Кто и как изобрел Страну Израиля - Шломо Занд

Другой офицер, подполковник Джордж Гаулер, также страстный сторонник еврейской «реставрации» в Палестине, служил какое-то время губернатором Южной Австралии. Этот представитель империалистической администрации также был близок с Монтефиоре и путешествовал вместе с ним по Палестине в 1849 году. Он разработал практический план «возвращения евреев в их страну», имея в виду прежде всего создание надежного «санитарного кордона» между Сирией и Египтом, столь необходимого Великобритании[371]. Богатый колонизаторский опыт, нажитый в ходе успешной работы в Австралии, подсказал ему, что некоторые уже освоенные колониальные формы захвата земли окажутся применимыми и в Палестине. Правда, бедуины, по его мнению, могут стать помехой, однако большая часть страны лежит заброшенной, так что энергичные евреи, несомненно, в состоянии ее освоить и привести в порядок. Невзирая на все усилия «затушевать» стоящую за этим планом идеологию, сквозь вполне практический «сионистский» проект Гаулера просвечивает плодотворная евангелистская эсхатология — Британия представлялась ему божественным посланником, которому суждено спасти Израиль и весь остальной мир[372].

Разумеется, в аппарате Британской империи было немало людей, противившихся такого рода планам, и еще больше — просто равнодушных к идее переселения евреев в Святую землю. В середине XIX века колониальная эра была далека от своего апогея, так что британское правительство еще не занималось почти исключительно захватом и освоением всех подворачивавшихся ему территорий. Человек, более чем кто-либо другой символизировавший как переход к эпохе перманентного империализма, так и начало практического проникновения на Ближний Восток, представляет для нас особый интерес ввиду своего еврейского происхождения и специфических еврейских интересов.

4. Два «протестанта» и колониализм на Ближнем Востоке

Среди улиц Тель-Авива, крупнейшего города Израиля[373], нет улицы, носящей имя британского премьер-министра Бенджамина Дизраэли — городской совет запретил в свое время увековечивать имена выкрестов. В то же время лорд Бальфур, другой премьер-министр Британской империи, получил в свое распоряжение довольно внушительную улицу в центре города[374]. Государство Израиль, вдобавок, назвало его именем сельскохозяйственное поселение (мошав) — Бальфурию.

Дизраэли, точь-в-точь как и Монтефиоре, был по происхождению итальянским евреем. Однако, в отличие от чрезвычайно религиозного семейства протосионистского филантропа, отец Дизраэли рассорился с еврейской общиной и крестил своих детей. Раннее превращение в англиканца было немалой удачей для будущего лидера тори, ибо лица иудейского вероисповедания в 1837 году, когда Дизраэли впервые попал в парламент (ему было всего 32 года!), еще не имели пассивного избирательного права. Дизраэли очень скоро стал одной из самых колоритных личностей в британской политике. Выдающийся оратор, тонкий и одаренный интриган, он проложил себе дорогу на самый верх и стал лидером консервативной партии. В 1868 году его, правда, лишь на короткое время, назначили премьер-министром. В 1874 году он вновь занял этот пост и затем бессменно руководил британской политикой вплоть до 1880 года[375].

Как и Монтефиоре, он был личным другом королевы Виктории, но если филантропу королева присвоила лишь титул баронета, то Дизраэли она сделала графом[376]. Он не остался в долгу: в бытность премьер-министром он предложил добавить к перечню ее титулов еще один — «императрицы Индии». Для нас существенно, что этот прожженный политик никогда не ограничивался государственной деятельностью. Сильнейшая склонность к сочинению беллетристики — с весьма юного возраста и почти до самой смерти — побуждала его писать и публиковать остросюжетные романы. Некоторые из них ясно демонстрируют его отношение к своему происхождению — и к Святой земле на Востоке.

В 1833 году, еще до того, как Дизраэли был наконец[377] избран в парламент, он опубликовал «Удивительную историю Алроя» — роман о еврейском лжемессии Давиде Алрои[378], жившем, как известно, в XII веке в Курдистане, где-то между Северной Месопотамией и Кавказом. Об этой исторической личности мало что известно. Дизраэли располагал никак не большим количеством источников, нежели современные ученые; тем не менее он уверенно изобразил Алрои аутентичным еврейским лидером, принадлежащим к династии царя Давида, помнящим о своих иудео-палестинских корнях и поднявшим вооруженное восстание против мусульманских властителей, чтобы спасти евреев всего мира. Увы, «сородичи по расе» не спешили следовать за ним, вследствие чего блестящая мессианская фантазия Алрои потерпела поражение[379]. В первое издание «Удивительной истории Алроя» автор включил еще один поучительный сюжет: рассказ о столь же загадочном принце по имени Искандер, вынужденном в детстве принять ислам, но никогда не забывавшем о своих греческих христианских корнях.

