Наполеон и женщины - Фредерик Массон

И это не потому, что она встречаетъ осужденіе со стороны окружающихъ ее. За исключеніемъ мужа, котораго она вынуждена была оставить, все наперебой ухаживаютъ за нею, не какъ за фавориткой, а какъ за жертвой, потому что ни для кого не тайна, какъ она страдаетъ, и насколько она заслуживаетъ уваженія, почтенія и сожаленія. Родныя сестры ея мужа, княгиня Яблоновская и графиня Биргинская, берутъ ее подъ свое покровительство. Если бы она захотела, то могла бы занимать въ Варшаве первое место и, будь она иной, она была бы тамъ царицей. Тогда она имела вы враговъ, теперь же, такъ какъ она держится въ тени, ея не боятся, ей меньше курятъ фиміамъ, но зато относятся съ большимъ сочувствіемъ.

Впрочемъ, ея положеніе нисколько не шокируетъ польское общество, которое лишь прикрываетъ свои привычки восточной полигаміи щегольскимъ скептицизмомъ, вывезеннымъ изъ Версаля. Оно видело образцы морали въ лице Екатерины Великой, усвоило ихъ и находитъ, при желаніи, въ разводе законную – и даже религіозную – санкцію своимъ внебрачнымъ прихотямъ.

Въ те времена не было ни одного магната, который, будучи женатъ, не имелъ бы, вместе съ темъ, открыто любовницы въ обществе и не содержалъ бы, въ какомъ-нибудь изъ своихъ поместій, одну или несколько фаворитокъ-грузинокъ.

Такимъ образомъ, Наполеонъ, который не таскаетъ за собой во время походовъ гарема, кажется представителямъ польскаго дворянства необычайно целомудреннымъ государемъ; онъ решителыю отвергъ всехъ женщинъ, которыя все были готовы отдаться ему: онъ пожелалъ лишь одну изъ нихъ и ждалъ, чтобы она отдалась ему сама.

Эти представители дворянства считаютъ свой образъ действій не только естественнымъ, но и строго обязательнымъ. Разъ Наполеонъ пріехалъ въ Варшаву и живетъ тамъ, онъ долженъ иметь женщину, и они должны предложить ему ту, которая понравилась ему больше всехъ.

Къ счастью, нашлась такая женщина, какой они не встретили бы за сто летъ: простая, наивная, стыдливая, безкорыстная, одушевленная лишь страстной любовью къ родине, способная внушить глубокое чувство и истинную любовь, воплотившая въ себе все, что есть привлекательнаго и блатороднаго въ націи.

Она не будетъ для Наполеона случайной любовницей, она будетъ для него, такъ сказать, супругой на стороне; она не будетъ, правда, пользоваться ни почестями, связанными съ властью, ни роскошью и великолепіемъ, окружающими тронъ, но она будетъ занимать совершенно особое место, она будетъ посланницей своего народа при Императоре, его полъской женой. Со временемъ она сумеетъ еще крепче, чемъ теперь, привязать сердце Наполеона къ судьбамъ Польши. Одного ея молчаливаго присутствія будетъ достаточно, чтобы заставлять его вспоминать о своихъ обещаніяхъ, оправдываться въ ихъ неисполненіи, что бы мысль о неуплаченномъ долге постоянно тревожила его совесть.

Въ сущности, нельзя сказать, чтобы они ошибались, потому что почти каждый вечеръ онъ возвращается къ вопросу, о которомъ постоянно напоминаетъ ему эта женщина.

Онъ прекрасно чувствуетъ – и говоритъ это ей, – что она не его любитъ, а свою отчизну, и она нисколько не отрицаетъ этого. Она признается въ этомъ совершенно откровенно, а онъ, – онъ, который такъ всегда настораживается цри первомъ же подозреніи, что женщина хочетъ руководить и пользоваться имъ, – онъ выдаетъ свого тайну этому наивному и откровенному ребенку; онъ чувствуетъ, насколько далека она отъ всего что составляетъ предметъ тщеславія другихъ женщинъ! Ему такъ хотелось бы удовлетворить ее! Но онъ – несостоятельный должникъ, онъ не можетъ уплатить ей того, на что она имела право надеяться!

