Канал имени Москвы. Лабиринт - Аноним

Девочка с тревогой посмотрела на него.

– Ну, не совсем, молодой человек, – хмурясь, произнёс князь Суворов. Он разглядывал перечёркнутый рукой брата Фёкла фрагмент. – Да, вначале удалено четыре слова, потом два, потом три… Всё верно. Но тогда дальше пойдёт новый круг, снова четыре слова прочь, а там…

– Вот именно! – довольно отозвался Брут. – В этом и дело. Я же говорил, что в названии разделов тоже ключ?! – Он старался выглядеть беззаботным, но на лбу его теперь выступила испарина. – Монах, брат Фёкл, тоже поначалу на это наткнулся и даже успел решить, что обрадовался преждевременно. А потом сообразил. Там немного всё похитрее. Но немного.

– Да, наш добрый хозяин прав, – с опозданием поддакнул Хома, разглядывая рукопись. – Тогда должно быть снова вычеркнуто четыре слова, а там три.

– Скажи, Аква, – спросил Брут. – Из какого раздела «Деяний» этот фрагмент про «невозможно дышать»? Мы уже видели, как он расшифровывается…

– «Деяния Трёх святых», – тут же отозвалась девочка.

– Именно, «Трёх»! Точный порядок слов прежний: вычёркивается четыре слова, два, потом три, и по названию раздела. В данном случае – снова три. Понимаете? «Деяния Трёх Святых».

– Ты хочешь сказать…

Брут кивнул:

– Чтобы найти правильный шифр, надо было очень хорошо знать Книгу. Как брат Фёкл, например. На этом всё построено. Профанам, вроде нас с братом, понять так ничего и не удастся. Вот что мне передал монах перед самой смертью.

– Получается, чтобы расшифровать, надо прежде хорошенько изучить? – с уважением протянул Хома; он проявлял всё больший интерес к происходящему. – Хитро-о-о…

– Да-а… Вроде всё просто, ан… Книга словно специально ждала такого, как брат Фёкл. Кто усомнится, но будет очень хорошо знать её. Даже любить. Трепетно, как святыню. И тому она раскроет свои тайны.

Брут снова пошатнулся, посмотрел на свою руку – ладонь тоже начала белеть. Он заторопился:

– А вот на этом месте монах остановился. Дальше он не успел. Дальше должны будем сделать мы. Давайте: четвёрка, двойка, тройка и номер раздела.

– Братишка, тебе надо прилечь, – обеспокоенно произнёс Хома. – Слаб совсем… И белый снова.

– Давайте! – отмахнулся Брут.

Аква посмотрела на предложенный фрагмент текста. Она увидела, где обрывается линия, последняя линия, проведённая рукой брата Фёкла перед тем, как…

Горечь подступила к горлу девочки. Её наставник, её верный друг, он был старым и добрым, а его убили, подло, предательски, убили, потому что боялись…

– Это из Пророчеств, – Аква проглотила ком. – Последние слова. И всей Книги тоже. Так заканчиваются «Деяния».

«Три вечерних зари соединятся,Затем укроется небо тьмой,Лабиринтов свет иссякнет,Больше спасения Возлюбленным братьям не дав.Тогда сей день будет пиром Разделённых».

Аква подняла взгляд, в котором плавало всё больше тревоги:

– «…иссякнет», – глухо произнесла девочка. – Я всегда говорила ему, что он старый и… дряхлый. И что он может отпустить моего отца. Если…

– Хорошо. Бери карандаш и вычёркивай, – сказал ей Брут.

Но Аква стала обводить, брать в овал те слова, которые следовало оставить:

«Три вечерних зари соединятся,Затем укроется небо тьмой,Лабиринтов свет иссякнет,Больше спасения Возлюбленным братьям не дав.Тогда сей день будет пиром Разделённых».

– …соединятся… Лабиринтов… больше… не… будет, – прочитала девочка.

– Так, хорошо. – Брут всё же устало опустился в кресло из плетёной лозы, куда почти насильно пытался усадить его Хома. – Я успел увидеть это в его голове. Полностью так: «Но когда они соединятся, Лабиринтов больше не будет». Именно это позволило брату Фёклу предположить, что Лабиринт может быть разрушен.

– А я же говорил, что у любого молодца должно быть уязвимое место! – с озорной решимостью заключил князь Суворов. – Токмо отыскать требуется. Надо готовить нарочных к молодому гиду. Будем посылать ему вести; может, и успеем. А скажи…

Он посмотрел на Брута, и увиденное заставило князя умолкнуть. Брут обмяк в кресле, запрокинув голову, его глаза закатились, а кожа снова сделалась белой, как снег. А потом Аква вздрогнула. Потому что прозвучал её голос, да только она не раскрывала рта. Это говорил Брут.

– Он старый и дряхлый! А если он не тот, за кого себя выдаёт? Лабиринт?!

Губы Брута зашевелились, словно ему потребовалось что-то прожевать, и он заговорил другим голосом:

– Не смей этого говорить, девочка! Не ровён час услышит кто.

И снова голос Аквы:

– Мне всё равно! Потому что это сможет вернуть мне моего отца.

Аква побледнела, испуганно глядя на Брута.

– Это ведь был голос брата Фёкла. – Князь Суворов внимательно смотрел на неё. – Это был ваш разговор?

Аква перевела тревожный взгляд на хозяина и вжала голову в плечи. Прошептала чуть слышно:

– Это когда мы…

Брут вздрогнул. Дёрнулся ещё раз, как от удара электрическим током. С краешка его губы повисла слюна. Голос стал трескучим, вкрадчивым и злым:

– Дотронься до меня, старик, и всё узнаешь.

– Прочь от меня, демонское отродье! К чему искушаешь?! – это сильный голос брата Фёкла, только теперь он говорил с кем-то другим.

– Дотронься до моей головы. Ведь ты такой же, как я.

– Нет!

– Да. И ты знаешь это. Боишься узнать правду?

– Что там?

– Там?! Конец твоей веры, вот что там.

– Не-ет. – Голос брата Фёкла, но звучит всё более устало. – Тебе не поколебать моей веры. Прочь!

– А ты дотронься! – И хохот, низкий, издевательский, трескучий. – Там конец твоей веры, старик.

Брут замолчал, и Хома тут же обнял его, что-то шёпотом приговаривая.

– Чей это был голос? – быстро спросил Суворов. – Брат Фёкл, с кем он говорил?

Хома осуждающе усмехнулся. Аква была бледна, губы девочки совсем обескровились. Но она сказала:

– Калибан… С ним. Это был голос Калибана.

Глава 11

Нарочные и троянский конь

1

– Ну как, Калибан, что ты думаешь? – спросил брат Дамиан. – Ты их видел. Ну и?!

– А что беспокоит Светоча Озёрной обители? – Глаза уродца были непроницаемы, и опять прихрамывает. Брат Дамиан хорошо изучил повадки, язык тела своего прислужника: когда хромает не для посторонних глаз, значит, полностью погружён в себя. В большой, почти квадратной, словно грубой лепки голове идёт бурная мыслительная работа. Что ж, далеко не дурной признак – значит, есть, о чём говорить. Но только не тяни.

– Тебе одному могу я довериться, Калибан, – вкрадчиво заговорил брат Дамиан. – Даже брату Зосиме полностью не открыться. Холодно мне, Калибан.