Открытый счет - Анатолий Медников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ах, ещё и профессор! — с удивлением, предназначенным более для Шильцера, приподняла брови Лиза. — Если он учёный, то почему же воюет против нас?
Шильцер пожал плечами и отступил на шаг назад. Он извиняюще улыбнулся, как бы прося не судить его за то, что не может объяснить всех причин, побуждающих гарнизон цитадели оказывать сопротивление. В том, что он, Шильцер, не одобряет такого бессмысленного упорства, фрау офицер может не сомневаться.
— Если я правильно вас поняла, вы могли бы выступить с призывом о сдаче, — сказала Лиза, в упор глядя на Шильцера, — во имя сохранения города, во имя женщин, которые могут стать вдовами, а их дети сиротами.
— Выступить? Я не уверен… что я… что… в крепости слушают радио.
— У нас есть мощная установка. Что вас смущает?
Лиза старалась не дать Шильцеру опустить голову и тем самым оборвать ту незримую нить, которая протянулась между ними, соединяя её волю и терзающуюся от страха душу этого чиновника.
— Смущает? Нет, ничего не смущает, а только я думаю… — замялся Шильцер.
— Ну чего там думать, надо действовать, — оборвала Лиза, — ваш бургомистр написал письмо коменданту, а вы подготовьте себя и других жителей к выступлениям.
При упоминании о бургомистре Шильцер встрепенулся. Он даже слегка приподнялся на носках. Было заметно, что он возбуждён, загоревшись желанием выполнить просьбу Лизы.
— Если господин бургомистр, о, тогда все, все мы выступим! Эти тоже, — он показал на сидевших за его спиной и тихо шепчущихся немцев. — О, это будет иметь большое влияние. Русское великодушие! Я много слышал об этом!
"Когда же? — с внутренней усмешкой подумала Лиза. — Ещё три дня назад ты слышал, что русских разобьют под Берлином, — вспоминала она показания Шильцера, — и, возможно, верил в это. Но вот узнал, что бургомистр сделал первый шаг к сотрудничеству с победителями, теперь сделаешь десять. Кто вы, доктор Шильцер? Политический обыватель, в котором стадное чувство выше разума? Маленький винтик в политической машине? Тот самый винтик, на который и рассчитывал Гитлер, проектируя свой тысячелетний рейх?"
— Вот что, Шильцер, — сказала Лиза, — считайте, что я даю вам первое деловое поручение от советской администрации в Шпандау. Объясните вашим людям всю ответственность этого дела. Я скоро вернусь сюда.
Она решила поискать майора Окунева, чтобы узнать, нет ли новых разведданных о гарнизоне цитадели. Лиза поднялась на второй этаж, прошла по коридору с грязным, давно не мытым и не подметённым полом, раскрывая двери в комнаты, где витал спёртый и затхлый дух брошенного жилья, запах мусора, нечистот и пыли.
Неожиданно она услышала какие-то шорохи в последней, справа по коридору, комнате и, войдя в неё, к удивлению своему… застала Окунева вскрывающим стамеской крышку массивного сундука, стоящего у стены.
— Что вы делаете, Игорь Иванович? — спросила Лиза.
Окунев обернулся, чертыхаясь, и Лиза впервые увидела, как может яркий румянец, словно огнём, осветить щёки и лоб майора Окунева.
— Да вот тут, наверно, есть что-то интересное.
— Документы?
— Да, и документы, — ответил Окунев после паузы. — Тут на всякое можно напороться.
Однако в сундуке, крышку которого сорвал Окунев, оказались старые тряпки и несколько ношеных пальто — мужские и женские.
Окунев сжал кулаки и даже сплюнул на пол. И вдруг широким, царским жестом протянул Лизе дамское пальто:
— Дарю!
— Мне не надо.
— Смелее, смелее! В Берлине универсальные магазины откроются не так скоро. А это, может быть, даже наше имущество, награбленное в России.
Лиза чувствовала, что Окуневу очень хочется всучить ей это пальто. Разделить трофеи.
— Мне противно прикасаться к этим вещам, — жёстко произнесла она.
— А, дура! — выругался Окунев. Он терял самообладание. — Подумаешь, чистоплюи. Им противно. А как немцы грабили наш народ! Солдат, — крикнул он автоматчику, — возьми и брось всё это в машину. Найдём нуждающихся.
— А Окунев не Ротшильд! — вдруг резко выкрикнул он, подходя вплотную к Лизе. — У меня в Москве пустая комнатёнка и мебель мать-старуха чуть ли не всю пожгла в печке зимой сорок первого. И сеструха — вдова. Мужа-солдата убили под Орлом. И двое племянников, их поднять надо и в люди вывести. Вот демобилизуют после войны, а в гражданке я техник-строитель, человек пятнадцатого числа. Получка, косая в зубы — и привет!