«Ты можешь быть уверена, – говоритъ онъ ей, – что данное тебе мною обещаніе будетъ исполнено. Я уже принудилъ Россію оставить ту часть, которую она захватила; время сделаетъ остальное. He насталъ еще моментъ осуществить полностью все, нужно терпеливо ждать. Политика – это веревка, которая лопается, если ее слишкомъ натягиваютъ. А пока, формируются ваши политическіе деятели. Потому что, сколько ихъ у васъ? Вы богаты добрыми патріотами; у васъ есть руки – да, съ этимъ я согласенъ; доблесть и отвага брызжутъ у вашихъ храбрецовъ изъ всехъ поръ, но этого недостаточно: необходимо теснейшее единеніе».

Непрестанно – и это странно и удивительно. потому что онъ больше, чемъ кто-либо, считалъ недопустимымъ, разговоры съ женщиной о полтітике, – непрестанно, и какъ бы противъ своей воли, онъ возвращается въ этихъ вечернихъ беседахъ къ тому, что надо сделать, чтобы улучшіть положеніе народа, поднять его благосостояніе, создать действенное единомысліе хотя бы въ ущербъ интересамъ владетельнаго дворянства.

«Ты прекрасно знаешь, – говоритъ онъ ей, – что я люблю твой народъ; что мои планы, мои политическіе взгляды – все заставляетъ меня желать его полнаго возрожденія. Я хочу помочь ему, хочу защититъ его права; все, зависящее отъ меня и не противоречащее моему долгу и интересамъ Франціи, я, несомненно, сделаю; но, подумай, слишкомъ большое разстояніе разделяетъ насъ: то, что я могу установить сегодня, завтра можетъ быть разрушено. Мой первый долгъ – защита интересовъ Франціи. и я не могу проливать кровь французовъ за дело, чуждое ихъ интересамъ, и вооружать мой народъ, чтобы мчаться вамъ на помощь каждый разъ, когда это будетъ необходимо».

И совершенно внезапно, – приводя этимъ въ полнейшее замешательство свою собеседницу, – онъ переходитъ къ салоннымъ сплетнямъ, ко всякимъ исторійкамъ, къ пикантнымъ анекдотамъ. Онъ хочетъ, чтобы она разсказывала ему о частной жизни каждаго, съ кемъ онъ встречается. Его любопытство ненасытимо и распространяется на самыя мелкія подробности. Везде, где бы онъ ни былъ, – а здесь, где на карту поставлены такіе важные интересы, особенно, – онъ этимъ способомъ составляетъ себе мненіе о правящемъ классе.

Изъ всей совокупности этихъ мелкихъ фактовъ, – которые запечатлеваются у него въ памяти и до которыхъ онъ такъ жаденъ, что удивляетъ своей осведомленностью слушающую его женщину, – онъ делаетъ свои выводы, и она замечаетъ тогда, что сама же дала ему въ руки оружіе противъ себя самой; она протестуетъ, она возмущается его выводами, и стычка кончается темъ, что онъ, похлопывая ее по щеке, говоритъ ей: «Моя милая Марія, ты достойна быть спартанкой и иметь отечество».

Онъ не любилъ бы ее такъ, какъ любитъ, если бы не занимался ея туалетомъ. Онъ имеетъ претензію считать себя знатокомъ въ этомъ деле. «Вы знаете, что я прекрасно понимаю толкъ въ нарядахъ», писалъ онъ Савари. Еще въ самомъ начале Консульства, когда надо было послать подарокъ какой-нибудь изъ государынь, напримеръ, королеве Испанской или Прусской, онъ самъ его выбиралъ. У него при Дворе ни одна плохо одетая женщина не ускользаетъ отъ его критики, и даже Жозефина, пріучившая его къ величайшей роскоши, къ изысканнейшему изяществу, къ утонченнейшему вкусу, не защищена отъ его замечаній. Особенно не терпитъ онъ платья темныхъ цветовъ, а г-жа Валевская упорно носитъ платья самыя простыя и только белыя, серыя или черныя. Последнія страшно ему не нравятся, и онъ говоритъ ей это. «Полька, – отвечаетъ она, – должна носить трауръ по своему отечеству. Когда вы возродите его, я не буду разставаться съ розовымъ цветомъ».