Пылающий горизонт Юго-Восточного фронта - Владимир Карагодин

* * *

– Шершень, я принял решение вернуться домой. Здесь я уже пробыл достаточно времени для того чтобы не отправили на окопы. А если отправят, всё равно, ведь я через несколько дней буду дома. Поехали, а? – заговорил со мной Король.

– На психику давишь? Знаешь ведь, что мне тоже не по душе все эти бесконечные досмотры и караулы.

– Конечно, ну сам подумай, сколько мы здесь будем – месяц, два. Мы сюда не за этим приехали, чтобы машины проверять, – воодушевился он, словно нащупав болевую точку.

– Я думаю недолго, ничего, скоро картинка сменится.

– Нет, я завтра пойду к Силачу и спрошу, как мне уйти из отряда и уехать отсюда. Могу и за тебя спросить.

– За себя переживай, со своими проблемами я как-нибудь сам разберусь.

– Да, что ты опять в бутылку лезешь, неужели ты ещё не понял – Донбасс не признают.

– Признают, не признают – это пусть политики разбираются. Но чем дольше мы пробудем здесь, тем легче будет тем парням, за которых мы стоим ночами на постах. К тому же, возвращаться в государство, где на похоронах уголовного авторитета народу собирается больше, чем у академика, посвятившему свою жизнь изучению науки, я пока не хочу. Сам туда езжай, там ещё долго ничего не изменится…

* * *

Утром я отправился в столовую, где рядом были припаркованы легковые машины наших командиров – старенькая «волга» и «девятка» с разбитым задним стеклом. Но ни Шарнира, ни Малого не было, в столовой сидел парень, который спрашивал у нас в комендатуре Снежного ветошь.

– Командиров не видал? – спросил я у него.

– В Торезе они, а тебе что? Я могу подсказать, если что-то важное.

– Да я вот хотел узнать, – подбирая слова, чтобы выразится помягче, продолжал я. – Сколько мы здесь ещё будем сидеть без дела?

– Почему это без дела?! Мы, как раз, здесь очень важным делом занимаемся.

– Это каким же, что-то я не заметил.

Феникс, нахмурив брови, посмотрел на меня, и сверкнув своими чёрными глазами, сказал:

– Дорога, на которой мы стоим, называется дорогой жизни и она единственная из этой области ведёт в Россию. Так что мы здесь не прохлаждаемся, а обеспечиваем безопасность всех ополченцев, следующих по этой дороге, включая и мирных жителей.

– Это ладно. Если у нас противотанковое подразделение, когда нас с танками будут учить бороться? Когда нормальные стрельбы будут?

– Нас на полигонах никто не учил! Мы в бою учились! Будет бой – сами научитесь, боеприпасов не так много, вот когда трофеев добудем, тогда и потренируемся.

Обратно я шёл с чувством, как у школьника, которого отчитал директор в своём кабинете. «И как он ловко выкрутился, и ведь не поспоришь, ну Король, ну гнида, настропалил меня».

А Король, уже поджидая меня возле легковых машин, ехидно улыбался.

– Ну, как он тебя осадил, всё по полочкам разложил, ты аж покраснел.

– Это чем же он меня осадил, просто спорить мне с ним лень, спать хочу.

– Ну, ну. А я с Силачом поговорил, адекватный мужик. Сказал мне что можно с любой колонной уехать, которая мимо нас на Россию пойдёт. Сдаёшь оружие и свободен, на окопы кидать не будут.

– Ну и вали, только когда соберёшься, мне скажи.

– Проводить меня хочешь?

– Знаешь, уж очень мне твоя фляжка и каска нравится! Да и пинка тебе хорошего дать хочется, чтобы в дороге не забывал.

А каска у Короля и вправду была хорошая – кевларовая, с защитным чехлом, такая защищала от пистолета и от осколков. Ему её в институте подарил Философ, вместе с фляжкой.

* * *

После полудня меня разбудил Сосна, оказалось, к нему подходил Король и агитировал ехать обратно домой. Сосна печально посмотрел на меня и спросил:

– А ты едешь?

– Нет, не еду.

– Ну, вот и хорошо. Я тоже отказался.

С Сосной время летело быстро, я рассказывал ему о своих амурных похождениях; иногда подзадоривал его, придумывая несуществующие правила несения караульной службы.

Помню, в один из скучных вечеров на дороге показался велосипедист, который каждый вечер почти в одно и то же время проезжал мимо нас. Это был мужичок, неопределенного возраста, всегда полупьяный. На наши замечания, он всегда отвечал: «Мужики, это в последний раз». Но каждый вечер он снова появлялся в нетрезвом состоянии.

Вскочив со стула и нырнув за мешки, я, сделав серьёзное лицо, шепнул Сосне:

– К бойнице. Это же тот, с ориентировки, ну точно он, проскочить решил. Тебя увидел, думает новичок, обмануть хочет.

