лепрехунском квартале города Одисс, где и работал…

— Башмачником!

— …цирюльником, — проигнорировал шпильку Римбольда Шлема. Ух ты, да они, по сути, коллеги! Ну все, теперь гном беднягу просто заклюет…

— Жил я не сказать что богато, но и не бедно. Нормально жил. А потом в соседнем городе Виннице скончался мой дальний родственник. Приезжаю я со всей семьей на похороны, и тут выясняется, что покойный восьмиюродный дядюшка, которого я впервые увидел уже в гробу, отчего-то решил меня облагодетельствовать. Его душеприказчик вручил мне длинный узкий деревянный ящик и письмо, но прежде, как велел его клиент, взял страшную клятву, что я прочту письмо и вскрою ящик лишь по возвращении домой и в одиночестве. Надо ли говорить, что все похороны и поминки я провел будто сидя на колючем безобразе — так мне хотелось поскорее взглянуть на неожиданное наследство. Наконец, приехал я домой, дождался вечера, запер в доме все окна и двери, открыл яшичек и увидел великолепный меч. То есть в оружии я разбираюсь еще хуже, чем в сортах навоза, а в них не разбираюсь вовсе…

— Что странно! — вновь вякнул Римбольд. — Самое то для лепрехуна!

— В море закину, — будничным голосом пообещал я.

— Лучше не надо, — замахал руками Шлема. — Там пилозубы косяками ходят. Оглянуться не успеешь — до костей обглодают.

Да уж, это верно. Пилозуб — рыбка хоть и небольшая, но жуткая: не плавает — летает со свистом, пасть открывает почти под прямым углом, а в пасти-зубки в шесть рядов. Да еще и плавает, как правильно заметил Шлема, исключительно косяками. В Лоране, куда меня как-то занесла нелегкая, пилозубов во время Божьего суда используют: переплывет подозреваемый в преступлении узкую лагуну — никто ему слова худого не скажет. Но то ли и вправду все испытуемые виноваты были, то ли богам они чем-то сильно не нравились, а я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из них испытание то выдержал…

Видимо, Римбольд, хоть и не был в Лоране, о пилозубах слышал. Или просто понял, что от рыбки с таким многообещающим названием хорошего ждать не приходится. Как бы там ни было, но до конца рассказа лепрехуна он был нем, как покойник.

— О чем бишь я? Ах да, о мече, — продолжал Шлема. — В мечах я ничего не понимал, но этот меч был безумно красив и дорог даже на первый взгляд. В его навершие был вделан крупный рубин, а сама рукоять инкрустирована золотом и костью слонопотама. Ножны тоже были мечу под стать — бархат, золото, самоцветы… Одним словом, меч стоил целое состояние.

«Надо будет завтра же вознести благодарственную молитву духу усопшего родственника, — подумал я. — А меч — продать и…» Но тут я понял, что расстаться с чудесным мечом выше моих сил. Наоборот, сам последние штаны продам, только бы им владеть. «Повешу на ковер у себя в кабинете», — наконец решил я и вскрыл письмо.

«Дорогой Шлема! — писал дядюшка. — Ты, должно быть, удивлен моему подарку? Я и сам, признаться, удивился, когда понял, что из всех моих обожаемых родственничков оставить Меч-Закладенец могу только тебе. Как ты знаешь, мой мальчик, я очень богат, но здоровье за гольд не купишь. Не так давно я узнал, что неизлечимо болен и жить мне осталось, в лучшем случае, пару месяцев. К сожалению, узнал об этом не только я. Ты бы видел их, мой мальчик, этих алчных существ, моих родственников! Как падальщики с горящими алчностью глазами, они наводнили мой дом и принялись делить мое имущество еще до того, как закрылись мои глаза! Ты один, Шлема, не стал отравлять последние минуты старика на этой земле, и за это я решил тебя наградить.

Ты, должно быть, уже видел меч. Красивая штучка, правда? И сама мысль расстаться с ней кажется тебе кощунственней куска свинины на обед? Успокойся, так и должно быть. Меч этот волшебный, и он достался мне… впрочем, какая разница, как он мне достался? Главное, что отныне он твой, и если ты сумеешь превозмочь его чары, то очень скоро сравнишься со мной достатком, а эти паразиты пусть кусают локти!