Психоаналитик. Шкатулка Пандоры - Андрей Шляхов

Увлекшись созерцанием, Михаил не заметил, как вернулась Ирина.

— Оба здесь! — объявила она. — Дима и Виктор Иваныч. Я их уже отправила к вашей машине. Только вы их долго не задерживайте, а то в десять у курьеров — время «икс». Если после десяти Роман Палыч увидит курьера в офисе, то оштрафует.

«Бедный Роман Палыч, — посочувствовал незнакомому человеку Михаил. — И за курьерами следи, и во Владивосток летай… вот уж беспокойная жизнь!»

Поблагодарив Ирину, Михаил пообещал не задерживать курьеров больше, чем на пять минут, и поспешил на стоянку.

— Про специфику будешь Романпалычу объяснять! — неслось ему вслед. — Только потом не обижайся! Я тебя предупредила! Вы за этот контейнер лично ему будете должны.

Михаилу оставалось только порадоваться, что сам он ничего не должен Роману Палычу. Ну и заодно порадоваться отсутствию начальства. Непросто быть самому себе хозяином, но приятно.

Возле машины Михаила ждали курьеры. Бритоголовый Дима был молод, спортивен и прямо-таки излучал энергию, а пожилой Виктор Иванович был бледен и уныл. Он напоминал гриб опенок — большая голова на тощем кривом теле. Когда Михаил подошел ближе, ему ударил в нос резкий запах перегара, исходивший от Виктора Ивановича, поэтому планы пришлось изменить на ходу и разговаривать не в машине, как намеревался вначале, а возле нее.

Михаил представился и первым делом вручил курьерам по тысячерублевой купюре. «Сорю деньгами, — мысленно усмехнулся он. — Но вроде бы с пользой. Пока с пользой». А с другой стороны, как еще простимулировать чужую память и вызвать у человека, которого ты видишь первый раз в жизни, желание помочь тебе. С какой такой стати? А вот с какой!

— Нечаянная радость! — высказался Виктор Иванович, пряча купюру в нагрудный карман лоснящейся джинсовой куртки, которую давно надо было бы постирать, а лучше выбросить.

— Ира сказала нам, какие заказы вас интересуют, — деловито начал Дима. — Дмитровский район, поселок Северная Мечта, дом четырнадцать… Я там был тридцать первого мая…

— А я — первого июня! — встрял Виктор Иванович. — В День защиты детей. У меня вон два оболтуса, таких как Димка…

Дима несильно толкнул его локтем, выражая таким образом просьбу замолчать, и продолжил:

— Помню я этот заказ хорошо. Во-первых, мало кто заказывает бруфарин по одной банке, обычно хотя бы по три берут. И не только морилку, но и все другое — лаки, краски…

— Сашка-водитель тоже удивлялся, кому один фуфырик бруфа понадобился, — Виктор Иванович явно был из говорунов. — Его же, если как следует класть, на три доски не хватит. Я тоже удивлялся — сроду таких смешных заказов не бывало. Ну, лак еще бывает мастера заказывают…

— Иваныч! — одернул коллегу Дима. — Сейчас я говорю.

— Молчу! — Иваныч зажал рот ладонью и выпучил глаза.

— Во-вторых, название прикололо, — продолжил Дима. — Северная Мечта! Никогда не слыхал. Ну, и сама клиентка тоже запомнилась.

— Клиентка? — переспросил Михаил. — Женщина?

— Клиентка, — кивнул Дима. — Тетка в инвалидной коляске…

— Да-да, в коляске, — подтвердил Виктор Иванович. — Вся такая скукоженная и больная…

— Скукоженная?

— Ну да, — Виктор Иванович передернул тощими плечами, согнул пальцы так, что они стали похожими на птичьи когти, и вывернул руки ладонями кверху. — Даже расписаться в накладной не могла, я за нее расписался. Я еще удивился — деньги из кошелечка она ловко вынимала, а расписаться не смогла…

— Точно! — Дима снова кивнул. — Мне сказала, что она после массажа и не может ручку в руки взять. Я еще удивился тому, что такой понтовый дом в таком понтовом поселке, а прислуги нету и хозяйка сама выехала бруфарин получать.

— Может, у прислуги обеденный перерыв был? — предположил Виктор Иванович. — Я тоже удивился. И как, думаю, она не боится… А скупая тетка, кстати, ехали мы к ней в такую даль, а она расплатилась тики в таки, без округления. А Сашка так на чаевые рассчитывал, что вместе со мной пошел заказ отдавать, боялся, чтобы я все себе не забрал.

— Значит, и ваш водитель, Виктор Иванович, тоже видел женщину в инвалидной коляске?

