Правда и другая ложь - Саша Аранго

Генри снял темный пиджак и бросил его в машину. Потом выпрямился и шагнул к Йенссену.

– Вы охотник, Йенссен. Вы охотитесь за людьми. Почему, черт возьми, вы не стреляете?

Йенссен отступил и ссутулил плечи.

– Я не охочусь за людьми, я ищу правду.

– Во мне? – крикнул Генри ему в лицо. – Во мне нет правды. Правду сожрали рыбы, правда сгорела в печи, правда превратилась в пепел. – Генри взял себя в руки и успокоился. – Вы считаете меня убийцей. Вы хотите засадить меня в тюрьму. Но что вы вместо этого делаете? Вы пытаетесь меня понять. Если вы хотите охотиться – охотьтесь, но если вы хотите понять, то начните с себя. Однако я хочу сразу предупредить: вы не найдете никакой правды. – Генри вернулся к машине. – Кто призывает дичь, тот теряет ее. Она приходит только тогда, когда чувствует себя в безопасности.

Генри сел в машину и включил мотор. Йенссен положил свою широкую ладонь на крышу машины и наклонился к окну.

– Где ваша мать?

Поселок находился в дреме упадка, который наступил после закрытия в семидесятых годах завода по производству гофрированного стального листа. Послеполуденное солнце освещало западные фасады уцелевших жилых домов. Многие из них были покинуты, лишь перед некоторыми виднелись живые изгороди и подстриженные газоны. Параллельно улице бежала узкоколейная железная дорога и тянулась граница полей и отвалов, представлявшая собой кучи мусора и щебня. Среди мусора рос щавель, торчали одинокие березки и вился дикий виноград.

Железные ворота с номером 25 были заперты на висячий замок. Дорога к дому заросла колючим кустарником.

– Если вы интересуетесь ботаникой, то найдете для себя много забавного, – заметил Генри, отпирая замок. – У вас с собой случайно нет мачете?

Йенссен тотчас отметил, что цилиндр замка ярко блестел. Мужчины стали прокладывать себе путь по двору. В высокой траве прошелестел какой-то зверь. В глаза полицейскому бросились поросшие травой земляные кучки.

– Вот здесь жило Чудовище, – Генри показал рукой на низкое строение между ореховыми кустами. Йенссен остановился и ладонью прикрыл глаза. Солнце теперь стояло заметно ниже, чем во время их первой встречи в мае.

– Там я играл, когда был маленьким. Этот сарай был моим дворцом. Вы читали «Красавицу и Чудовище»?

Йенссен помедлил с ответом.

– Нет, я только смотрел фильм.

Генри занялся входной дверью, заколоченной массивным деревянным щитом. К костюму прилипал репейник, но Генри не обращал на это внимания.

– Угадайте, кем я был?

– Чудовищем?

Генри рассмеялся и вытащил из кармана ключ на цепочке.

– Я знал, что вы так скажете. Нет, я был Красавицей.

Йенссен хотел спросить, кто же был Чудовищем, но передумал. Замок на щите тоже был новым. Йенссен потрогал висевший в наплечной кобуре пистолет и снял его с предохранителя. Входную дверь когда-то пытались взломать. По полотну двери шла вертикальная трещина. Йенсен разглядел на старой замочной скважине обрывок наклеенной бумаги со следами полицейской печати.

Генри открыл дверь.

– Вы первый гость за очень-очень долгое время. Добро пожаловать в дом.

Через открытую дверь в сени упали солнечные лучи. В остальной части дома было темно. Из внутреннего кармана куртки Йенссен достал светодиодный фонарь. Сразу за дверью пол был цел, но дальше от него остались лишь доски, разъезжавшие на остатках стяжки и железных направляющих.

– Я купил дом семь лет назад. Он был собственностью города, здесь никто не жил, и, соответственно, дом достался мне дешево. Впрочем, в этом районе жилье вообще недорогое.

Генри, балансируя, как кошка, прошел по доскам.

Йенсен посветил в щели между ними.

– Там внизу подвал?

Генри остановился.

– Там котельная. Она не обмазана цементом, глина и земля.

