Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции - Кирилл Гусев

Ожесточенная борьба с правыми эсерами развернулась на съезде Советов крестьянских депутатов и Советов рабочих и солдатских депутатов Лужского уезда. Все резолюции вносились здесь от имени «правого сектора» — правых эсеров, меньшевиков и беспартийных и «левого сектора» — большевиков и левых эсеров. Большинством голосов была принята совместная резолюция большевиков и левых эсеров о поддержке Советской власти и об объединении Советов. Перед выборами Исполкома на совещании «левого сектора» было решено, что «ввиду заявления правых о непризнании власти Советов они не могут быть делегированы в Совет». Исполком был избран из большевиков и левых эсеров544.

Аналогичным образом развивались события на съезде Советов Борисоглебского уезда Тамбовской губернии, в Великолукском уезде Псковской губернии, в Симбирской губернии, на губернском съезде Советов Череповецкой губернии.

Приведенные примеры отнюдь не означают, что все левоэсеровские организации вели себя лояльно по отношению к Советскому правительству или что эта партия встала на платформу научного социализма. Левые эсеры по-прежнему придерживались своих мелкобуржуазных взглядов на революцию, и прежде всего отрицали необходимость диктатуры пролетариата. Еще на II съезде Советов, как писала газета «Знамя труда», они ставили своей целью доказать большевикам «утопичность и авантюристичность диктатуры пролетариата в отсталой в промышленном отношении стране, к тому же стране земледельческой». Как сторонники «чистой демократии», левые эсеры считали, что диктатура «приведет к системе террора… к гражданской войне» и обречена на провал545.

Позже часть левоэсеровских деятелей признала диктатуру более целесообразной формой власти в переходный период, чем «народовластие», однако не «диктатуру пролетариата», а «диктатуру трудящихся классов», которая должна осуществляться всеми, кто «не эксплуатирует чужого наемного труда». В противном случае, писали эсеровские идеологи, «огромнейшие массы трудового человечества, которые не потеряли еще своих орудий труда и еще не жили в условиях частного капитала, были бы исключены из активного социального творчества»546.

Оставаясь на левонароднических позициях, левые эсеры и теперь продолжали считать крестьянство главной движущей силой мирового революционного процесса. Доказывая «невозможность повсеместной чисто пролетарской гегемонии» и ту «великую историческую роль» в социалистической революции, которая «выпадает на долю трудового крестьянства», они заявляли, что международная социалистическая революция не может во всех странах победить как пролетарская и если «пролетарская концепция… правильна для передовых капиталистических стран, то она недопустима для полукапиталистических аграрных стран (Россия, Балканы, народы Востока)».

Левые эсеры бездоказательно утверждали, что марксисты якобы не понимают значения трудового крестьянства как «самостоятельного фактора мировой революции». По их мнению, отсталые страны с преобладанием крестьянского населения стоят ближе к социализму, а потому именно во главе с ними «при условии поражения империалистического капитала в мировой войне и при поддержке русских и западноевропейских рабочих может быть проведена мировая социалистическая революция»547.

В. И. Ленин, обращаясь к левым эсерам, призывал их более определенно высказать убеждение, что переживаемая революция — социалистическая548, однако они такого убеждения не выразили.

Практически левые эсеры в начале 1918 г. представляли собой оппозицию, которая не отказывалась от совместных действий с большевиками, поддерживала их по более существенным вопросам, чем те, по которым выступала против. И борьба, которую вели большевики с колебаниями левых эсеров, была борьбой за союзника. Это наглядно показало Учредительное собрание и особенно III Всероссийский съезд Советов. Большевики учитывали неустойчивость левых эсеров и относились к ним с «настороженным доверием», чтобы не дать их колебаниям принять размеры и формы, опасные для дела революции, но при этом проявляли максимум лояльности и соблюдали все условия соглашения.

