Мой злой Фей - Маргарита Дюжева

— Здравствуйте, Тимофей Андреевич! — расплылась в деловой улыбке Елена Леонидовна, излучая настороженный интерес. Я здесь строго по делу,  но палиться не хочу. Не хватало еще разговоров за спиной, с меня Викиных бредней хватило. Поэтому спрашиваю сурово:

— Миронова где? — и папкой для убедительности трясу. Неважно, что у меня там черновики сложены и на фиг я это с собой взял вообще не понятно. Но со стороны выглядит так, будто у меня в руках важнейшие документы и я ими недоволен.

От моего тона они подобрались, притихли, а начальница произнесла угодливо:

— Наташи сегодня нет, Тимофей Андреевич.

— Нет? — вскинув брови, глянул на нее так, что затряслась, едва со стула не упав,  — и где бродит ваш сотрудник?

— Ее в больницу положили, — заикаясь, ответила, нервно воротничок блузки поправляя, — по скорой ночью увезли. Угроза у нее.

— Какая? — туплю адски, а в ушах шум нарастает, но гневную маску держу идеально.

— Выкидыша, — совсем тихо поясняет она, покраснев до кончиков волос.

— Понятно, — роняю недовольно, и, резко развернувшись, иду к выходу.

Собранный, деловой, раздраженный... вплоть до того момента, как выхожу в коридор и захлопываю за собой дверь.

Вот тут накрывает! Аж руки затряслись.

Какого хрена ничего не сказала? Глупая.

Выуживаю из кармана телефон и набираю ее номер, ошибаюсь от волнения и снова набираю. Абонент — не абонент. Телефон отключен.

Опять набираю. И опять. Как заведенный. А у самого внутри гудит от волнения.

Черт! На хрена я ей ночью понаписал всего этого дерьма??? Только расстроил...

Снова стыдно стало до такой степени, что сердце сдавило и кровь от щек отхлынула. Она же беременная! Вся на эмоциях! И я такой грозный, с наездом.

Пересрался, что на свободу мою покушается, что чего-то ждет, требует внимания, строит коварные меркантильные планы, вот и вывез петицию, в надежде поставить ее на место.

Поставил, твою мать!

Дозвониться до Натальи так и не смог. То ли игнорировала, то ли не до разговоров ей было. Фантазия тут же нарисовала ее в палате, на белой койке, вокруг капельницы и тихо пищащие приборы, а вокруг врачи со скорбными лицами ходят. Тряхнуло неслабо, когда в очередной раз звонок сорвался, поэтому без раздумий к себе в кабинет вернулся чтобы одежду взять.

— Сегодня меня нет, — на ходу бросил притихшей помощнице, удивленно взирающей на меня поверх очков, и ушел. Вернее убежал.

Срать на все. Никуда эта работа не денется!

Пока на парковку спускался, успел набрать Олегау, с просьбой выяснить, куда увезли Наталью. В течение десяти минут, которые я провел, сидя в машине, вцепившись сведенными пальцами в руль и матеря себя на все лады, он пробивал в какой она больнице. И едва скинул адрес, как я сорвался с места и помчался к ней, при этом очень сомневаясь, что она захочет меня видеть.

Эх, я олень! Оленище!

До больницы долетел за считанные минуты, по пути нарушив все, что можно и нельзя — точно штрафы пришлют, но сейчас не до этого. Сейчас все мысли заняты состоянием Моего Тролля!

Я так привык видеть в ней сильную, упрямую, местами по-мужски циничную девицу, что вот эта, внезапно обнажившаяся слабость накрыла посильнее цунами. У меня, будто глаза открылись, и получилось взглянуть на ситуацию совсем с другой стороны, отчего внутри все перевернулось.

И свои собственные чувства, которые не замечал, не понимал, сейчас осознал со всей пугающей ясностью.

Мне уже было плевать кто биологический отец этого ребенка: я или какой-то другой козел, не важно. Этот ребенок мой! И тролль тоже мой! Вот просто мой и все!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Это не сиюминутная блажь, не решение, принятое под давлением эмоций. Ничего подобного! Я уже давно это знал, просто самому себе не признавался.

Причем знал наверняка, до мелочей, неосознанно планируя нашу дальнейшую жизнь, вплоть до того где будем отдыхать следующим летом, и где в моей квартире будет детская. Жаль, что для того чтобы понять и принять это, пришлось довести ситуацию до такого острого момента.

В больницу меня не пустили. Потому что, во-первых, часы не приемные, а во-вторых, я, как оказалось, никто и звать меня никак — не родственник, не муж. Никто.

Медсестра подобрела, только когда выложил перед ней крупную купюру с красотами Хабаровска. Стрельнула испуганным взглядом по сторонам и бумажку рукой накрыла, а потом и вовсе спрятала в карман.

— Я хочу видеть Баринова, — назвал фамилию врача, лечащего Наталью.

— Ждите здесь, — коротко кивнула на белый, чисто больничный диванчик, и стала набирать внутренний номер.

Изнемогая от нетерпения, проигнорировал ее предложение и начал мерить шагами короткий коридор. Из угла в угол, вдоль — поперек, по диагонали, кругами, крестиками.

***

Когда раздался низкий голос, даже подпрыгнул от неожиданности, настолько потерявшись в своих сумбурных мыслях:

— Вы меня видеть хотели? — спокойный, даже равнодушный вопрос

— Да я, — кивнул с готовностью и шагнул к нему.

Высокий худощавый мужчина, лет сорока пяти, интеллигентного вида с благородной сединой на висках. Внимательные темно-серые глаза пристально и немного устало наблюдали за мной.

— Чем могу быть полезен?

— Разговор есть, относительно одной из ваших пациенток.

Он лишь бровь вопросительно выгнул:

— Надеюсь, вы в курсе, что существует врачебная тайна?

Да, в курсе я, в курсе!

— Где мы можем поговорить? — взглядом выразительно указал на притихшую медсестру, намекая на то, что свидетели не нужны.

— За мной идите. Только бахилы наденьте, — кивнул на корзинку, стоящую в углу, — и верхнюю одежду оставьте.

Делать нечего — сбросил дубленку, оставив ее на стуле, натянул синие шелестящие пакеты поверх дорогих ботинок и пошаркал следом за ним, а ушлая медсестра еще на плечи халат белый накинула,