Пересмешник - Алексей Юрьевич Пехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Старые привычки тяжело забыть, чэр. Порой до сих пор еще тянет сыграть. Я гораздо более слаб духом, чем вы.
Я ничего не сказал старому шулеру. Не было нужды, да он и сам все понимал. Прежние страсти требуют обуздания, и не всегда возможно набросить на них крепкий поводок.
— Когда вы вернетесь, чэр?
— Не могу сказать, Бласетт. Не раньше обеда.
Он взглянул на часы:
— Хорошо, чэр. Я передам Полли насчет обеда. Доброго дня.
— Доброго дня, Бласетт.
Он распахнул дверь, секунду ошеломленно молчал, разглядывая гербарий из осенних листьев, нескольких кусочков отбитого кирпича и лопнувшего рыбьего пузыря, а затем со страданием в голосе произнес:
— Это крысы, чэр. Несомненно, гадские крысы.
— Ты так считаешь? — я поднял бровь и перешагнул через мусор на крыльце. — Меня начинает интересовать, кому я так мелочно насолил, если он так мелочно пачкает мою окружающую действительность.
Бласетт кликнул Эстер, возмущаясь, отчего она, хранящая дом, никак не может поймать гнусного хулигана, но стафия так и не появилась. Ее работа — ловить тех, кто забрался в особняк, а не тех, кто шныряет по улице.
Выйдя из ворот, я посмотрел на пряничный домик чэры эр’Тавиа и, конечно же, обнаружил, что почтенная дама наблюдает за мной в окно. Я снял шляпу, приветствуя старую леди, и как всегда не дождался никакого ответа.
— Старая вешалка, — проворчал Стэфан. — Совсем выжила из ума. А в молодости она была писаной красавицей.
— Охотно верю, — я подождал, когда мимо проедет повозка, груженная строительным мусором.
Рабочие продолжали безжалостно разламывать старый дом в конце улицы.
Миновав несколько парков, где почти не было людей, я вышел на широкий проспект, ведущий в сторону Академии Точных Наук, и добрался до трамвайной остановки, хотя у меня была возможность несколько раз взять свободные повозки.
Стал накрапывать мелкий дождь, несколько незначительных капель упали мне на шерстяной пиджак. На остановке, под навесом, скопился целый выводок лохматых детишек ка-га. Они отчаянно пищали и играли в игру «выпихни соседа под дождик». Один из них, с тяжелым школьным ранцем за плечами, вылетел из толпы, точно пуля, плюхнулся на рельсы. Тут же вскочил и с разгона, словно снаряд, влетел в кучу товарищей. Некоторые из них, не удержавшись на ногах, с визгливым хохотом, шмякнулись на мостовую. Возня продолжилась, но дождь, так и не успев начаться, прекратился.
— Свежие ужасающие новости! Ночной Мясник снова вышел на охоту! Кошмарное предсказание таинственного пророка исполнилось! Скваген-жольцу нанесли звонкую пощечину!
— Купи газету! — попросил Стэфан.
— Зачем? Мы и так знаем, о чем там пишут, — возразил я ему, но все-таки подозвал продавца и приобрел «Время Рапгара».
— В Скваген-жольце утечка, — сказал я, изучив первую полосу, — эр’Хазеппе следует проверить своих сотрудников. Кто-то продает информацию журналистам.
— Не удалось утаить убийства? — рассмеялся Стэфан.
— Вот именно. Теперь весь город знает, что Мясник не успокоился и зарезал следователя, который вел его дело. Думаю, Гвидо ждут большие неприятности.
— О тебе что-нибудь пишут?
— Нет, — сказал я, пробежав глазами по строчкам. — Ничего. Мнения авторитетных экспертов о происходящем в городе, карикатура на жандарма под носом у которого орудует убийца, выступление пресс-секретаря криминального отдела и… пожалуй, все. Ну, разумеется, поднимается вопрос о том, что Скваген-жольц не может защитить мирных граждан от преступника.
В этот момент со стороны Каскадов подошел трамвай — желто-алое двухэтажное чудовище, грохочущее на узких рельсах ничуть не хуже паровоза. Дребезжа и трезвоня в звонок, он подкатил к остановке, опустив «рога», которыми держался за электрический провод, висящий над дорогой.
— Уи-и-и-и! — восторженно завопили восседавшие на крыше ребята из маленького народца. — Трясущий рельсоход! Звонящий громкозвон! Искрящий рогомолний!
Во время резкой остановки один из них не удержался и свалился с крыши, но друзья вовремя схватили его за тунику и, пища, словно цыплята в коробке, втянули обратно. Никто на это буйное безумство не обращал внимания.
Но лобовом стекле трамвая был номер «1». Я вошел в него следом за семенящими и похрюкивающими на своем языке детенышами ка-га. Вагоновожатым был седовласый старик в чистом светло-зеленом мундире с золотыми пуговицами. Я купил у него билет первого класса, получил корешок зеленого цвета, пробил его на входе, поднялся по стальной лестнице и сел возле окна. В салоне, кроме меня, был еще один пассажир — иеналец в бирюзовой мантии. Он читал книгу и даже не поднял глаз, когда я вошел.
Трамвай дал длинный дребезжащий звонок (на крыше его шумно приветствовали маленькие безбилетники), где-то внизу загудели механизмы, и сложная машина двинулась по улице.
В Рапгаре три трамвайные ветки. Одна начинается в Старом месте, идет через Каскады и Олл в Небеса. Вторая проходит через Кайлин-Кат, Золотые поля, Небеса и заканчивается возле порта и старого вокзала. А третья, самая короткая, проходит порт, Старый парк, Проходной остров и завершается в Сердце, возле Центрального вокзала.
Еще пять лет назад фургоны на рельсах таскали лошади, но конкам пришел конец, когда тропаеллы совместно с пикли придумали новый вид транспорта, а предприимчивые ка-га, как это уже бывало раньше, вложили деньги в рискованный проект и теперь получают неплохие дивиденды. Пока по веткам ходят по две электрические машины, но уже к следующему году их количество обещают довести до четырех и протянуть рельсы в Маленькую страну и через мост Разбитых надежд на ту сторону города в Прыг-скок, к университету Маркальштука и к Холмам.
Впрочем, эти грандиозные планы, на мой взгляд, осуществятся очень не быстро. Пикли стараются вовсю, но производимого ими электричества не хватает и на то, что есть, не говоря уже о чем-то большем.
Разумеется, такое расширение новой техники не всем нравится. Особенно извозчикам. Трамвай, конечно, дороже, чем их услуги, но теперь самые экономные предпочитают ездить, вскочив на подножку.
Я перевернул газету, внимательно изучил некрологи. Инспектор Грей был среди тех, кто отправился в гораздо лучшие места, чем Рапгар. Анхель ощутила мое настроение и попросила не унывать.
— Теперь, когда один из них умер, что ты чувствуешь, мальчик? — вкрадчиво поинтересовался Стэфан.
— Ничего. Представляешь? Никакой радости нет и в помине.
— Ее и не должно быть. Только пустота.
— Ты знал, что так будет? — уныло спросил я, глядя в окно.
— Предполагал, — ответил амнис. — Твой прадед положил половину жизни, чтобы закопать своего кровного врага. И когда это случилось, он не был рад. Пустота никогда не может заменить цели, Тиль.
Я кивнул, соглашаясь, и тут же сказал жестким, стальным голосом судьи, озвучившим мой приговор:
— Но я не отступлюсь до тех