— Чего вы беснуетесь? — спокойно спросила Лиза. — Я тоже вдова, майор Окунев. Перед кем вы льёте ваши слёзы? "Человек пятнадцатого числа"! — повторила она с презрением. — Что же вы хотите, войну скомпенсировать?
— С миром, Лиза, — вдруг успокоившись, сказал Окунев. — Всё это пыль, ерунда. Смешно нам, фронтовикам, ссориться сейчас, на пороге победы. Вы ничего не видели, я вам ничего не говорил. Хоп!
Окунев примирительно протянул руку. Лиза машинально пожала её. Но тут же, словно спохватившись, сказала жёстко и впервые называя Окунева на "ты":
— Смотри, погоришь ты на барахолке, Игорь Иванович, замараешь биографию. А жалко! Такой боевой заслуженный офицер. Жалко! — с искренней болью в голосе повторила Лиза.
А так как Окунев не ответил, насупившись, она продолжала уже в совсем ином, официальном тоне:
— Товарищ майор, для донесения в политотдел армии нет ли у вас новых данных о цитадели?
— Есть, есть кое-что. Пойдём вниз, но сначала я вышвырну из кабинета эту высшую расу. Пусть совещаются в соседнем доме, он тоже пустой, — зло пробурчал Окунев…
…Прибывшая из поарма МГУ остановилась за укрытием стены дома вне досягаемости даже для снайперского выстрела из амбразуры крепости. Лиза позаботилась о полной безопасности выступающих перед микрофоном немцев. Вскоре она предложила им по примеру бургомистра написать личные письма в цитадель, тем, у кого есть там родственники. И самим отнести их к крепостной стене.
Это было, конечно, рискованно. Кто мог гарантировать, что по группе, пусть даже с белым флагом, не хлестнёт пулемётная очередь. Хорошо бы посоветоваться с Окуневым, но он явно старался теперь поменьше попадаться Лизе на глаза. Тогда она решила позвонить в штаб дивизии.
Лизе повезло, трубку снял сам генерал Свиридов. Его штаб перебазировался дальше на запад.
— А как же Шпандауская цитадель? — спросила Лиза.
— Эту крепость штурмуйте агитацией, — рассмеялся генерал.
— А если не сдадутся?
— Их сопротивление бессмысленно. А мы проявим великодушие и терпение. Подождём, пока они одумаются. Время есть… до начала мирной конференции.
У генерала было хорошее настроение, Лиза это почувствовала по его весело и энергично рокочущему в трубке баритону.
— А если всё-таки не сдадутся? — настаивала Лиза. Её вдруг испугало, что дивизия уйдёт на запад, а около цитадели останутся одни работники седьмого отделения и небольшая комендатура. В крепости же около трёхсот хорошо вооружённых солдат, офицеров и военных чиновников. А что, если они сделают попытку пробиться на запад? Чем их остановить? Мощной громкоговорящей установкой?
Должно быть, генерал Свиридов тоже подумал об этом или почувствовал Лизино беспокойство.
— Я тут оставлю артдивизион и комендантскую роту, — сказал он после паузы, — хватит на крайний случай, но только на самый крайний. Сюда прибывает полковник Рыжих.
— Ясно, — сказала Лиза. — А как насчёт делегации немцев к цитадели?
— Пусть идут. Комендант Юнг не откроет огонь по своим, а откроет — тем хуже для него. Но вы пошлите кого-нибудь с ними, сами не ходите.
— Почему? — удивилась Лиза и подумала про себя: начинается старая песня, как только надо послать на рискованное задание женщину, то начальство начинает демонстрировать своё мужское великодушие и превосходство, как будто бы она не такой же офицер, как и все.
— Вас ожидает около цитадели один человек, — вывернулся генерал, а Лиза почувствовала, что он улыбнулся в трубку.
— Я знаю — Зубов! — сказала она.
Ох уж эта сочувственная снисходительность, замешенная на иронии, с какой почти всегда мужчины на фронте, вне зависимости от званий, говорят о чужой любви. Вот и сейчас генерал словно бы сливочным маслом смазал свой голос, когда начал прощаться и с шуточками и намёками, доставляющими тихую радость главным образом ему самому, пожелал Лизе "успехов во всех отношениях".
— Кончайте с цитаделью и догоняйте нас на Эльбе, — закончил он.
По дороге к цитадели Лиза вспомнила этот разговор с генералом.
"Легко сказать "кончайте", когда начинается какая-то странная война: бомбардировщики, реактивные снаряды, артиллерия, танки… и вот крепостная стена с узкими щелями амбразур". Из одной такой амбразуры высунулась худая, длинная рука, чтобы взять у Шильцера пачку писем.