Ой, Тамара, Тамара! Всех вокруг пальца обвела! Всем мозги запудрила! Впрочем, почему «всем»? Анна сразу ее заподозрила… И какая коварная придумка с двумя накладными! А вот на то, что кто-то побеседует с курьерами, она явно не рассчитывала. Или надеялась на то, что курьеры ее не запомнят? Или на то, что курьеров найти будет невозможно? Среди этой публики такая текучка… А вот же — и нашлись, и вспомнили.

— Видел! И костерил ее всю обратную дорогу за то, что чаевых не дала. А при выезде на Дмитровку у него колесо спустило, правое заднее…

Михаилу хватило ума и предусмотрительности для того, чтобы записать данные курьеров — фамилии, адреса, номера телефонов. Заодно записал и фамилию водителя Сашки, оказавшегося Санжаром Байрамканеевым.

Это был не просто успех. Это была победа. Михаил имел все основания гордиться собой. Попрощавшись с курьерами, Михаил сел в машину и сразу же позвонил Анне:

— У меня сегодня кофейно-круассановое настроение! — объявила ему Анна. — Сижу, пью кофе и думаю о тебе. И тут ты звонишь! Надеюсь, что у тебя хорошие новости? Не хочется говорить о плохом в такое чудесное утро.

— Новости хорошие, — ответил Михаил. — Только лучше я расскажу их не по телефону. Можешь сегодня вечером приехать ко мне? В офис или сразу домой? Я заканчиваю в девять…

— Лучше в офис, — сказала Анна. — Так как-то привычнее. И потом, мне очень нравится ехать вместе с тобой по вечерней Москве и целоваться на светофорах…

18

Разумеется, Михаил выложил новость сразу же, как только увидел Анну. Наверное, лучше было бы сделать это дома, может, даже стоило устроить нечто вроде торжественного ужина и за бутылкой вина, спокойно, не торопясь, смакуя каждую подробность и наслаждаясь производимым эффектом, рассказать обо всем. Но разве можно вытерпеть? Особенно если терпел целый день, хотя так и подмывало рассказать еще по телефону. Останавливало одно — беспокойство за Анну. Вдруг она сразу начнет выяснять отношения с Тамарой, а та, поняв, что ее разоблачили, решится на какой-нибудь отчаянный шаг. Например, отравит и Анну. Или, скажем, застрелит. Может же быть у Тамары оружие? Запросто… Поэтому Михаил хотел быть рядом с Анной в тот момент, когда она узнает, что бруфарин заказывала Тамара.

И правильно хотел, потому что реакция Анны была очень бурной. Сначала она рассмеялась надрывным истерическим смехом, который перешел в рыдания. Кое-как успокоившись (Михаил уже был готов вызывать «Скорую помощь»), Анна вскочила на ноги, сверкнула раскрасневшимися влажными глазами и заявила:

— Я еду домой!

— Прямо сейчас? — удивился Михаил. — Зачем? В таком состоянии?

— Я должна ехать домой! — упрямо повторила Анна. — Сейчас!

— Сейчас лучше всего поехать ко мне, — мягко возразил Михаил. — А завтра утром обратиться в полицию. Я поеду с тобой, расскажу все, что знаю, сообщу данные свидетелей. Пусть заводят дело…

— Пусть заводят, — согласилась Анна. — Но сейчас я должна вернуться домой! Если ты не можешь меня отвезти, то вызови мне такси!

Михаил посмотрел ей в глаза и понял, что отговаривать бесполезно. Не тот случай. По взгляду Анны, по складке на переносице, по тому, какими узкими вдруг стали ее сочные губы, по скупости жестов, по некоей ауре отстраненности, распространившейся вокруг нее, было ясно, что никаким доводам внимать она не станет.

— Тамара как с цепи сорвалась — вчера при Яне и Вале заявила, что боится жить со мной в одном доме. Было так неприятно. А Яна еще косила на меня взглядом и ухмылялась… Ненавижу!

— Поехали! — вздохнул Михаил.

Все это выглядело совершенно бессмысленно. Они приедут, будет бурная сцена, затем они уедут, потому что Анне больше нельзя оставаться в этом проклятом доме. Во всяком случае, до тех пор, пока там живет Тамара. Зачем ездить туда-сюда, да еще на ночь глядя. Не лучше ли сразу поехать к Михаилу, утром отправиться в полицию, написать заявление, и уже потом…

Михаил спохватился, что не освободил завтрашний день. А ведь ему явно будет не до работы! И как только раньше не сообразил! Пришлось попросить Анну подождать и обзвонить шестерых завтрашних пациентов. Седьмой пациентке можно было не звонить, потому что она сидела напротив.

Сидела как на иголках. Дергала головой, кусала губы, теребила сумочку, дважды доставала из нее мобильный и, так никому и не позвонив, убирала обратно. Попыталась оторвать пуговицу от своего синего кожаного пиджака, но пуговица не подалась, оказалась пришитой на совесть. Тогда Анна вытащила из подставки, стоявшей на столе Михаила, карандаш, с хрустом сломала его, отшвырнула в угол и снова принялась теребить сумочку.