В течение всей своей жизни Дизраэли маневрировал между конфессией, к которой принадлежал по рождению, и той, к которой он позднее присоединился. Естественно, Дизраэли рассматривал христианство как логичное развитие и завершение древнего иудаизма. Даже если он и оставался верующим человеком, его религиозная вера никогда не была слишком истовой. Полагая себя лояльным христианином, он тем не менее в соответствии с псевдонаучной модой того времени, воображал себя человеком, принадлежащим к особому древнему народу-расе. Время от времени он без стеснения объявлял об этом публично. Он считал, что расовая, а вовсе не религиозная проблематика является ключом к пониманию мировой истории. Гордые заявления Дизраэли относительно «еврейской расы» оказывали немалое влияние на широкие круги еврейских интеллектуалов в Центральной и Восточной Европе и существенно способствовали укреплению их новой «научной» этноцентрической самоидентификации[380]. В сентиментальном рассказе об Алрои уже присутствует вся еврейская «органика»[381] в полном объеме. Кровь еврейского мессии определяет его миссию! В то же время Иерусалим описывается в романтических, слегка сдобренных мистикой тонах. Следует помнить, что в 1831 году, еще до того, как Дизраэли превратился в профессионального консервативного политика, он посетил этот город в ходе поездки на Ближний Восток. Иерусалим оставил у него неизгладимые экзотические впечатления.

Другой известный роман Дизраэли еще яснее демонстрирует его сильнейшую тоску по ближневосточным «корням». «Танкред, или Новый крестовый поход» вышел в 1847 году, когда Дизраэли уже был видным парламентарием. На этот раз в центре повествования находился английский аристократ, решивший отправиться по следам Танкреда, древнего крестоносца[382], чтобы посетить Святую землю. Поначалу целью его путешествия было раскрытие древних тайн Востока, однако затем герой добрался до горы Синай, где голос с неба приказал ему создать «эгалитарную теократию»[383]. Увы, и в этом романе религиозная фантазия не осуществилась: желанный симбиоз между евреями и христианами, плод буйного воображения автора, остался нереализованным. В любом случае, с очевидностью собираясь изобразить древнюю землю как арену, на которой сформировались обе религии, автор не забывал и о культурной моде: вся история изрядно отдает восточными ароматами, господствовавшими в лондонских интеллектуальных салонах того времени. Хотя прозаик Дизраэли и не сумел предложить читателям романа «счастливую концовку», хеппи-энд, политик Дизраэли в итоге повлиял на историческую реальность таким образом, что Британия к концу его жизни стала заметно более имперской и «азиатской» — гораздо большей по размеру и куда более колониальной.

Руководитель Британской империи не превратился в сиониста, тем более, в христианского сиониста. Правда, он был членом той же партии, что и Шефтсбери, и поддерживал с ним тесные отношения уже в 1960-е годы, однако идея «еврейской реставрации» в Палестине, которой суждено стать в далеком будущем христианской страной, не была ему особенно близка[384]. В своей политической деятельности он великолепно служил британскому высшему классу, не отклоняясь от его интересов ни на миллиметр. Тем не менее он, быть может, не имея это в виду, внес немалый, хотя и не непосредственный вклад в создание дипломатических условий, позднее побудивших Британию принять и одобрить еврейскую сионистскую идею.

В 1875 году, будучи премьер-министром, Дизраэли обратился к своему близкому другу, барону Лайонелу де Ротшильду, с просьбой помочь британскому правительству приобрести 44 % акций Суэцкого канала[385]. Эта огромная сделка, ставшая начальным этапом прорыва Британской империи на Ближний Восток, была успешно осуществлена. Дорога в удаленные районы Азии оказалась открытой; разумеется, все территории, примыкающие к новым[386] морским воротам, стали теперь стратегическими целями первостепенной важности. В 1878 году, пообещав Оттоманской империи поддержку в период, когда та была занята жестоким подавлением болгар, Дизраэли превратил турецкий Кипр в британскую колонию. В это же время он предпринял завоевание Афганистана, надеясь таким образом отбросить продвигавшихся в Азию русских и еще более укрепить связь между Ближним и Дальним Востоком. Как уже отмечалось выше, ни один политический руководитель Великобритании не сделал так много, как Дизраэли, для «ориентализации» империи и, разумеется, для ее расширения.