Затерянные миры - Кларк Смит

— Я следую привычкам племени моей матери, и крабы снабжают меня тем, что мне нужно, а я вызываю их и управляю с помощью перстня морского бога.

С этими словами он поднял руку, указательным пальцем начертив в воздухе странный знак, и изумруд в кольце описал сияющую дугу. Двойная процессия на миг приостановила свое движение. Затем, точно повинуясь какому-то единому импульсу, они заспешили к нам, а из глубин пещеры и от входа потянулись множества других, присоединившихся к своим товарищам. Они приближались к нам с поистине невероятной скоростью, атакуя наши лодыжки и голени острыми, точно ножи, клешнями, как будто в них вселились демоны. Я нагнулся, бешено орудуя кинжалом, но на смену тем немногим, которых мне удалось уничтожить, пришли десятки новых. Другие, поймав подол моего плаща, начали взбираться по нему. Осажденный со всех сторон, я потерял равновесие на скользкой земле и упал на спину в столпотворение крабов.

Лежа на земле, пока крабы переливались через меня колышущейся волной, я увидел, что учитель сорвал свой отяжелевший плащ и отбросил его в сторону. Войско зачарованных крабов окружало его, карабкаясь по спинам друг друга и взбираясь по его коленям и бедрам. Миор Люмивикс странным движением метнул свой кинжал в воздетую руку Сарканда. Лезвие полетело вперед, вращаясь точно блестящий диск, и начисто отсекло ладонь чернокожего некроманта. И перстень блеснул на его указательном пальце, словно падающая звезда.

Кровь фонтаном брызнула из искалеченной руки, а Сарканд сидел, точно впав в оцепенение, сохранив еще на короткий миг ту позу, в которой творил свое заклятие. Потом рука бессильно повисла вдоль его бока. Кровь хлынула на постеленный на полу плащ, быстро заливая самоцветы, монеты и фолианты, пачкая кучу принесенной крабами человеческой плоти. Крабы тотчас же потеряли всякий интерес к нам с учителем, как будто движение падающей руки было другим знаком, и нескончаемо длинной волной поспешили к Сарканду. Они покрыли его ноги, карабкались на мощное тело, давили друг друга в попытке взобраться на плечи. Он пытался сбросить их своей единственной рукой, изрыгая ужасную брань и нечеловеческие проклятия, эхом раскатывающиеся по всей пещере. Но крабы все нападали на него, словно объятые дьявольским неистовством, и кровь сочилась новыми и новыми струйками из маленьких ранок, оставленных их острыми клешнями, пятная их панцири широкими алыми полосами.

Казалось, мы с Миором Люмивиксом бесконечно долго стояли и смотрели на агонию черного некроманта. Наконец распростертое существо, бывшее когда-то Саркандом, прекратило стонать и метаться под живым саваном, окутавшим его тело. Лишь нога в повязке из щепок и отрубленная рука с кольцом Басатана остались не тронутыми занятыми своей омерзительной работой крабами.

— Уф! — воскликнул учитель. — Он оставил дома своих демонов, но нашел себе новых... Пора бы нам выйти наружу и погреться на солнышке. Мантар, мой милый бестолковый ученик, я хочу, чтобы ты развел на берегу огонь. Полей дрова маслом, не жалея, чтобы угли были глубокими, горячими и красными, как в преисподней, и испеки нам дюжину крабов. Но потрудись выбрать тех, которые только что выбрались на берег из океана.

МОРФИЛЛА

В городе Амбри в Дельте после захода солнца, состарившегося и превратившегося в угольно-красную угасающую звезду, огни горели с ослепительной яркостью. И самыми блестящими, самыми сверкающими были светильники, освещавшие дом стареющего поэта Фамурзы, чьи анакреонтические баллады, воспевавшие земные радости, вино и любовь, принесли ему немалое состояние. Поэт прожигал его в безумных оргиях со своими друзьями и подхалимами. Здесь, в галереях, залах и комнатах факелы пылали, словно звезды на безоблачном ночном небе. Казалось, Фамурза хочет разогнать весь мрак, за исключением полутьмы в занавешенных беседках, установленных для тех гостей, которые будут охвачены внезапной любовной страстью.

Для разжигания этой страсти здесь было все — вина, подогревающие эликсиры, афродизиаки. Желающие могли отведать кушанья и плоды, которые возбуждали угасающие чувства. Странные заморские зелья служили для того, чтобы усиливать и продлевать наслаждение. В полускрытых нишах были расставлены диковинные статуэтки, а стены расписаны сценами чувственной любви, на которых тела людей и сверхъестественных существ сплетались в страстных объятиях, Фамурза нанимал певцов и певиц, исполнявших любовные песенки, танцоров и танцовщиц, чьи пляски были призваны возродить пресытившиеся чувства, когда все остальные способы оказывались бесполезными.

Но Вальцейн, ученик Фамурзы, известный как своим поэтическим даром, так и сластолюбием, был безразличен ко всем этим ухищрениям.

С равнодушием, граничившим с отвращением, он держал в руке полупустой кубок и взирал из своего угла на веселящуюся толпу. Он невольно отводил глаза от некоторых парочек, чересчур бесстыдных или слишком пьяных, чтобы искать уединения для своих утех. Учеником овладело внезапное пресыщение. Он чувствовал странное желание вырваться из трясины пьянства и похоти, в которую еще не так давно погружался с неизменным удовольствием. Казалось, он остался один на пустынном берегу, омываемом водами усиливающегося отчуждения от всех этих людей.

— Что с тобой, Вальцейн? Или вампир высосал всю твою кровь? — вопросительно тронул его за локоть Фамурза, румяный, седовласый, слегка располневший — само воплощение жизнелюбия. Дружески положив одну руку на плечо Вальцейна, другой он поднял свой внушительный кубок, из которого обычно пил только вино, избегая могущественных эликсиров, столь часто предпочитаемых сибаритами Амбри.

— Это меланхолия? Или безответная любовь? У нас здесь есть лекарства от обоих недугов. Только пожелай.

— Моя печаль неисцелима, — ответил Вальцейн. — Что же касается любви, я прекратил беспокоиться, взаимна она или нет. В любом напитке я чувствую лишь осадок. А все поцелуи мне прискучили.

— Да, у тебя меланхолия, — в голосе Фамурзы послышалось беспокойство. — Я читал некоторые из твоих последних стихов. Ты пишешь лишь о могилах и тисовых деревьях, о червях, призраках и загробной любви. Эта чепуха доводит меня до колик, и после каждой твоей поэмы мне требуется, по меньшей мере, полгаллона доброго вина.

— Хотя до последнего времени я и не подозревал об этом, — признался Вальцейн, — я открыл в себе интерес к миру духов, жажду к вещам, лежащим вне пределов материального мира.

Фамурза сочувственно покачал головой:

— Хотя я прожил на свете вдвое дольше, чем ты, но все еще доволен тем, что вижу, слышу и чего касаюсь.