Сосна, спрятавшись со мной за мешками, в недоумении смотрел на приближающегося велосипедиста. А я, всё повторял и повторял, опустив голову вниз, чтобы не рассмеяться:

– Ближе, ближе его подпусти, чтобы наверняка.

Когда мужичок поравнялся с нашей баррикадой, я, резко вскочив из-за мешков, крикнул Сосне:

– Бери его! Я на прикрытии!

Сосна, выскочив из укрытия, побежал к нему, пытаясь схватиться за руль велосипеда. Но у мужичка от страха затряслись руки, и велосипед, выдавая восьмёрки, накреняясь вправо, вместе со своим хозяином грохнулся прямо на Сосну. Смеху было много, смеялись даже парни, стоявшие на дальних блоках и наблюдавшие за этой картиной. Больше Сосна в тот вечер со мной не разговаривал.

* * *

Метрах в ста от нас в секрете круглосуточно дежурили несколько бойцов. Располагался секрет за железной дорогой в лесопосадке, перед окраиной посёлка.

Такой вид службы считался курортом, так как командиры там вообще не появлялись, а обстрелов там не было. Поначалу парни ходили в столовую за пищей, а потом и вовсе перестали.

– Нас местные жители кормят. Вот сегодня картошечку жаренную заказали с грибочками, – хвастался мне Помор.

В один из дней, когда я в гостях у Лёвы засматривался на банку с клубничным вареньем, стоявшей на полке рядом со столом, по зеленке, в которой мы располагались, ударили из миномётов. Большинство мин легло за железной дорогой, а к нам прилетело несколько «дурных». Не придав этому значения, мы, успев вовремя скрыться в блиндаже, после обстрела побежали скорее к столу, глянуть пережила ли бомбёжку банка с вареньем.

– Це-ла-а, – выдохнули все мы почти в унисон.

Когда я вернулся на пост, спустя полчаса на дороге показался Ром. Обычно весёлый, он, шагая размашистыми шагами и проходя мимо нашей баррикады, не упускал возможности подшутить над нами.

Но в этот раз он шёл по иному, быстро семеня и чуть прихрамывая, он спешил в лагерь.

– Что случилось, Ром? – спросил я у него.

– Накрыли нас, кто-то из местных сдал, – не останавливаясь, резко бросил он.

Вскоре появился Король, он молча сел возле мешков с песком и закурил.

– Ну, что там?

– Сегодня наш секрет из «восьмидесяток» накрыли…

– Ну, это я уже слышал. Все живы?

– Помор, Вэл и Ром сидели за столом, когда начался обстрел. Ром и Помор кинулись на землю, а Вэл продолжал сидеть и пить чай, укоряя их за то, что они перед минами кланяются. Одна мина угодила рядом со столом. Больше всех повезло Рому – осколок чуть коснулся его шеи, оставив небольшою ранку, которую ему заклеили пластырем, да при падении подвернул лодыжку. Помору повезло меньше – осколком ему перебило кость на левой руке. Вэлу осколок попал в ягодицу, уколов его «антишоком», его вместе с Помором отправили в больницу. В приёмной у Вэла взяли кал на анализ, а в нём кровь. Сделали рентген, оказалось, что осколок, войдя в ягодицу, пробил ему все кишки и застрял в печени. Стали готовить к операции, а наркоз на него не действует, так как до этого ему ребята вкололи «антишок». Время было упущено… спасти Вэла не удалось.

Я не успел хорошо запомнить Вэла, так как он был командиром другого отделения. В памяти сохранился лишь один момент. Когда во время шума, поднятого всеми по причине обнаружения нас корректировщиком, Вэл по-отечески печально смотрел на меня. Может быть он уже сочувствовал нам, молодым бойцам, приехавшим на эту войну. Вэл мог разрешить любой конфликт удачно вставленной фразой, которая расставляла все точки над «и». Но в тот раз он молчал, может быть потому, что у него уже была своя тайна. Вэл был в ополчении с первых дней войны, дома у него осталась жена и две маленькие дочки.

До вечера мы с Королём не общались. Я думал о том, что опять мы несли потери из-за нашей безалаберности. Король, наверно, представлял себя в поезде, уносившим его домой от всего этого ужаса.

Вечером Грузин сдал свой автомат Слону и, дождавшись такси, уехал так просто, будто бы он, выйдя в магазин, вернулся обратно.

Говорили, что он дождался перевода в батальон «Восток», в который к тому времени попадала вся трофейная техника. Но как ни странно, в основных боях это формирование не участвовало. Может резервы берегли для другой, более важной и крупномасштабной операции.

После гибели Вэла, старые бойцы всё больше и больше негодовали по поводу нашего пребывания на блокпосту. Отряд, привыкший участвовать в диверсиях и разведывательных операциях, в позиционной войне считал, что нести потери – это кощунство.