Девушка в переводе - Джин Квок

Мэтт ушел с фабрики и работал в транспортногрузовой компании. Ему всегда нравилась работа, помогавшая поддерживать физическую форму. Зарплата была неплохой, и, главное, каждый месяц он точно знал, сколько получит.

— Тебе не стоило уходить из-за меня с фабрики, — как-то раз заметила я.

— Я все равно давно собирался оттуда линять. Держался, только чтобы помогать маме и присматривать за Парком.

После смерти матери Парк почти полностью погрузился в себя. Регресс оказался настолько сильным, что я даже не надеялась когда-нибудь вновь наладить с ним контакт. Он начал мочиться в штаны, как младенец, ни на что не реагировал — ни на слова, ни на жесты. Мэтту приходилось почти насильно кормить его, но все равно Парк страшно исхудал. Он целыми днями оставался дома один или под присмотром пожилой соседки, которая с давних пор помогала их семье. Иногда Парк сидел неподалеку от гаража, где работал Мэтт.

— Ребята там нормальные, — рассказывал Мэтт. — Они не против, чтобы Парк приходил, знают, что он ничего дурного не сделает.

Мэтта любили, как и прежде на фабрике, и мирились с Парком, потому что он брат Мэтта.

У Мэтта были друзья повсюду в Чайнатауне. Нам никогда не приходилось стоять в очередях. Однажды мы покупали продукты по просьбе Ма. Торговец рыбой, едва завидев Мэтта, обслужил нас первыми, оставив на время остальных покупателей.

— А здесь что, ты когда-то чистил рыбу? — прошептала я.

— Да нет, — смутился он, — просто я давно живу в Чайнатауне, хочешь не хочешь, со всеми познакомишься.

Ма потом говорила, что никогда не пробовала такого свежего морского окуня.

Проходя мимо газетчика, Мэтт, бывало, окликал его:

— Эй, передохнуть не хочешь? Могу постоять тут за тебя чуток.

— Нет, Мэтт, спасибо.

— Может, принести тебе чашечку кофе? — Мэтт косился на меня: — Не возражаешь? Бедняга торчит тут дни напролет.

Я никогда не возражала. И любила его еще больше.

Я хотела, чтобы Аннет познакомилась с Мэттом, и она пришла к нам в Чайнатаун на чашечку чая. В кафе она оказалась единственной белой и категорически настаивала, чтобы ей подали что-нибудь китайское-прекитайское. Мы выбрали то, что я больше всего любила, — вареную красную фасоль, смешанную с мелко колотым льдом и сладким сгущенным молоком.

— Мне подадут по-настоящему, по-китайски? — волновалась Аннет. — Официант не скажет повару, что это для белого посетителя?

С тех пор как я рассказала подружке про особенности работы китайских ресторанов, она все переживала относительно аутентичности еды.

— Я попросил, чтобы нам всем подали, как китайцам, — заверил Мэтт. Странно было слышать, как он говорит по-английски с легким китайским акцентом. Прядь волос упала ему на глаза, он поправил прическу удивительно изящным движением.

— Спасибо. — Аннет лукаво улыбнулась мне: — Теперь я понимаю, почему ты не влюбилась ни в одного из тех парней в «Харрисон».

Я наступила ей на ногу под столом, но было уже поздно.

— Каких парней? — насторожился Мэтт.

— Да так, ерунда, — небрежно отмахнулась я.

— Кимберли, — хихикнула Аннет, — обещай, что в следующем году мы будем часто встречаться.

— Не знаю, захочу ли я общаться с такой несдержанной особой, — шутливо поморщилась я.

— Нельзя ли все же подробнее насчет парней, ~ не отставал Мэтт.

— О, смотрите, вот и наш заказ, — с облегчением сменила я тему.

Однажды, когда мы с Мэттом гуляли вместе, в окне цветочного магазина я увидела Вивиан. Она, кажется, еще больше похорошела, если это вообще возможно, но печаль в глазах такая, будто мир рухнул. Вдруг она повернулась и заметила нас. Казалось, сердце ее разорвалось, горе заполнило ее, не оставляя места гневу. И я подумала: «Не хочу никогда никого полюбить так же сильно, даже Мэтта, — так, что в душе не останется места для меня самой, так, что я не смогу жить, если он оставит меня».

Мы валялись на матрасе в комнатушке Мэтта.

— Давай останемся вместе здесь, в Чайнатауне, — сказал он.

— Как это? В смысле — не учиться в Йе-лу?

— Образование не так уж важно. Все и так замечательно. Мы счастливы. Останься со мной. Я хорошо зарабатываю. Постепенно, шаг за шагом, мы построим свою жизнь.

