Узы моря. Опасное соседство. Возвращение - Ялмар Тесен

— Это ты, Джон? Да, я здесь, в офисе.

Он слушал Джона, глядя, как Полли сморкается и вытирает глаза. Потом спросил:

— Что у вас за самострел? — И нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. — Я имею в виду ружье, парень, — что там у тебя: винтовка, дробовик — что? — Помолчав, он хмуро сказал: — Так, двенадцатый калибр. Ну ладно, иду. Ты уже сообщил Полу Стандеру? Да? Ну и где он? О, черт побери!

Когда же он вернется? — Снова помолчав, он сказал: — Ты лучше все равно оставь ему записку.

Он положил трубку и некоторое время неподвижно сидел на краешке стола, опершись руками о столешницу. В солнечных лучах его обнаженные до локтей руки будто светились золотистым светом. Он подождал, пока Полли, явно сгоравшая от любопытства, поднимет глаза и посмотрит на него. Ждать пришлось недолго. Она еще разок шмыгнула носом и вытерла слезы.

— Послушай, — попросил он, — передай, пожалуйста, Майку, как только он вернется: там недалеко от дороги есть сухой кладрастис, возле площадки для пикников. Он еще немного дымится — видно, сборщики меда подожгли. Майк сразу дым заметит. А может, ему записку послать? (Она кивнула.) Не забудешь?

Полли свирепо сверкнула глазами и негодующе поцокала языком.

— Да скажу я ему, скажу! — И с мрачным видом прибавила: — Мне и еще кое-что ему сказать нужно.

Клиф улыбнулся. Он много раз был свидетелем их семейных баталий и неизбежных примирений, так что относился к ее угрозам с юмором. Он встал и, минутку помедлив, сказал:

— Спасибо за кофе, Полли. Я, наверное, уже говорил, какие у тебя прелестные глаза?

Она снова поцокала языком, но теперь уже не так сердито, и даже чуть изогнула губы в усмешке, а потом вскинула на него свои огромные глаза, фиалково-синие, сверкавшие от только что пролитых слез.

— Совершенно прелестные! — подтвердил он. — Ты мне удачи пожелаешь?

— Удачи? С какой стати? — Она озадаченно нахмурилась. — Ах да, леопард… Ну хорошо, желаю удачи, если она тебе нужна.

Однако, садясь в «лендровер», он озабоченно и печально хмурился. Глянув на часы, он прикинул, сколько потребуется времени, чтобы сперва подбросить до дому своих помощников, потом взять ружье и заставить себя заниматься тем, что для него во всех отношениях было абсолютно противоестественно.

Не говоря уж о том, что охота предстояла очень опасная.

— Если она тебе нужна… — пробормотал Клиф. Он был зол на Джона Эвери, на Кампмюллера и даже на собственного приятеля егеря Пола Стандера — за то, что того не оказалось на месте.

Глава третья

Следуя друг за другом по пятам, Клиф Тернер и Джон Эвери вошли в лес, двигаясь максимально осторожно. На опушке деревья росли некрупные и редкие — так сказать, передовые отряды, выдвинутые для того, чтобы снова захватить те земли, которыми лес некогда владел; здесь повсюду виднелись пышные побеги экзотических растений, окружавших пни, оставшиеся после предыдущей борьбы за землю, ну и, разумеется, все заполонил вездесущий колючий кустарник.

Земля была сухой и пыльной, кое-где лежали кучки опавшей листвы. Чем дальше в лес, тем влажнее и темнее становилось вокруг, и вскоре деревья полностью заслонили от Клифа и Джона луг и овец, пасшихся на нем в дрожащем мареве полуденной жары. В лесу оказалось тише, чем на лугу, лишь изредка слышался крик птицы то дальше, то ближе, и Тернер, шедший позади, был рад, что даже ветерок не шуршит в ветвях деревьев над головой, а уж сильный верхний ветер обязательно вызвал бы их постоянное меланхоличное поскрипывание и постанывание, вполне способное заглушить все прочие звуки, не говоря уж о хриплом дыхании леопарда, готового к прыжку.

