Во имя любви к воину - Брижитт Бро

Несмотря на расстояние, у нас с Кути понемногу завязывались дружеские отношения, в которых Шахзада был посредником. Из каждой поездки он привозил послания одной для другой. В первое время он, казалось, был рад видеть, что обе жены ладят между собой. Теперь же я чувствовала, что он обеспокоен. Я тайком посмеивалась, угадывая причину его беспокойства: что, если нам однажды придет в голову идея объединиться, чтобы сделать его жизнь невыносимой? У нас же с Кути были свои опасения. Мы находили его слишком обольстительным и опасались взглядов других женщин, особенно когда он надевал свой вышитый лунги[25], безупречно обмотанный вокруг головы. «Не носи его слишком часто», — умоляла Кути. Она тоже с нетерпением ждала постройки нового дома и просила мужа сделать его красивым: «Чтобы Брижитт проводила много времени с нами. Для меня она — часть семьи».

В джелалабадском доме я постепенно находила общий язык с детьми. Там жили четверо сыновей Шахзады и трое кузенов. Они уже не прятались, как воробушки, при моем появлении. Все были одеты в традиционные пижамы. Когда я ездила во Францию, я привозила им игрушки, цветные карандаши и тюбики с мыльными пузырями. Эти пузырьки лопались, ударяясь о стены их комнат. Это стало уже ритуалом. Один из мальчишек дул, а другие, расширив глаза, затаив дыхание, следили взглядом за траекторией маленьких прозрачных шариков. Когда те лопались с характерным звуком, они хихикали, им это никогда не надоедало. Я следила за тем, чтобы никого из них не выделять особо. Я считала несправедливым уже то, что мальчишки росли вдали от матери, в доме, где не было ни одной женщины, с отцом, который ничего лишнего им не позволял. Я сказала об этом Шахзаде и посоветовала уделять им больше времени. Он слушал меня внимательно. У пуштунов воспитание детей лежит на матери, отцы начинают интересоваться сыновьями, когда те уже могут стать воинами и продолжить род. Но я с удивлением обнаружила, что была им услышана. Теперь он организовывал собрания с малышами. Одно — по поводу одежды, другое — по поводу начала учебного года. Что же касается нежных бесед наедине, им наверняка придется подождать еще несколько веков.

Самый маленький, тот, который разбил мне сердце, лежа в своей висячей люльке, в мой первый приезд, рос в горах. Я стала для него поставщиком конфет всех цветов радуги. Мать трясла ими перед ним, приговаривая «Брижитт», так часто, что он пребывал в полной уверенности, будто эти сладкие штуки так и называются. Как только он видел одну из них, он расширял глаза и протягивал свои пухленькие ручки, шепелявя: «Бихитт». Эта мозаика из маленьких кусочков счастья постепенно складывалась в картину под названием «семейная жизнь».

Судьба подарила Шахзаде шестерых мальчиков и одну девочку. Когда я была в деревне, она не отходила от матери. Красивая тринадцатилетняя пуштунка, очень застенчивая. Разговаривая с ее отцом, я узнала, что она никогда не ходила в школу. Шахзада построил школы в Нангархаре, одобрил мою работу с женщинами-операторами, женился на образованной женщине, а его родная дочь не умела ни читать, ни писать. «Это не в наших традициях», — сказал он, чтобы положить конец дискуссии. Я не отступала: «По крайней мере, я надеюсь, она не выйдет вскоре замуж!» Он ответил: «Она давно обещана парню из нашего племени. Мы выдадим ее через три года». Три года — это уже что-то. Три года, за которые я, может быть, научу ее писать и читать в нашем новом доме в Гуште. Ведь я уже начала брать уроки пушту. В любом случае я пообещала это себе.

Шахзада был открыт прогрессу — при условии вливания малыми дозами, без риска поколебать общее равновесие. Из-за языкового барьера мы еще не обсуждали роль женщины в обществе. Я воспользовалась приездом Мерхии в Джелалабад, чтобы затронуть эту тему. В офисах Министерства по делам племен были одни мужчины и ни одной женщины. «А ведь они прекрасно могут вести счета, писать письма…» — заметила я ему. Он нахмурил брови, задумался, пытаясь ответить мне так, чтобы я поняла: «Губернатор просил нас об этом, но менталитет здесь еще не тот. Люди не готовы. Нехорошо резко внедрять в наше общество ваше равенство между мужчинами и женщинами. Ты представляешь здесь женщин, работающих за компьютером, и мужчин, сидящих рядом и рассматривающих их, словно диковинных зверей?» В Кабуле — да, там все по-другому. Но здесь… Он не был уверен в поведении здешних мужчин. Может быть, позже, благодаря воспитанию в школе, сказал он. Потом он высказал опасение, несомненно, имеющее право на существование: «Ты отдаешь себе отчет, что, если женщина подвергнется домогательствам со стороны коллеги-мужчины, это может развязать войну между двумя племенами? Вот что может произойти».

Афганская женщина-пуштунка — самое ценное имущество, которое мужчина должен охранять от всевозможных посягательств. Но это имущество продают, покупают, обменивают. В некоторых конфликтах, в которых погибают мужчины, семье врага дарят женщину, чтобы остановить дальнейшие преступления. Он и сам прибегал к этому способу четыре или пять раз…

Я раз и навсегда обещала себе не делать ему замечаний по поводу его культуры. Это не моя роль, я предпочитала лучше и глубже понять ее. Но на этот раз я забыла об осторожности и вскрикнула: «Это ужасно!» Он покрутил кистью. Этот грациозный и живой афганский жест открывает кавычки в разговоре: «В любом случае девушка должна выйти замуж, рано или поздно». Я не верила своим ушам: «Ты представляешь, что чувствует такая женщина?» Я была шокирована, и больше всего тем фактом, что он мог приговорить девушку к такой участи. Он добавил, чтобы утихомирить меня: «Конечно, когда девушка придет в дом, ее встретят плохо. Ведь ее новая семья, возможно, потеряла двух-трех человек в конфликте. Ей будет трудно первые два-три года, потом все успокоится».

Несмотря на свой не очень хороший английский, Мерхия переводила наши доводы как можно точнее. Но она показалось мне какой-то не такой — круги под глазами, желтый цвет лица, волнение, которое она выказывала, когда звонил ее мобильный… Я отвела ее в сторонку: «Как там в Кабуле? Что-то не так? У тебя проблемы на работе?» Мы редко виделись, с тех пор как я ушла из «Айны». Ей нужно было излить душу, и она выложила мне все.

Один парень хотел ее посватать. За неделю до этого его мать и другие родственницы пришли к одной из ее тетушек, чтобы завести об этом речь. Мерхия передала им, что в ее планы замужество не входит. Она любила свою работу и хотела продолжать журналистскую деятельность. Мы знаем, что означает замужество — даже в Кабуле. Муж заставит ее сидеть дома — ее, привыкшую путешествовать по стране и брать интервью у мужчин. Семья жениха возразила: их сын позволит жене делать, что она захочет, до пяти вечера, а потом ей надо будет посвятить себя семье. Ее решительный отказ не остановил семью потенциального мужа: на следующий день они нанесли визит другой тетушке Мерхии, но и там потерпели неудачу. На момент ее отъезда в Джелалабад все оставалось по-прежнему.