Стань умнее. Развитие мозга на практике - Дэн Хёрли

Поэтому я обеими руками, всеми легальными способами – за Обаму. Мой зять – республиканец. Я сказал ему: «Я трачу твое наследство на то, чтобы ваш кандидат никогда не победил». Потому что у меня внуки, и я не хочу, чтобы они росли в условиях плутократии, к которой стремятся все эти Буши, Ромни, Кохи и Адельсоны».

Вернувшись к теме нашей беседы, к научным исследованиям в области интеллекта, Энгл спросил меня: «Вы знаете, кем был Раштон[11]? Он был наихудшим. Но для американской психологии вообще характерно четкое предубеждение против возможности воздействия на врожденные качества человека и мысли в пользу неизменности заложенного в нас матушкой-природой, – продолжил Энгл. – Любой самый задрипанный генетик-бихевиорист знает, что около 50 процентов подвижного интеллекта определяется наследственностью. Я бы никогда не сказал, что воспитание и окружающая среда не важны. На мой взгляд, они играют огромную роль в преодолении ограничений врожденного интеллекта. Я, например, не считаю себя очень умным, но я вкалываю как вол и благодаря этому многого добился. Но разве можно увеличить, скажем, селезенку? Не думаю. Я не утверждаю, что интеллект вообще никак не развить. Но думать, что это можно сделать за десять часов тренинга, с моей точки зрения, совершенно нелогично. Я заявляю любому серьезному ученому-психологу, что верить в такое – просто абсурдно».

Поскольку Энгл заговорил о важности биологически заложенных различий в уровне подвижного интеллекта людей, меня заинтересовало, что он думает по поводу взглядов Андерса Эрикссона, психолога, известного своей теорией о том, что эксперты и даже так называемые гении отличаются от остальных людей исключительно количеством времени, которое они посвящают избранной ими области деятельности, и объемом специализированных знаний, приобретенных благодаря этому. Эрикссон знаменит своей идеей, что в любом деле, будь то шахматная или скрипичная игра, наибольших высот достигают люди, которые посвятили этому занятию в среднем 10 тысяч часов, накопив нужный объем знаний и отточив мастерство до совершенства. Малькольм Гладуэлл в своей книге «Гении и аутсайдеры» назвал это «правилом 10 тысяч часов».

«Мы с Андерсом и сейчас спорим по этому поводу, – сказал Энгл. – Для Андерса знание – все, а врожденные характеристики – ничто. Он – некто вроде Джона Локка[12] в кубе. Но Зак Хэмбрик провел действительно интересные исследования, которые показали, что объем рабочей памяти в значительной мере определяет уровень мастерства игры в техасский холдем, на фортепиано и во многих других занятиях. Зак делает потрясающую работу. Так что я лично предпочитаю быть образованным, а не невежественным, однако врожденные способности играют роль, которая превыше любых приобретенных знаний».

Надо сказать, Андерс Эрикссон отвергает идею развития подвижного интеллекта не потому, что он разделяет мнение Энгла, считающего этот интеллект важным и неизменным, а потому, что он полагает его неважным и неизменным.

«Наши исследования свидетельствуют, что обобщающие способности не слишком важны, – сказал мне Эрикссон по телефону из своего кабинета в Университете штата Флорида в Таллахасси, где он является почетным стипендиатом Конради и работает профессором психологии. – В труде Джегги меня прежде всего смущает следующее: она, кажется, не намерена довольствоваться идеей, что благодаря целенаправленному тренингу можно повысить эффективность выполнения задачи. Она хочет продемонстрировать, что это развивает интеллект в целом. Но больше всего меня беспокоит и раздражает то, что, с моей точки зрения, предлагая развивать интеллект, они принижают все, что нам известно об обязательных предпосылках высокой эффективности в любой области деятельности. Если бы вы смогли привести хотя бы один пример, как в результате 15 часов практики кто-то стал экспертом мирового класса, это опровергло бы правило 10 тысяч часов и все, что мы сегодня знаем в данной сфере. А нам известно, что даже самому одаренному человеку, чтобы добиться истинных высот в том или ином деле, нужны тысячи часов целенаправленной практики».

