Зерно жизни - Дмитрий Хван

— Через три дня, наверное, надо струг подлатать кое-где и людям отдохнуть. А то на обратном пути совсем вымотались — ветры волнами к берегу прижимали, да ещё ветер сам резкий такой, зараза.

— Осенний Байкал не подарок. Ладно, отдыхайте, я ещё с тобой потом поговорю, обмозгуем, что делать будем.

Усть-Онега, весна 7138 года, (1630).

Онега очищалась ото льда, свинцовые воды несли к устью сталкивающиеся и лопающиеся льдины, которые создавали непрекращающийся рокочущий шум. Край смелых людей, отважных мореходов, умелых кораблестроителей, осваивающих для Новгорода, а потом и Московской Руси холодный неприютный Север, родина великого Ломоносова — это Поморье. Этот край населяли не бесправные, закрепощённые и лишённые Годуновым права на переход от одного хозяина к другому в Юрьев день крестьяне, здесь жили свободные, не знавшие кабалы люди. Приход весны означал скорое начало морских промыслов, жившие ими поморы уже готовили свои корабли и снаряжение к выходу в море.

Староста онежской деревни Святица, Вигарь, в сильной озадаченности почёсывал затылок, надвинув шапку на лоб. То, что предлагали эти двое молодцов, совершенно выбивало почву из-под ног старосты. Савелий Кузьмин, после обстоятельного разговора с Дмитрием Борецким, указал сыну местность для сбора людей и место отправки в путь до Сибирской землицы. Это земли, некогда принадлежавшие семье Борецких, а именно, знаменитой Марфе-посаднице, известной своей непримиримостью к Москве, да лояльной Литве. Она была последней хозяйкой этих земель, а после того, как Новгород окончательно стал частью Московского царства, эти земли у Борецких отняли в казну.

В близлежащих онежских деревеньках удалось соблазнить на новые земли шестнадцать семейств, являвшихся язычниками для остальных людей. Желание, изъявленное ими, было вполне осознанным, так как после того, как все близлежащие земли были переданы Крестному монастырю с онежского острова Кий, житьё их стало тревожным. Не ровен час, донесёт кто из ревнителей веры про языческие обряды, ими отправляемые, да нагрянут по их душу слуги Господни. А тут, как раз, добрые люди о свободной да богатой землице молвят, где нет гонений на веру отчую. Никак, знак Богов это. Да шесть семей пришло с Белоозера, это уже людишки Авинова постарались. А тут пришлось Кузьмину тридцать рублей подъёмных, данных им Авиновым, позже за них уплатить. Итого вышло сто шестьдесят восемь душ, да со скарбом и скотиной мелкой. Вот и пришли Тимофей Кузьмин да Никита Митрич к старосте Святицы — нанять кочи малые для доставки людей и груза к устью Енисея, а там и по реке до острога Енисейского. Вигарь, ещё с отцом ходивший в Мангазею, знал маршрут не понаслышке, как и то, что устья рек, впадающих в Студёное море очищаются ото льда лишь летом. Староста пробормотал, что необходимо с главами семейств, кочами владеющими, перемолвиться, дело серьёзное донельзя, мол.

— Оно понятно, что дельце важное, да и мы не поскупимся, — уверил Тимофей.

Оплатить они были готовы золотом, а на месте и мягкой рухлядью добавить за старание. Перемолвка затянулась до глубокой ночи, при свете лучины мужики решали, как всё же поступить — рискнуть и, взяв золото, отвезти этих странных людей до Енисея или всё-таки выходить в море, ловить рыбу, бить зверя и торговать с нурманами. В итоге, победили сторонники первого варианта, о чём было заявлено Тимофею глубокой ночью, когда Вигарь, ввалившись к спящему Кузьмину, заявил о мирском решении. В итоге, семь кочей согласных мужей были отданы под путешествие по Студёному морю.

Глава 13

Байкал, посёлок Новоземельский, сентябрь 7137 года, (1629).

— Ну что, отдохнул, Ринат? — улыбнулся полковник.

Троица: полковник Смирнов, Саляев и атаман казаков-ангарцев Кузьма Усольцев, сидели за столом во внутреннем дворике, образованным стенами двух изб. Кузьма морщил лоб, тщась понять разложенную на столе карту Прибайкалья, Саляев же с полковником сосредоточенно составляли маршрут, а так же возможны пути отхода группы американцев.

— Да, нормально, Андрей Валентинович. Я с вами согласен, пока на Ангару рано. Сначала узнаем, что янки задумали, а чтобы предупредить их, можно и тунгусов на лодке отправить.

— Что за люди, откель они — эти янки? Не слыхал я о сём народе до этого, — заинтересовался казак.

— Это враги, Кузьма. Далёкие враги, они тоже прибыли из-за моря, как и мы. По-русски они не разумеют, — объяснил Саляев.

