Современная вест-индская новелла - У. Артур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, воистину люди иной раз похожи на скорпионов.
С. Грэй (Тринидад и Тобаго)
В РЕСТОРАНЕ
Перевод с английского Г. Головнева
Двое мужчин взобрались по лестнице, ведущей в ресторан и остановились на верхней площадке, осматриваясь. Был «час пик» и все столы оказались занятыми. Маленький человечек с суетливыми движениями — Юн Као собственной персоной — прохаживался между столиками и со всей приличествующей хозяину важностью делал замечания нерасторопным официанткам; те отвечали ему ленивыми, пренебрежительными взглядами.
— Эй, Као! — повелительно крикнул один из пришедших, и несколько голов поднялись от своих тарелок и бокалов. Небольшое брюшко нисколько не портило фигуру при таком высоком росте, голова слегка откинута назад; он был цветной — темно-коричневый, почти черный — в хорошо сшитом костюме, удачно «задраивавшем» его яйцевидный живот, с темно-бордовым галстуком-бабочкой на шее.
— Мистер Монтиль!
Юн Као поспешил навстречу, изобразив привычную радушную улыбку. Он приближался, в открытой рубашке, коротких брюках, с широко раскрытыми объятиями, и казалось, на каждом шагу его подстерегает опасность споткнуться на коротеньких ножках-обрубках и плюхнуться прямо на пол плоским и круглым лицом.
— Мистер Монтиль! — воскликнул он радостно. — Приветствую вас. Как вы поживаете?
— Као, я хочу представить тебе моего друга, — изрек Монтиль с таким видом, будто представлял по меньшей мере короля иностранной державы. — Он американец. Он только что прибыл из Штатов на наш знаменитый Тринидадский карнавал. Много наслышан о нем…
Као поклонился и оскалился в улыбке.
— Добро пожаловать. Всегда рад принять у себя иностранных гостей. Особенно из Америки. Рад познакомиться с вами. — И, продолжая широко улыбаться, он протянул правую руку с коротенькими, растопыренными пальцами. Американец собрал их все в свою руку и крепко сжал, отчего Као не то хрюкнул, не то сдавленно рассмеялся в избытке чувств.
— Робинсон, — произнес американец чуть ли не нараспев. — Я тоже рад познакомиться с вами. — И обнажил в улыбке гнилые зубы.
Американец был чуть больше пяти футов ростом и весьма худощав; с нездорово-желтым цветом лица и волнистыми волосами; в яркой, пестрой рубашке навыпуск; большой перстень с печаткой красовался на указательном пальце правой руки.
— Я уже расхвалил моему другу это укромное местечко, — сказал Монтиль, — и хочу просить вас, Као, быть сегодня на высоте. Пусть гость почувствует изысканность наших местных блюд. Не подведите меня, пожалуйста! — Монтиль громко рассмеялся, китаец вторил ему таким же громким смехом. Робинсон благосклонно улыбнулся.
— Вы, к сожалению, пришли в неудачное время, — сказал Као, оглядывая ресторанный зал. — Очень много народа.
— А моя кабина в углу? — спросил Монтиль. — Хорошо бы там устроиться…
Лицо хозяина ресторана вытянулось.
— Поздно, — сказал он огорченно, извиняющимся голосом. — Все кабины уже заняты. Очень неудачное время… Только если в середине где-нибудь… — Он показал на столы в центре зала и стал ждать, пока Монтиль осмотрит зал, чтобы удостовериться в правоте его слов.
Монтиль был разочарован. Он хотел бы уединиться со своим спутником. Као должен понять… Сидеть у всех на виду — этого еще не хватало!.. Особенно когда он принимает такого гостя. Правда, мелькнуло у него, это единственный дешевый китайский ресторан в восточной части города, и здесь, как он уже предупреждал Робинсона, сервис не на высшем уровне… Он посмотрел на американца.
— О, превосходно! — произнес тот снисходительным тоном. — Все, что годится для вас, устраивает и меня. Согласен на любой вариант. Я не привередлив. Особенно если представляется возможность ощутить местную атмосферу. Порт-оф-Спейн в вихре сладостного танца… Вы понимаете, что я имею в виду? — И он залился кудахтающим смехом.
— Пройдемте сюда, пожалуйста! — Юн Као повел их к столику в середине зала. Почти рядом, возле стойки бара, у грязной стены, были беспорядочно навалены ящики из-под пива и лимонада. Громкоговоритель извергал резкие звуки джазовой музыки, перемежающиеся коммерческой рекламой и объявлениями, которые диктор произносил на убийственно правильном английском языке, хотя и с небольшим акцентом. Повсюду на стенах, между рекламными афишами и иллюстрированными календарями, висели вырезанные из журналов портреты красавиц с японским типом лица. Повар-китаец в одной фуфайке и шортах цвета хаки двинулся им наперерез, пока они лавировали между столиками, пробираясь к цели. Као отрывисто заговорил с ним по-китайски. Повар что-то угрюмо пробормотал в ответ и пошел дальше, не проявив ни малейшей почтительности.
