Разбег - Валентин Рыбин

— Кто такой Рамазан? — насторожился Юра.

— А помбур со сто тридцатой. Он неравнодушен к этой Тане Руслановой. Только и слышишь: «Друзья мои, я испепелен… Я жить не могу без нее!»

Юра промолчал, но почувствовал, как сердце его обволокло неприятным ознобом ревности.

VIII

У Тани от ожога поднялась температура. Вечером девчата, поездом, отвезли ее в Небит-Даг, в больницу.

В больнице Таню поместили в общую палату, сделали все возможное, чтобы облегчить ее страдания. Лежать она не могла — сидела на кровати и с обидой думала, что никогда и ни за что не вернется больше на Вышку — уедет домой, в Грозный. Слава богу, там тоже есть нефтепромыслы, и достаточно КРБ и лабораторий, чтобы спокойно работать и жить без страха быть опозоренной. Особенно ей было обидно то, что она сама вызвалась ехать в Туркмению.

В этом жутком настроении Таня встретила у себя в палате женщину из отдела кадров «Туркменнефти», которая пришла проведать больную. Таня высказала ей все, что думала. Инспектор по кадрам по-матерински пожурила ее:

— Ну зачем совсем уезжать, девочка! Там, в Грозном, люди могут подумать бог знает чего о тебе… и о нас тоже. Предлагаю тебе место в лаборатории управления. Поправится — останешься, не понравится — уезжай, но только не торопись. Тебе необходимо усвоить, что нет плохих рабочих коллективов, но даже в хорошей и крепкой семье есть уроды.

Таня немного успокоилась. На другой день был выходной день, и к ней с утра до вечера шли и шли девчата — знакомые и незнакомые.

Юра Каюмов, после случившегося, вместе с девчатами занимался отправкой Тани в Небит-Даг. В купе, конечно, его не пустили — ехал он в соседнем. И в больницу не пошел он с девчатами — отправился в гостиницу. Переночевав в душном шестиместном номере, утром отправился на базарчик, чтобы купить для Тани гостинцев. На рынке кроме яблок, ничего не нашел. Тощий рыжеусый грузин взвесил ему два килограмма ранета и Юра отправился в больницу. Входя в стерильно чистый коридор, он боялся встретить Таню несчастной и плачущей, и нимало удивился, когда услышал в конце коридора ее звонкий голос. Она с кем-то разговаривала и, судя по ее голосу, была в неплохом настроении. Юра пошел на ее голос и увидел — она стояла у окна, держа в руках розы, а напротив нее — помбур Рамазан. Юра на мгновенье растерялся. Мелькнула мысль: может быть, уйти и не мешать, но было поздно — Таня увидела его.

— Ну вот и товарищ инженер… Юрии Ратхович пожаловал, — сказала Таня, стесненно улыбаясь, и Ратх вновь отметил про себя: «Не вовремя!»

— Здравствуйте, Русланова, — поприветствовал он и сам не понял, почему назвал ее не по имени. Постеснялся Рамазана? Вполне возможно. А может быть оттого, что вновь услышал от нее не «Юра а Юрий Ратхович»?

А дальше вовсе перешел на официальный тон:

— Рад видеть вас в прекрасном настроении. Судя по всему, ожоги ваши проходят?

— Да, конечно, Юрий Ратхович. Мне уже значительно лучше. Вот Рамазан Ганиевич розы принес. Посмотрите, какие крупные и яркие!

— Я же сам их вырастил! — гордо сказал Рамазан. — Я как приехал на Вышку и принял буровую, сразу же занялся разведением роз. Посадил сначала один куст, потом еще один, а сейчас уже десять корней.

— Трудно выращивать? — спросила Таня.

— Танечка, я душой чувствовал, что эти розы достанутся самой красивой девушке в мире, — польстил Рамазан.

— О, вы какой! — Таня засмеялась и поднесла к губам букет темно-красных роз.

Юра сокрушенно подумал, что ни в коем случае нельзя сейчас угощать ее яблоками. Что такое яблоки в сравнении с царственными цветами! Он держал большой кулек с яблоками и думал — как некстати эти яблоки. Надо их куда-то деть, чтобы не торчали на глазах. Он положил их на окно и, видя, что Таня мало обращает на кулек внимания, опять понес чепуху:

— Значит, уже выздоравливаете, Русланова? Это хорошо. А мы все думали…

— Я не знаю, Юрий Ратхович, о чем вы там думали, — с некоторым вызовом сказала Таня, — но я уже зачислена в штат управления. Так что, не ждите меня в КРБ.

— Неужели обиделись на всех?

— Обиделась на одного, причем тут все.

— Татьяна Мирановна! Но мы же вышвырнули этого негодяя — ноги его больше здесь не будет.

— Спасибо за участие, Юрий Ратхович, но вы могли бы и не допустить того, что случилось. Вы — инженер, но работаете только с механизмами, а о воспитании людей совсем не думаете. Вы называете свой участок комсомольско-молодежным, а держите на участке рецидивиста.