— По-каковски тогда они говорят?

— На английском. Слыхал что-нибудь о таком языке? — усмехнулся Смирнов.

— Англицкие немцы чтоль? Слыхал, отчего же не слыхать, ещё великий государь Иоанн Васильевич с ними разговоры вёл. Торговлишку свою они имеют на Руси, да в дела наши нос свой суют. Ещё в смуту великую свой интерес они вели. Хотели весь поморский север загрести под свою руку, где ихнеи фактории стояли. До Костромы и Переславля дошли.

— Не помню о таком, — Смирнов переглянулся с Саляевым.

— Я тоже не слыхал, товарищ полковник, — пожал плечами Ринат.

— Да чтобы мне пусто было, клянусь, ей-ей! В Переславле до сих пор англицкие корабельные пушки стоят, — раскраснелся Кузьма.

— Ну, тебе виднее, Кузьма Фролыч.

После некоторой паузы Смирнов, обращаясь к Саляеву, сказал.

— Но смотри, обернуться надо за пару недель. Осенью опасно ходить по Байкалу на струге. И имей в виду ветер, култук дует мощно. Если на небе будут собираться тучи на юго-западе, то шуруйте к берегу, не рискуйте.

— Ясно, Андрей Валентитович.

— Кузьма, а как твои казачки? Не ропщут, не болтают лишнего? — полковник взглянул на атамана.

— Всё хорошо, полковник. Люди спокойны. Благодарны вам, что приняли их, оставленных на погибель в диком месте.

— Ну ладно, пора обедать. Тогда Ринат, сегодня с вечера выходите.

До Култука по Байкалу шли на удивление по спокойной воде. Несмотря на хмурую погоду, грозившую кораблю и проливным дождём и сильным ветром, да высокими волнами к нему в придачу, ясачная команда добралась до крайнего юго-запада Байкала без приключений. Струг вошёл в устье реки, в их мире именуемой Култучной, морпехи и казаки, проверив амуницию и оружие, прослушали ещё раз вводную от Саляева. Позже отряд пошёл вверх по реке, оставив на струге охрану из шести человек с пулемётом. Вскоре, в паре километров от устья, на месте бывшей стоянки американцев были встречены четверо бурятов, готовивших себе на костре нехитрое варево. Туземцы были поражены внезапным появлением из зарослей, да ещё и в полной тишине, двух десятков хмурых бородатых чужаков. Струхнув, они стали обречённо озираться, самый молодой из них, расставив руки, что-то забормотал на своём языке. Один из чужаков, остановив говорившего жестом руки, позвал тунгуса, бывшего у них за переводчика.

— Говори со мной, — сказал тунгус бурятам с некоей долей высокомерия, что их заметно покоробило и уставился на Рината, ожидая его слов.

— Скажи им, что их никто не собирается убивать, нам нужна только информация, — сказал Саляев тунгусу.

— Вы не умрёте, если расскажите всё, что они спросят, — перевёл тунгус.

Бледные буряты переглянулись. Саляев спросил о тех людях, что были тут ранее, жили на этой поляне и ушли от войска монгольского князца. Буряты радостно закивали головали, как же, мол, знаем.

— Среди них есть чёрные люди? — на этот вопрос буряты так же ответили утвердительно. Ещё бы, несколько шутхэров, чёрных демонов, порождений тёмной силы были тут, притесняли улус князя Шившея. Но великий шаман Удхак, после того, как шутхэры убоялись войска монголов, очистил это место от духов шутхэров, вернув его людям.

— И где они сейчас? — нетерпеливо задал следующий вопрос Саляев.

Ясно где, ушли вверх по реке, здесь больше некуда идти. Охотники нашего улуса видели этих людей и живущих с ними демонов, но не следили за ними далее, потому как убоявшись гнева шутхэров. Почему боялись их гнева? Потому что все люди улуса боятся гнева злых демонов, даже те чужаки, что были вместе с демонами, тоже их боятся. А если они не слушают, что приказывают шутхэры, то они их бьют.

— Опа, приехали. Если у них драчка, может это и к лучшему? — подумал Саляев и спросил.

— Как далеко они отсюда?

Да уж далековато, до тех холмов идти надо берегом реки, до самого их подножья, а далее уже горы. Проводить? Нет, мы не можем так часто беспокоить шутхэров своим вниманием, боязно.

— Ладно, парни, пошли, — Саляев, покопавшись в рюкзаке, достал алюминиевую ложку и, потрепав по плечу самого говорливого бурята, вручил ему подарок.

Солнце клонилось к закату, когда отряд достиг отрогов холмов. Река, к тому времени, превратилась из спокойно несущего свои воды течения в бурный поток, скачущий пенистыми барашками по камням, низвергающийся со скальных террас в обрамлении девственных зарослей таёжного леса.