Да, я, безусловно, хотела прожить с Мэттом до конца своих дней. Я всей душой стремилась к нему, если его не было рядом. Но вместе с тем все было не так просто. После зачисления Аннет подарила мне справочник про Йель, и я часами разглядывала фотографии университетских лабораторий. У них даже обсерватория была, которой мог воспользоваться любой, просто предъявив студенческий билет Йеля. Среди профессоров — лучшие умы нашего времени. В таком месте можно было добиться чего угодно!

— Мэтт, я не могу отказаться от Йеля. Поехали со мной. Можем снять квартиру рядом с университетом. Уверена, ты запросто найдешь там работу. А потом, когда я стану врачом или ученым, мы вместе сможем прожить восхитительную жизнь. Путешествовать. Переживать приключения. Со временем, возможно, ты даже перестанешь работать.

Он помрачнел. Похоже, я перестаралась.

— Это я хочу заботиться о тебе, Кимберли, — медленно проговорил Мэтт, разглядывая собственные руки, — а не наоборот. Мужчина должен быть главой семьи.

— Так было раньше! Какая разница, кто больше зарабатывает? Ты же сам говорил, важнее всего — вместе строить общую жизнь.

— Наверное, меня просто бесит мысль, что ты будешь учиться рядом с такими попрыгунчиками, как тот твой, школьный, и все они будут клеиться к тебе.

— Что? — Такая мысль никогда не приходила мне в голову, я рассмеялась. — Мы будем учиться. Никто даже не обратит на меня внимания.

— Ты не понимаешь, а я знаю мужчин, поверь.

— Ты хуже, чем Ма. Но даже если и так, у меня же есть ты.

Мэтт крепко обнял меня, поцеловал.

— Знаешь, не могу не ревновать тебя к любому парню, который появляется поблизости. Никогда таким не был. Не представлял, что могу испытывать такие чувства.

В те дни хотелось верить, что любовь — это нечто реальное и постоянное, как талисман удачи, который всегда носишь на шее. Сейчас я понимаю, что она больше похожа на струйку дыма от ароматической палочки: остается лишь воспоминание, едва заметный след аромата.

Я знала с того самого момента, как увидела порванные презервативы. И, как ни странно, первым, кому рассказала, был Курт. Он, должно быть, понял, что случилось нечто серьезное, когда я предложила встретиться. Он ждал на нашем старом месте, под трибунами.

— Все в порядке?

Я молчала, а потом просто расплакалась. Курт тут же обнял меня за плечи, прижал к себе. Так мы и сидели, голова к голове, пока я рыдала. Наконец успокоилась, вытерла глаза рукавом.

— Это тот козел? — осторожно спросил Курт.

Я запротестовала:

— Он не…

— Ладно, ладно… — После паузы Курт продолжил: — Одно из трех. Первое: он тебя бросил. Второе: ты его бросила. Третье: ты залетела.

На этих словах слезы хлынули вновь.

— Кимберли! — Курт наклонился, потрясенно заглядывая мне в глаза. — Ты шутишь…

Я спрятала лицо в ладонях.

— Я совсем запуталась. Со мной никогда такого не было. Все мои надежды, планы, все, о чем я мечтала, — все пропало.

— Хочешь, я на тебе женюсь? — участливо предложил Курт.

Несмотря на печальные обстоятельства, я не смогла сдержать смех.

— Нет, серьезно. Я был бы не прочь. И вообще мы подходим друг другу.

Меня больше поразила легкость, с которой Курт относится к браку, чем его готовность жениться на мне.

— А как же твои страхи перед пригородами и стабильной жизнью?

— Ну, это совсем не обязательно. Кимберли, с тобой я буду чувствовать себя свободным. — Он смущенно отвернулся. — Я скучал по тебе, когда ты была… занята.

Опущенные ресницы, такие же светлые, как его волосы, — он говорил очень серьезно.

— Мы могли бы начать сначала, с чистого листа.

— Курт, я люблю тебя. Но не так. И ты тоже любишь меня иначе. Мы ведь просто друзья. Друзья, которые просто валяли дурака.

Он печально вздохнул:

— Пожалуй. Хочешь, я дам тебе денег?

— Ты самый милый на свете. — Я погладила его по небритой щеке. — Не то чтобы мне не нужны были деньги, но от тебя я их принять не могу.

Брось, Кимберли. Ну, хочешь, возьми в долг, отдашь, когда сможешь. Дети, знаешь ли, требуют много расходов.

Усилием воли я поборола новый приступ ципаники. Даже сумела выдавить улыбку.

— Достаточно того, что я использовала тебя. Остановимся на этом, не будем использовать еще и твои деньги.

— Как можно возвышенно рассуждать в таких обстоятельствах? — Он даже присвистнул.

— Возвышенно… Если бы ты знал, о чем я иногда думаю… Ох, Курт, что мне делать?

— Ты уже рассказала этому козлу?

— Он не… Нет.

— А собираешься сказать?