Конечно, ни Джегги, ни любой другой ученый, занятый исследованиями в сфере когнитивных тренингов, никогда не сказал бы, что кто-то может стать экспертом мирового класса благодаря пятнадцатичасовому тренингу рабочей памяти. Они лишь утверждают, что упражнения позволяют людям быстрее обучаться и, возможно, благодаря этому им потребуется меньше времени, чтобы достичь мастерства в любом конкретном деле. Но если верно то, о чем говорит Эрикссон, – что единственное, что отличает эксперта от неспециалиста, это практика, практика и практика, независимо от мыслительных способностей человека, – то когнитивный тренинг действительно не имеет ни малейшего смысла, так же как интеллект и вообще все на свете. Тогда смысл имеет только одно – те самые пресловутые 10 тысяч часов практики. Конечно, если вы день за днем практикуетесь в исполнении того или иного музыкального произведения, то обучаетесь лучше играть и другую музыку, но, с точки зрения Эрикссона, ни на какие другие ваши способности это никак не повлияет.

Зак Хэмбрик, который получил диплом и защитил докторскую диссертацию под руководством Энгла, в настоящее время адьюнкт-профессор психологии Мичиганского университета. Однажды мы с ним дебатировали на тему возможности развития интеллекта на Висконсинском общественном радио. Именно он был соавтором упомянутой выше статьи Энгла, в которой в пух и прах разносилась идея пользы когнитивных тренингов. Однако этот ученый высказал весьма интересные критические замечания по поводу идей Эрикссона.

«Эрикссон постоянно ратует за то, что все дело исключительно в практике, – сказал мне Хэмбрик. – И вот что я по этому поводу думаю. Если поговорить с виртуозами-музыкантами, гроссмейстерами, победителями конкурсов на эрудицию и лучшими пианистами, они скажут, что уделяют практике совершенно разное количество времени. Эрикссон в собственных отчетах игнорирует этот факт по причинам, которые мне не вполне понятны. Например, среди достигших больших успехов шахматистов количество времени, уделяемого практике игры, варьируется от 2 тысяч до 20 тысяч часов. Нечто подобное мы видим в отчетах самого Эрикссона. Он провел исследование на базе любителей игр эрудитов. Понятно, что эксперты в этом деле, как правило, практиковались в среднем больше, чем новички. Но и среди экспертов наблюдалась весьма большая разница. Далеко не все из них имели за плечами по 10 тысяч часов практики. Индивидуальные различия были поистине огромны. Время практики отличалось в разы».

Тут я упомянул о Стиве Винвуде, чудо-гитаристе, которого приняли в британскую бит-группу Spencer Davis Group в начале 1960-х годов, когда ему было 14, в 16 он записывался с Эриком Клэптоном, а группы Traffic и Blind Faith создал, когда ему не стукнуло и 21. Пример Винвуда всегда был занозой в моей заднице, ведь я в юности практиковался в игре на гитаре с поистине религиозным фанатизмом, но так и не продвинулся дальше сумасшедшей панк-группы Mutations, которую мы сколотили в колледже. К моему удивлению, Хэмбрик знал о Винвуде все.

«Стив в юном возрасте стал не только виртуозным гитаристом, – сказал ученый. – Он отлично играл на многих инструментах. В своих сольных альбомах он один играет все партии».

Тут Хэмбрик сильно оживился.

«Позвольте мне зачитать вам статью, которую сейчас пишу, – сказал он. – Опрос выборки шахматистов – все это были отличные игроки с национальным рейтингом не ниже 2200 – показал, что время целенаправленной практики, потребовавшейся для достижения этого уровня, варьировалось от менее тысячи часов до 24 тысяч. Но еще важнее то, что, если сравнивать группу гроссмейстеров с группой начинающих игроков или шахматистов среднего уровня, оказывается, что некоторые гроссмейстеры практикуются меньше, чем среднестатистический средний игрок. Вывод один: разброс тут поистине огромен». Статья, которую писал тогда Хэмбрик, в мае 2013 года была опубликована в онлайновом журнале Intelligence. Заканчивалась она выводом, что как среди шахматистов, так и среди музыкантов на целенаправленную практику приходится лишь около трети профессиональных достижений{169}.

«В книге “Гении и аутсайдеры” Гладуэлл пишет: “Исследования показывают, что если музыкант одарен достаточно, чтобы поступить в одну из лучших музыкальных школ, единственное, что отличает одного исполнителя от другого, это то, насколько упорно и много он трудится”. Однако все немного не так, – сказал мне Хэмбрик. – Людям, чтобы добиться желаемых результатов, требуется совершенно разное время. Я убежден, что правило 10 тысяч часов – всего лишь миф. “Исследователи пришли к согласию, что 10 тысяч часов является своего рода магическим числом истинного мастерства”. Но это лишь среднее число, от которого встречаются очень большие отклонения. Вот действительно чрезвычайно важный момент. Как люди становятся великими в своей области деятельности? Конечно, практика важна, но не одна она».