— Татьяна Мирановна, кто же мог ожидать такого — даже от рецидивиста! Рецидивист, в какой-то мере, все же человек, а этот тип оказался просто-напросто животным. Я виноват, что не разглядел в нем отпетого негодяя.

— Танечка, — сказал очень ласково Рамазан. — Юрий Ратхович не виноват. Разве он может залезть в душу каждого? Тут нужно особое внимание. Клянусь вам,Танечка, пока я жив, вас больше не тронет ни одна чужая рука, не обидит ни один подлый взгляд.

Девушка ничего не ответила Рамазану, только с тревогой бросила взгляд на Юру — как он среагировал на эти слова.

— Ну что ж, Татьяна Мирановна, простите — я действительно виноват. Пойду, не стану мешать вашей беседе. Выздоравливайте, и — счастья вам на новом месте. — Юра откланялся.

— Юрий Ратхович, неужели вы обиделись! — Таня шагнула за ним. — Юрий Ратхович, ну куда же вы!

— Кулек забыли, товарищ Каюмов, — напомнил Рамазан.

Юра, не останавливаясь и не оборачиваясь, отозвался:

— Это Татьяне Мирановне!

Вечером, поездом, Юра уехал на Вышку. О Тане, как о девушке, которая смогла бы быть его любимой, он решил забыть: поклонников у нее много. Вот и Рамазан один из них. Что касается его, для нее он всего лишь инженер Юрий Ратхович. Она даже о просьбе — называть его запросто, по имени, забыла, а точнее не вняла его просьбе. Действительно, чего ради — Юра? Можно подумать, у него с ней какие-то особые отношения…

Юра целиком ушел в работу, но забыть о Тане было против его воли, и, разъезжая по буровым или сидя над сводками показателей проходки скважин, он то и дело вспоминал о ней. Он часто думал и завидовал Рамазану. Парень что надо, любой девушке понравится. Здоров, широкоплеч, говорлив — за словом в карман не полезет, к тому же любитель цветов — увлечение для мужчин редкое. Встречая Рамазана, Юра старался не подавать виду, что завидует ему. Но что-то и Рамазан не очень бывал весел. Однажды зайдя в КРБ, чтобы сдать сводку, он преподнес телефонистке Леночке три розы. Юра шутливо заметил:

— Смотри, Рамазан, узнает Татьяна Мирановна, — приревнует.

— Ну что вы, Юрий Ратхович! Вы жестоко ошибаетесь, если считаете, что Татьяна Мирановна неравнодушна ко мне. У нее есть другой. Она так и сказала мне: «Простите, Рамазан, но мое сердце целиком занято другим».

— Кто же этот счастливчик? — все еще в шутливом тоне спросил Юра.

— Откуда мне знать, Юрий Ратхович! Разве такое женщины говорят. Может быть, кто-то из Грозного… сокурсник какой-нибудь.

— Вероятно, так и есть, — согласился Юра. — Но не будем завидовать, а лучше пожелаем Татьяне Мирановне самого большого счастья.

— Я тоже так думаю, — сказал Рамазан. — Она достойна самого большого счастья.

Дни, полные напряжения, летели быстро. Позади остались август и сентябрь. На вышках и бараке, на домиках заалели призывы в честь двадцать третьей годовщины Октября. Добыча нефти на действующих скважинах Центрального участка заметно возросла. Промысловики применяли на старых буровых повторное глубинное бурение. Все нефтескважины были оснащены глубинными насосами. Два и три года назад разлившаяся по низине нефть из фонтанов собиралась в специальные нефтяные амбары. На этом участке действовала «легкая кавалерия», и начальником штаба у молодежи был Юрий Каюмов. «Туркменнефть» взяла обязательство дать стране в сорок первом году 800 тысяч тонн нефти. Впереди еще был целый год, но показатели добычи все время росли. И на участках разведочного бурения одна за другой вступали в эксплуатацию буровые. Настроение у нефтяников было по-настоящему ударным.

Юра, занятый делами, днем редко бывал у себя в кабинете. Чаще всего заходил туда после ужина, когда в час пересмены на буровых, к нему шли по разным вопросам люди. Тогда же раздавались в его кабинете и телефонные звонки. Тревожило начальство «Туркменнефти», плановый отдел, отдел кадров…

— Мне, пожалуйста, инженера Каюмова! — голос показался Юре очень знакомым.

— Я слушаю, — отозвался он.

— Юрий Ратхович, это я… Русланова… Таня…

— А… Вот это кто! А я подумал — знакомый голос. Здравствуйте, Татьяна Мирановна. Чем могу служить?

— Боже, как официально, — обиделась Таня. — Значит не зря я все время думаю, что вы на меня почему-то обижены?

— Ну, что вы, Татьяна Мирановна! За что я должен на вас обижаться? — Юра прикрыл дверь и сел на подоконник.