Банкир в XX веке. Мемуары - Джон Рокфеллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я также начал встречаться с людьми, занимавшими высокие дипломатические посты в представительствах союзников при КНО и среди них - с послом Робертом Мерфи, подготовившим условия для высадки союзников в Северной Африке и бывшим твердым сторонником Жиро, также встретился с несколькими впоследствии известными вице-консулами Мерфи, такими как Риджуэй Найт, который позже работал со мной в «Чейз Манхэттен бэнк». Именно в Алжире я впервые подружился с Уильямом Пэйли, основателем компании CBS1, который занимался программой психологической войны на театре военных действий, и с С.Д. Джексоном, одним из заместителей Пэйли, который позже стал издателем журнала «Форчун».
За несколько месяцев я создал крупную сеть информаторов, имевших отличные позиции, что позволяло мне составлять содержательные отчеты об изменяющейся политической ситуации в Северной Африке. Полковник Суитцер увидел достоинства моей работы и предоставил мне свободу, даже включающую возможность совершать поездки - около 10 тыс. миль в джипе по Алжиру, Марокко и Тунису, а также двухнедельную поездку в Каир и Стамбул для углубления моих контактов с сотрудниками французской разведки. Вероятно, реакция из Вашингтона была положительной, поскольку не поступило приказов о том, чтобы я прекратил эти занятия.
ЖИРО ПРОТИВ ДЕ ГОЛЛЯ: ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ
Наиболее ценными связями, которые я разработал, были контакты непосредственно в руководстве КНО. В частности, два человека позволили мне получить информацию о подоплеке соперничества между Жиро и де Голлем. Один из друзей матери представил меня помощнику де Голля Этьену Бурену де Розье. Подобно большинству других в свите де Голля Этьен держал солидную дистанцию по отношению к большинству американцев, однако ко мне он испытывал дружеские чувства и эпизодически предоставлял мне полезную информацию.
Еще более податливым оказался адъютант Жиро Леон де Розен. Бежавший после революции из России, Леон проделал свой путь наверх, начиная со случайной работы и став директором сборочного завода «Фиат» в Провансе. Он вступил во Французский иностранный легион в 1939 году и стал одним из помощников Жиро в конце 1942 года. Леон и я стали близкими друзьями, и он охотно предоставлял мне информацию о борьбе между де Голлем и Жиро, поскольку несомненно считал, что эта информация будет доведена до благосклонных ушей в Вашингтоне.
Даже Леон признавал, что политическая неспособность Жиро и его связи с консервативными политическими кругами делают его победу в политической борьбе с де Голлем трудной задачей. Де Голль, с другой стороны, был проницательным и безжалостным, и шаг за шагом переигрывал своего старого соперника. По мере того как шло время, Жиро оказывался во все большей изоляции, и когда я ехал по бульвару Республики, главной улице Алжира, видел все больше и больше французских флагов с лотарингским крестом, де Годлевским символом свободной Франции, которые висели рядом с просто трехцветным флагом.
К апрелю 1944 года борьба завершилась. Де Голль вытеснил Жиро из КНО и отправил его в изгнание в город Мостаганем около Орана. Несколькими неделями позже, уже после того, как Жиро пережил попытку покушения, Леон пригласил меня на уикенд. Я разговаривал с генералом в течение нескольких часов, и он детально рассказал мне о своем бегстве из тюрьмы, о месяцах в подполье на юге Франции и о
Colombia Broadcasting System - «Коламбиа бродкастинг систем», крупнейшая общенациональная коммерческая телерадиокомпания в США. - Прим. ред.
продолжавшихся несколько недель переговорах с союзниками, приведших к вторжению в Северную Африку. Жиро был гордым человеком, обладавшим всеми качествами солдата, и он принял свое поражение с достоинством и печалью. Он представил мне интереснейшее виденье политической ситуации, имевшее важные последствия для послевоенного периода, о чем я и доложил в Вашингтон.
Многое в моих отчетах касалось антиколониального движения, которое набирало силу среди арабов и берберов по всему Магрибу. Это обстоятельство имело немалое значение, поскольку известно, что после войны правительство США поддерживало независимость колониальных территорий в Азии и Африке. В одном из отчетов я писал: «Германская пропаганда среди арабов Северной Африки не является более эффективной. Арабы поддерживают союзников. В Алжире в основе своей не существует враждебности между евреями и мусульманами... Главный антагонизм арабов направлен на колонов... Происходит быстрое распространение коммунизма... Конечной целью мусульман Северной Африки является, по их словам, политическое и экономическое равенство с другими национальными группами».
Мне было ясно, что, несмотря на то, что Алжир был включен во «французскую метрополию», арабы и берберы противились французскому контролю. Во время Второй мировой войны уже можно было видеть зарождение арабского мятежа, который привел к независимости Алжира в 1960 году. Однако прежде, чем это произошло, потребовалась жестокая колониальная война и едва не состоявшееся крушение Французской Республики.
Хотя мои обязанности в Северной Африке не были связаны с риском, случались и моменты чрезвычайной опасности. Ближе всего я столкнулся со смертью во время обычного полета из Марокко в Оран, причем причиной был отнюдь не вражеский огонь. Я летел на самолете DC-3, сидя благодаря воле случая вместе с Эдлаем Стивенсоном, который был в командировке в качестве помощника Нокса, бывшего в то время морским министром. Мы попали в сильную болтанку, усугубленную густыми облаками, скрывавшими наземные ориентиры. Самолет не был оборудован радаром, и пилот долго кружил, надеясь найти разрыв в облаках. Глядя через плечо пилота, я видел, как стрелка указателя уровня топлива зловеще указывает на пустой бак. Пилот, видимо, нервничал. Эдлай позеленел, и я, вероятно, выглядел не лучше. В качестве последней меры пилот направил самолет вниз через облака, чтобы найти ориентиры, надеясь, что мы не врежемся в какую-нибудь вершину прибрежного хребта. Мне показалось, что мы спускались вечность и вышли из облаков над посадочной полосой на высоте приблизительно 30 метров. Пилот благополучно приземлился, прозаически закончив этот тревожный полет.
ДОМОЙ И ОБРАТНО
В июле 1944 года полковник Суитцер организовал мне поездку в качестве курьера для сопровождения нашей почты с разведданными в Вашингтон. По прибытии мне предоставили отпуск на 15 дней, чтобы я мог навестить Пегги и детей. Их было теперь трое: Нива, самая маленькая, родилась в июне, и мне предстояло увидеть ее в первый раз. Это был приятный момент, выпадавший немногим военнослужащим. Отпуск также дал мне возможность сказать Пегги, как я ее люблю, как мне ее не хватает и насколько важна она в моей жизни. У нее были причины для волнений, поскольку мои письма, хотя и были частыми, но приходили с задержкой в несколько недель. Трудность заключалась в том, что действовала система почты «V»; письма писались на одном листке бумаги, потом подвергались цензуре, снимались на микрофильм, чтобы уменьшить размер для отправления в Соединенные Штаты, уже там увеличивались до нормального размера и, в конечном счете, отправлялись по почте. Этот сложный процесс причинял Пегги много волнений и тревоги. Моя побывка была болезненно короткой. Едва мы стали привыкать друг к другу, как мне уже нужно было уезжать.