Сердце Рароха - Элли Флорес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Весняна Осьминишна, — заговорила левая башка, поворачиваясь к баженянке и ухмыляясь во всю полную острых длинных зубов пасть, — тебя ли вижу снова у себя в гостях? Разве ты не убежала с сестричкой-дурой, вопя от страха и клянясь никогда более ко мне не приближаться? А нынче-то сама пришла, да не одна — с тремя слабаками, щенками полоумного Зареслава! Зря, зря, все здесь ляжете, и костей не останется, ибо служанки мои Злоба, Беда и Рана голодны, да и я не прочь перекусить после того, как Темновид новое тело мне даровал щедро!
— Я тебя насквозь вижу, Милютич, — холодно молвила Весняна, и камни на венце сверкнули остро и ослепительно. — И ты это знаешь. Я сестру Темновида с помощью Светлых богов выгнала, так тебя ли буду бояться, тем паче, что ты все родное мне уничтожить тщишься? Выходи на бой смертный, со мной и суженым моим Беломиром Сольским, а твоими служанками пусть займутся Вышата Златанович и Гуляй. Так ведь справедливо получится, а?
— Справедливо-о-о? И ты смеешь мне говорить о… — теперь правая безъязыкая башка зарычала, и смрадный запах обдал Весняну так, что она вынуждена была отвернуться на мгновение и задержать дыхание. Левая, слишком языкатая, продолжила: — Справедливости? Так знай, девка — ее не существует! Ее никогда не было в нашем проклятом мире, и потому я приговорил его к истреблению, как и Темновид, бог мой и владыка! И чтобы ты также убедилась в этом, взгляни вон туда — твой суженый сейчас в лапах моей дорогой Беды, а его соколик в лапах Злобы, и стоит мне слово молвить — оба погибнут!
Крик застрял в горле Весняны, когда она разглядела группу на краю поляны, у поваленного ясеня. Князь действительно лежал на земле, придавленный когтями одного змееподобного чудища, а Рарох бился в живой клетке из стиснутых лап второго.
— Так что решать, кому жить или умереть, буду отныне лишь я, — захохотал Милютич-змий. — И первым умрет дерзкий Рарох, который давно поклялся мне отомстить. Я его подружку как-то пришиб во время ритуала древнего, ух, как он верещал и клял меня из неяви! Гы-гы-гы!
Злоба сжала лапы, и сокол отчаянно вскрикнул, перья его гасли, искорки, всегда окружающие голову, тоже. Князь закричал в унисон с духом, понимая, что сейчас лишится не только друга и защитника, но и последней возможности видеть этот мир.
— Когда сердце Рароха перестанет биться, сердце твоего суженого замрет, и тебе никогда не избыть вины за это, Весняна Осьминишна, — хохотал змий победно, обдавая баженянку тем же омерзительным смрадом. — Седой станешь, сгорбленной, а помнить об этом будешь… Да-а, я тебя, пожалуй, пощажу, чтобы мучилась до могилы.
— Уж кому-кому мучиться, Милютич, но не мне, — спокойно ответила Весняна, касаясь указательным пальцем правой руки петушиной головки на венце. — Зря языком мелешь, вот убил бы сразу, был бы молодец. А так — извини, дурень!
И она призвала Похвиста туда, куда и нужно было — в конек крыши хижины, центра тех сил, что дарили бывшему казначею власть и бессмертие. Это была догадка, не более, и проверяя ее, баженянка шла на огромный риск, однако другого выхода не осталось.
Ветер рванул конек и стал разламывать крышу, разметывать все по соломинке, по щепочке, внедряясь все глубже и размыкая те темнобожьи связи, что делали хижину способной к перемещению меж явью и неявью. Милютич взвыл и стал неловко поворачиваться, но туша его оказалась слишком велика, и раненая башка нелепо дергалась из стороны в сторону, поэтому Похвист успел сделать свое дело и ударил в центр — в черный алтарь, где лежали останки несчастной Елицы, вдовы Осмомысла.
Весняна не теряла даром времени и кинулась к Вышате и Гуляю. Их духи, ящер Вылник и медведь Пажич, уже стояли рядом, щетинясь от боевой ярости и скаля зубы.
— Скорее, бейте тех троих гадин! — баженянка с облегчением увидела, что оба вполне здоровы и не меньше ее хотят победы. — Пока хозяин отвлекся, они слабы!
И Гуляй напал на Злобу тут же, его секира свистнула и врезалась ей в спину. Вышата взял на себя Беду, та выпустила князя из мертвой хватки, и он вскочил и, перехватив стрелу, вонзил ее в глотку зазевавшейся Раны.
Хижина тряслась и распадалась от атак Ветра, Милютич все же добрался до нее и пытался цапнуть петуха зубами. Подобравшись к нему сзади, Вылник и Пажич повисли на длинном змиевом хвосте, как пиявки.
Если Милютич раньше просто рычал, то теперь он разрывал ором весь белый свет. Весняна заткнула уши, но протест уязвленного чудища доносился и так.
Она первой заметила, что змий повернулся к ним левым боком, и вскричала князю:
— Целься с Рарохом ему в сердце! Сейчас!
Беломир был почти оглушен, смят и весь в глубоких порезах от когтей твари, но услышал любимую.
Он действовал наверняка: медленно натянул лук, вслушался в клекот взмывшего в небо Рароха и улыбнулся краем рта.
И всю свою мощь вложил в последний выстрел.
Стрела, которую Рарох поджег в полете, пронеслась молнией и врезалась в уязвимое местечко у передней лапы змия.
— Встали вместе, спина к спине! — это князь уже не кричал, потому что визг змия заполонил собой все от края до края, а передавал через духов. — Добьем его, ну!
И четверо баженят встали вместе и соединили руки. Их духи собрались наверху, слились и стали одним ослепительно-белым шаром.
— Вот, стою я на острове у синего моря, — начала Весняна.
— Прошу, дабы не знать ни смерти, ни горя, — продолжил князь.
— Чтобы люди повсюду счастливо жили, — подхватил Вышата.
— Чтобы и звери в лесу и поле никогда не тужили, — закончил Гуляй.
— Праматерь Утица, все Светлые боги, отведите беду от края нашего, — снова вступила Весняна. — Пусть сгинет враг темный, развеется сила его колдовская, рассыпется гордыня его великая, и пусть настанет мир в княжестве нашем.
— Да сбудется сие, — кивнул князь, и Рарох крикнул сверху что-то радостное и дерзкое.
Земля под змием стала расступаться, трещина становилась все шире с каждым мгновением. Милютич ревел и скребся, но его утягивало вглубь, а подыхающие служанки ползли следом за хозяином.
— Ступай к Темновиду и будь им пожран, как слуга негодный, — нараспев проговорила Весняна. — Пусть служанки твои никогда более не явятся пугать людей и духов добрых, пусть неявь,
