Рыбья Кровь и княжна - Евгений Таганов

— А женщин нам дадут? — невинно поинтересовался князь.

— Женщин? У нас есть много словенских поселений, там и сосватаете.

— А то, что мы в Дикее награбили, можно будет оставить себе?

— Не знаю. — Лидия вдруг пристально посмотрела на него, видимо, поняв, что он над ней издевается. — Если я буду ночевать здесь, пусть принесут новое чистое белье.

Дарник распорядился, и Корней с рабынями принесли стопку чистого постельного белья. Застлав постель, рабыни вместе с шутом удалились. Лидия молчала, князь терпеливо ждал, что будет дальше. За окном быстро смеркалось. Слышны были голоса гридей, устраивающихся на ночлег в соседних домах, изредка раздавалось конское ржание, собачий лай, ослиный рев.

До порфирородной стратигиссы стало потихоньку доходить, что князь из спальни уходить не собирается, но напрямую спросить она не решалась. Дарник решил, что пора было сбить с пленницы спесь, он поднялся и стал снимать доспехи.

— Что ты собираешься делать? — совсем по-простому вскричала она.

— Ты не обидишься, если я сегодня совсем не буду покушаться на твою честь? Понимаешь, у нас, предводителей пиратов, принято первыми овладевать самой красивой из захваченных женщин. Если я просто отсюда уйду, воины потребуют своей доли простого мужского счастья. Говори, уходить мне или нет?

Остолбенев, Лидия не произносила ни слова.

— Только прошу тебя, утром сделай вид, что я тобой действительно овладел, иначе все будут смеяться, — говоря так, он задул масляную лампу, разделся до подштанников и нырнул в шелковые простыни, подложив под бок свое оружие и деликатно оставив для пленницы свободной половину спального ложа.

Ночью Дарник несколько раз просыпался, видел дремлющую за столиком Лидию и снова засыпал. Утром же обнаружил стратигиссу лежащей в одежде на самом краешке постели. Довольно усмехнулся и, прихватив доспехи и оружие, тихо вышел за дверь.

9

Предстояло главное: раздел добычи и женщин. С добычей на первый взгляд было просто: коль скоро число моричей от остального войска составляло одну восьмую часть, то и отделить им присудили такую же часть добычи. Разногласия возникли как именно что оценивать. Понадобились доверенные люди от арсов и от моричей, которые всему разнообразию награбленного добра назначали согласованную цену, а затем уже все записывали и делили.

Князю досталась более трудная задача: женщины. Когда происходило сражение и воинов было мало, тогда все они выстраивались на следующий день в очередь по боевым заслугам и сами выходили и выбирали ту или другую пленницу из общей группы. Важно было, чтобы обязательно прошла ночь и еще какое-то дневное время, дабы пленницы немного смирились со своей участью и сумели чуть-чуть присмотреться к возможным будущим хозяевам. Именно такой подход давал потом образоваться крепким семьям всем вернувшимся с покладистыми наложницами липовцам.

Сейчас же ни у кого боевых заслуг не имелось, да и слишком всех воинов было много, поэтому Рыбья Кровь решил поступить иначе:

— Сначала мы всех пленниц продадим, а потом полученную казну разделим как добычу.

— А кто покупать будет? Мы сами, что ли? — недовольно загудели многие и липовцы, и моричи.

— А вот они. — Дарник указал на пока еще небольшую толпу дикейцев.

За сутки половина жителей покинула город, а половина осталась сидеть за закрытыми ставнями. Увидев, что словене порядком утихомирились, часть из них, одевшись в самую бедную одежду, выползла на улицы. В основном это были родственники захваченных женщин. Едва пленниц вывели на пристань, раздался их громкий плач и стенания.

Князь шепнул слово Корнею, и тот вывел на каменную тумбу самую богато одетую дикейку:

— Десять милиарисиев. Кто больше?..

— Одиннадцать, — произнес один из моричей.

— Двадцать! — крикнули из толпы…

Через несколько минут цена поднялась до ста пятидесяти милиарисиев, и пленницу собрались увести с собой счастливые родители.

— Э, нет! — запротестовали, звеня оружием, моричи. — Нам самим такие бабы нужны! Мы их мечом добыли, они наши по праву!

— Кто ее захватил? — громко вызвал Дарник.

— Ну я, — вперед выступил заградский десятский с пышным чубом.

— Отдать ему все деньги. А теперь верни их родителям и забирай свою красавицу.

И воины, и дикейцы, замерев, ждали, как поступит десятский.