Столик, к которому привел их хозяин ресторана, только что освободился. Грязная посуда была еще не убрана. Као усадил важных гостей и подозвал одну из официанток, занятых с другими посетителями. Подошла девушка, светло-коричневая мулатка, с модной, чуть костлявой фигурой — словно от недоедания, — но с пышной и высокой, чуть не под самый подбородок, грудью и крупным, ярко накрашенным малиновой помадой ртом. Прибирая стол, она украдкой бросила на обоих мужчин оценивающие взгляды. Нестройный гомон человеческих голосов усиливался и звучал громким стаккато на фоне звуков радио, сливавшихся с шумом уличного движения, который доносился снаружи. Изредка этот общий шум внезапно перекрывали голоса, долетавшие из кабины, где несколько человек с жаром обсуждали шансы своих любимцев, исполнителей калипсо[53] на ежегодном отборочном конкурсе фестиваля.
Официантка убирала со стола молча, не спеша. Юн Као уже принес и положил перед гостями меню. На пол упала ложка. И когда девушка нагнулась, чтобы поднять ее, Монтиль заглянул за вырез ее платья, подмигнул американцу, и восхищенно присвистнул. Девушка метнула в его сторону быстрый взгляд, а когда она выпрямилась, Монтиль посмотрел на нее в упор и улыбнулся. Она тоже улыбнулась ему — впрочем, довольно равнодушно, — глаза ее слегка оживились лишь при мысли о хороших чаевых. На мизерное жалованье, которое платил ей хозяин, прожить было трудно.
— Какие у тебя роскошные фары! — сказал Монтиль и потянулся, чтобы взять ее за руку. Девушка нерешительно хихикнула. — Сколько стоит подсоединить к ним «аккумулятор», а? — продолжал Монтиль. Она снова нервно хихикнула — ведь именно этого от нее и ждали.
— Нисколько, мистер. — Сказала она. — НДП! Ясно?
Она отвела руку Монтиля и подняла поднос с грязной посудой.
— НДП? — спросил Монтиль. — Это что еще такое?
— Не-Для-Продажи, — отчеканила она и отошла, пододвинув им меню, лежавшее на столе. Ее тело четко обрисовывалось под узким платьем. Робинсон и Монтиль, не отрываясь, следили глазами за волнующими движениями ее бедер, пока она шла с подносом от их столика.
— Вы даже сами, наверное, не представляете, какие цветочки растут на вашем островочке, а, Монтиль? — весело протянул Робинсон. — В них есть что-то такое, чего не сыщешь у нас, на континенте.
— Так-то оно так, — ответил Монтиль, становясь серьезным. — Но, по-моему, это обыкновенная сексапильность, не больше. И к сожалению, никаких моральных устоев — я вас должен разочаровать, старина. Распущенность у нас здесь невероятная. Они, кажется, ни о чем другом и не думают: секс, и только секс.
— Дорогой мой, а почему вы решили, что меня это должно разочаровать? — Робинсон захохотал. — Наоборот…
— Возьмем, к примеру, эту девчонку. — Монтиль продолжал оставаться серьезным. — Она, как видите, совсем не прочь слегка поразвлечься, если… если вы снизойдете до нее. Ей достаточно одного намека… надеюсь, вы меня понимаете. Но с нашими девочками нужно вести себя весьма осторожно. Я сам иногда не прочь побаловаться, каюсь, но никогда не позволяю им выходить за рамки. Иначе они забываются, а нам с вами это ни к чему, не правда ли? Поверьте моему горькому опыту.
Робинсон понимающе закивал головой.
— Да-да, — сказал он. — Я вас понял.
Девушка вернулась. Теперь она держалась крайне холодно. И совсем не улыбалась. Ее словно подменили: лицо ее стало угрюмым, на нем застыло выражение штампованной скуки, столь характерное для продавщиц, официанток и чиновников государственной службы. Она сервировала стол. Монтиль и Робинсон внимательно и молча наблюдали за всеми ее движениями, пытаясь поймать ее взгляд. Они смотрели на нее упорно и назойливо, с нескрываемой похотью. Но девушка ни разу не взглянула на них. Казалось, все ее внимание было сосредоточено на том, что она делает. Когда она расставила приборы и собралась уходить, Монтиль сказал:
— Горячее принеси сразу, как будет готово. Чтобы не остыло. Я люблю в жизни все горячее. А ты?