Поскольку это был компромисс, постольку в период действия соглашения левым эсерам делались определенные уступки, сочетавшиеся с твердостью в принципиальных вопросах. Отношение большевиков к соглашению с левыми эсерами хорошо видно на примере Наркомата юстиции. В первом декрете о суде говорилось, что отменяются все старые законы, противоречащие декретам Советской власти, а также программам-минимум РСДРП и партии эсеров. И это было естественно, ибо Наркомат юстиции передавался представителям левых эсеров. Вместе с тем, поскольку с рядом положений этого законодательного акта левые эсеры не были согласны, в пункте о назначении наркомом Штейнберга делалась оговорка, что декрет о суде остается в силе и отмене не подлежит. Так выражалось, с одной стороны, стремление к сотрудничеству и уважение большевиков к своим партнерам по правительственной коалиции, а с другой — предотвращались возможные попытки в одностороннем порядке отменить принятый закон.

Решительно отвергнув стремление левых эсеров сделать ВЧК лишь следственным органом Наркомата юстиции, большевики в то же время приняли часть предложений, изложенных в проекте Штейнберга, и привлекли левых эсеров к работе в ВЧК. Пять левых эсеров — членов ВЦИК были введены в ее коллегию, левый эсер В. А. Александрович занял пост заместителя председателя. В то же время Совнарком отклонил требование ЦК левых эсеров сделать его решение достаточным основанием для включения в состав ВЧК представителей этой партии. Было установлено, что вводиться в ВЧК могут только члены ВЦИК с последующим утверждением каждой кандидатуры Совнаркомом. К сожалению, этот принцип не всегда выдерживался и ЦК левых эсеров подчас в одностороннем порядке вводил или заменял своих представителей. Так, в частности, появился в ВЧК Попов, один из руководителей будущего мятежа. При вынесении ВЧК смертных приговоров левые эсеры имели право вето, однако до лета 1918 г. им не пользовались и обычно воздерживались при голосовании.

При слиянии ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов с ЦИК Советов крестьянских депутатов последний образовал в объединенном Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете особую крестьянскую секцию, большинство которой составляли левые эсеры. Эта секция пользовалась известной автономией, имела свой президиум, свои фракционные бюро внутри секции, свой печатный орган. Ее председателем стала Спиридонова.

Одним из условий компромисса было принятие на III съезде Советов Основного закона о социализации земли. «Когда мы обещали крестьянству социализацию земли, — говорил В. И. Ленин, — мы сделали этим уступку, ибо мы понимали, что сразу национализацию ввести нельзя… Это была уступка левым эсерам, которые отказались от власти и сказали, что останутся только тогда, если будет проведен этот закон»549.

Большевики согласились на введение уравнительного землепользования прежде всего потому, что это было повсеместным требованием крестьянства, и, хотя оно не являлось социалистическим, его осуществление при наличии диктатуры пролетариата не могло повредить Советской власти, ибо при согласии левых эсеров на рабочий контроль, на национализацию банков уравнительное землепользование было бы лишь одной из переходных мер к социализму550.

Голосуя за Основной закон о социализации земли, «душой» которого, как выразился В. И. Ленин, было уравнительное землепользование, большевики прямо заявляли, что они с этим лозунгом не согласны, но проводят его, ибо таково требование большинства крестьян, и что задача партии состоит в том, чтобы помочь крестьянству изжить его мелкобуржуазные иллюзии. Но в тот момент невыполнение желаний крестьянства могло привести к ослаблению его союза с пролетариатом551.

Партия большевиков верила, что в конце концов мелкобуржуазная сущность и утопичность уравнительного землепользования как якобы социалистического шага будут разоблачены, что и произошло весной 1918 г., когда начался передел земли. Кроме того, в Основной закон о социализации земли, разработанный преимущественно левыми эсерами, были внесены очень важные ленинские поправки о монополии государства на торговлю семенами и сельхозмашинами, о поддержке коллективных хозяйств, которые создавали предпосылки для перевода сельского хозяйства на социалистические рельсы. По настоянию большевиков сельскохозяйственные рабочие из третьей очереди на получение земли были перенесены в первую и поставлены наравне с малоземельным и безземельным сельским населением. Они отстояли необходимость создания совхозов, против которых выступали левые эсеры, так как, по их мнению, эта форма сельскохозяйственного производства не соответствовала аграрной программе, отрицавшей применение наемного труда в сельском хозяйстве552.