— Да я на это серебро три таких молодки куплю! — Заградец под общий смех сунул мешочек с монетами себе за пазуху.

Дальше все пошло в том же духе. Толпа дикейцев увеличилась в несколько раз. Цены порой переваливали за двести и даже за триста милиарисиев. Несчастные родственники пленниц прямо тут же одалживали у знакомых золотые и серебряные вещицы, чтобы расплатиться.

К князю пробилась старушка с двумя малыми внуками. При виде матери среди пленниц малыши громко зарыдали. Вообще, все ромеи были сильно падки на слезы и жалобы, это Дарник заметил еще в Талесе. Бабушка принялась безостановочно лепетать, что они слишком бедны и им нечем выкупить свою единственную кормилицу.

— Ладно, ладно, берите ее и ступайте. — И Рыбья Кровь еще сам вручил малышам по медной монетке.

— Ты так совсем моих моричей без женщин оставишь, — укорил Кухтай.

— Кто им мешает самим раскошелиться?

— Да кто за рабыню такую непомерную виру платить станет?

— За рабыню она непомерная, а за жену в самый раз. Пускай твои моричи сами думают, без тебя.

Бойкий аукцион нарушил прибежавший от дальних ворот крепости лучник:

— Ромеи из крепости выходят!

Женщин осталась стеречь охранная сотня, остальные бросились бегом в сторону крепости. Дарник с немногими арсами впереди всех на лошадях. Когда достигли Южных ворот, там все было уже кончено. Две ватаги оптиматов с двумя камнеметами на треногах, стоя за укрытием из перевернутых повозок, столов и бревен, с честью отбили вылазку двух сотен конных и пеших ромеев. Перед воротами лежали три десятка убитых стратиотов, а часть убитых и раненых уносили в крепость их уцелевшие товарищи. У липовцев было лишь трое пострадавших.

— Пять медных и одну серебряную фалеру на всех, — объявил награду Рыбья Кровь. — Разделите их сами.

Радостный рев сорока глоток приветствовал его слова, Чтобы обезопаситься от подобных вылазок впредь, князь добавил каждому из заградительных отрядов еще по две ватаги и вернулся вместе с воеводами на пристань.

Там уже собралось не меньше тысячи дикейцев. Полюбоваться на торговлю бывшими хозяйками явилось немало их рабов и большое число нищих.

— Это ромейские смерды, — объяснил Дарнику один из лазутчиков. — Как наши бездомники — из селищ ушли, а в городе не прижились.

— А евнухи среди них есть? — тихо полюбопытствовал князь.

— Есть, — шепнул лазутчик и безошибочно указал: — Вон, и вон, и вон.

Пока Рыбья Кровь рассматривал невиданную мужскую разновидность, один из евнухов приблизился к нему:

— Дай нам оружие, мы сами против дикейцев пойдем.

Дарник почувствовал непроизвольное отвращение говорить с этим человеком:

— А потом что? Мы уйдем, а вы останетесь? — неуверенно произнес он.

— Потом будет потом. Ты сейчас оружие дай, — настаивал евнух.

Подошедший Корней, поняв суть разговора, добавил:

— У меня в тюрьме тоже полсотни таких желающих наберется.

— Давай, может, их как черное войско? — посоветовал Буртым.

— Ладно, набирай, — согласился Дарник и покинул пристань — снова выслушивать вопли родителей пленниц не имел ни малейшей охоты.

Внимательно впитывая происходящее вокруг, князь отмечал, насколько его сотские и вожаки все делали правильно, не растерялись в необычной городской обстановке, всюду без указаний выставили охранные посты, ближние к гавани улицы перегородили завалами из подручных средств, на перекрестках расположили якобы отдыхать целые ватаги с оружием в руках, на постой определили воинов очень компактно. То есть случилось необыкновенное: в разгар боевых действий ему самому почти не осталось чем заняться.

— Пошли на дромон, — вовремя предложил Корней, и с арсовой полусотней они отправились на захваченное судно.

Впервые появилась возможность увидеть снаружи и изнутри грозу и ужас Русского моря — трехпалубный корабль на полторы сотни гребцов и такое же количество воинов. Четыре баллисты, восемь сифонов в виде змеиных голов, по три перекидных мостика с крючьями с каждого борта, лебедки для спуска с верхней палубы на воду двух малых лодок. А еще подвесные койки внутри корпуса дромона для сотен матросов и две роскошные каюты для капитана-навклира и комита войсковой тагмы. Вчера повезло, что на борту находилась лишь сторожевая часть команды, не успевшая пустить в ход ромейский огонь и баллисты.