Когда они добрались наконец до ловушки, глаза их совсем привыкли к лесному полумраку. Здесь три дворняги, позаимствованные Эвери у работников с фермы, начали проявлять страх, и впервые Тернер окончательно поверил, что они на самом деле имеют дело с леопардом, а не просто со стаей одичавших и занимающихся разбоем собак. «М-да, — размышлял он, — видно, овцам на юге Африки просто не суждено оставаться в живых, ведь не только леопарды, но и прочие многочисленные здешние обитатели — барсуки, сервалы, рыси и даже бабуины и дикие свиньи — были не прочь полакомиться мясом этих слабосильных существ». Собаки приплясывали возле шалаша, точно земля здесь была слишком горяча и жгла им лапы. Они больше не виляли тощими хвостами, а, принюхиваясь к запаху палой листвы и отвратительного и одновременно притягательного следа зверя, вытягивали морды и шеи, точно пытаясь уберечь само тело от опасности.

Тернеру было ясно, что на этих собак надежды мало, разве что — и он очень на это рассчитывал — они отвлекут внимание леопарда, если тот вздумает напасть.

Заряд картечи превратил в лохмотья ветки и листья на крыше шалаша, в котором лежала приманка, и трудно было представить, как такой крупный зверь остался в живых, засунув голову и плечи прямо в ловушку. На земле перед входом в шалаш валялись клочки окровавленной шкуры с черной короткой шерстью, комья земли и два почти целых когтя.

Мужчины молча присели на корточки, разглядывая эти печальные свидетельства. Говорить, собственно, было не о чем.

Войлочная шляпа Джона Эвери зацепилась, когда он выпрямился, за колючую ветку и повисла у него над головой уже во второй раз за это время. Тернер посмотрел, как Эвери ловит свой несносный головной убор, однако даже не улыбнулся. Очень осторожно по едва заметной тропке, вьющейся среди колючего кустарника, он двинулся вниз по склону холма.

Эвери — за ним. В зарослях аронника они обнаружили новые следы: здесь явно лежал кто-то тяжелый, и вокруг было множество кровавых пятен. Капли крови остались и на зеленых листьях; они казались совсем свежими. Люди медленно пошли по кровавому следу дальше.

Примерно через час Тернер остановился и принялся разминать пальцы правой руки, лежавшие на спусковом крючке, — их буквально свело от напряжения. Джон Эвери тяжело дышал ему в затылок, а вот собаки куда-то исчезли. Кровавый след тянулся дальше, однако стал менее заметен. Клиф снова перебирал в уме возможные объяснения складывавшейся ситуации. В самом начале было совершенно ясно, что леопард или может лежать мертвым неподалеку от ловушки, или же, наоборот, успел отойти достаточно далеко, однако все равно умирает; или же он был ранен относительно легко и теперь поджидает своих преследователей. Тернер начинал склоняться в пользу последнего вывода, поскольку крови на земле и листве становилось все меньше. Кровавые следы на ветках и узловатых корнях деревьев указывали, скорее всего, на то, что зверь специально терся о них плечом или боком, пытаясь уменьшить боль от довольно глубокой, но, видимо, не слишком серьезной раны. Через некоторое время они обнаружили кровавый отпечаток лапы на широком листе лилии. Если вспомнить, под каким углом леопард проник в ловушку, то он никак не мог избежать попадания картечи, даже если ранение оказалось относительно легким, ибо при любом другом раскладе его просто убило бы на месте. Неужели, размышлял Клиф, ему оторвало лапу? Но тогда было бы куда больше крови, и ее трудно было бы остановить, даже если бы зверь часто и тщательно вылизывал рану. Тернер пытался представить себе, как раненый леопард бежал через темный лес, замечая, что его кровь крупными каплями падает на траву и листья подлеска. Клифу казалось, что он даже слышит тот легкий шорох, с которым капли крови падают на сухую листву.