Тот посветил фонарем в маленькую кухню, здесь пол был разбит до самой плиты. При каждом шаге под подошвами хрустели хитиновые панцири насекомых.

– Хотите посмотреть лестницу? – спросил стоявший за спиной Йенссена Генри. Йенсен последовал за ним через деформированную комнату, которая когда-то, вероятно, была столовой, к узкой лестнице с площадкой едва ли шире его плеч. На ступеньках лежал ковер из искусственного волокна.

Йенссен осмотрел лестницу. Она была очень крутая, высотой не более трех метров.

– Здесь? – спросил он.

Генри поднялся по ступенькам и обернулся.

– Отец упал и остался лежать там, где сейчас стоите вы.

Йенссен посветил себе под ноги. Стоило ему опустить фонарь, как силуэт Генри стал невидимым.

– И вы это видели?

– Я стоял здесь, наверху.

Йенссен поводил фонарем, осветив лестницу.

– Это было в тот день, когда пропала ваша мать?

– Я уже говорил, что долго думал: мама просто ушла и живет где-то в другом месте. Я ждал ее. Здесь, в этом доме. Но она так и не вернулась и не дала о себе знать. Это было больше тридцати лет назад.

Йенссен поднялся по ступенькам.

– Вы сказали, что стояли наверху. Но почему вы здесь стояли?

– Здесь наверху была моя комната. Войдем?

Генри открыл маленькую дверь. Йенссен остановился рядом с ним и посветил фонарем. Пол в комнате был цел. У заколоченного досками окна стояла детская кровать. Она была аккуратно заправлена бельем, почерневшим от плесени и мышиных испражнений.

– Отец поднялся сюда, чтобы найти меня, но я спрятался.

– Где?

– Под кроватью.

– Зачем?

– Он был очень зол и разочарован во мне. Он вытащил меня из-под кровати и спросил, известно ли мне, что я сын шлюхи.

– Сын шлюхи?

– Да, сын шлюхи.

– И что вы ответили?

Генри улыбнулся:

– Мне же было тогда девять лет. В девять лет человек не знает, что это такое. Я лишь думал, это что-то очень плохое. Так объяснил мне отец. Генри, сказал он мне тихо и дружелюбно, ты шлюхин сын, потому что твоя мать – шлюха. Ты не мой сын. Это сразу меня просветило.

Йенссен почесал за ухом.

– Вы и сейчас так думаете?

– Конечно, нет. Сейчас я понимаю, что он злился на меня, потому что я был не его ребенком, и это, естественно, причиняло ему боль. Но тогда я этого не знал.

– Тем не менее вы называете его отцом.

– Другого у меня не было.

– Зачем он в ту ночь пришел в вашу комнату?

– Он пришел, чтобы вытащить меня отсюда. Он выволок меня на лестницу, и я изо всех сил ухватился за перила, тогда он потянул сильнее, пижама разорвалась – она была насквозь мокрая, потому что я обмочился. Отец потерял равновесие, упал и больше не поднялся.

– И что вы сделали после этого?

Генри засмеялся:

– Я снова лег спать. Хотите посмотреть подвал?

Когда они пробирались по двору к воротам, Йенссен остановился и поставил ногу на заросшую травой кучу земли.

– Что это? – спросил он.

Генри стряхнул с рукава пыль и репейник.

– Ямы. Я перерыл весь двор. Мне очень хотелось найти маму, но я так никогда ее и не нашел.

Они вернулись на парковку кладбища с наступлением темноты. Некоторое время они молча сидели рядом. Потом Йенссен открыл дверь.

– Господин Хайден, вы знаете, где сейчас Бетти?

– Если бы я это знал, меня бы здесь не было.

– Где бы вы были тогда?

– Дома, с женой.

Генри Хайден исчез бесследно до выхода в свет его последнего романа. Против ожидания, книга не стала бестселлером. Критики писали, что конец натянутый и искусственный. Через год после исчезновения Генри Обрадин Басарич получил открытку от неизвестного ему человека. На открытке коричневыми чернилами было написано:

«Лучше быть одному всегда, чем никогда».