Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть: Повести - Любовь Воронкова

— Нет, нет! — сказала Марфа Петровна. — Красные цветы невесте — грубо!

— Если бы розовые… — прошептала Эркелей.

— А что, нужны розовые? — подхватила Лида Королькова. — Давайте сюда, краска осталась!

— Цветы, цветы! А вот что с юбкой делать? — вдруг закричала Ольга Наева, которая прилаживала на Мае юбку. — Ведь она падает, виснет! Ну что это, разве это придворная дама стоит! Просто сосулька какая-то!

— Кринолины надо.

— Вот то-то и дело, что кринолины! А из чего?

— Я знаю из чего! В сарае старая бочка валяется — можно обручи снять.

— Может, лучше из проволоки сделать?

— А где проволока?

— В колхозе у кладовщика попросим! Что ему, жалко?

— Чечек, бежим за проволокой! — крикнула Катя Киргизова.

— Бежим!

На пороге девочки столкнулись с Настенькой. Она была совсем расстроена.

— Марфа Петровна, нигде люстры нет. Ну что делать? А где есть, так нарисовано мелко — не разберешь ничего!

— А ты поищи, придумай, — ответила Марфа Петровна.

— Я не знаю!..

— Что это такое: «Не знаю»! — сказала Марфа Петровна. — Кто это тебя учил отступать? Добиваться надо, а не отступать! У Анатолия Яковлевича была?.. Нет? К нему сходи. К математику сходи. К Анне Михайловне…

Настенька ушла снова.

Вскоре прибежали Нюша Саруева и Алеша Репейников. Они принесли целую охапку мятого льна.

— Алешка, уходи! — взвизгнула Мая.

Но Алеша не слышал.

— Вот, дали! Сам Матвей Петрович дал! — закричал он. — А конюх начал ругаться, говорит: «Тут три пары вожжей выйдет». А мы говорим: «А кто старше — конюх или председатель? Нам же сам председатель Матвей Петрович велел!..»

— Давай, давай сюда! — обрадовалась Марфа Петровна, принимая лен. — Девочки, добывайте щипцы, сейчас парики будем завивать!.. А ты, Алеша, иди отсюда, беги в зал, там ребятам помоги — они декорации делают.

Вскоре явились Чечек и Катя Киргизова. Зазвенела проволока, с грохотом вкатились ржавые обручи с разбитой кадки. Пошли в дело старые материнские юбки, которые ворохом лежали в углу. К этим юбкам решили пришивать каркасы для кринолинов. Обручи не пригодились — они были слишком тяжелые, прорывали материю. А гнутая проволока оказалась хороша.

Первая надела платье с кринолином Мая, и все девочки закричали от восторга:

— Ой, красиво! Придворная дама! Как на картинке — аккурат, аккурат так!

— А мне? А мне? — спрашивала Чечек, теребя Марфу Петровну. — А мне тоже такое платье будет? И с голыми руками? И прическа будет?

— Все будет! — отвечала Марфа Петровна. — Ты у нас самая первая дама будешь. Только побыстрее иголкой шевели!

Потом встал еще один вопрос: как одеть мальчиков? Этот вопрос обсуждали всем миром. Позвали ребят, стали вспоминать, у кого из них какие пиджаки есть, какие курточки…

— А шляпы?

— У нашего конюха шляпа есть, только обвислая…

— Ничего! Треуголку сделаем: поля загнем, белые оборки пришьем…

— У Григория Трофимыча есть шляпа!

— Не даст. Она у него новая.

— Даст! Он с ребятами сцену делает. Даст!

— А кафтан Петру?

— Может, отцов пиджак?

— Не выйдет. Надо, чтобы кафтан длинный был. А Косте отцов пиджак почти впору будет. Вот дылда вырос!

Бегали по деревне, выпрашивали пиджаки, курточки. Манжина одели очень хорошо: черная плисовая жакетка Костиной матери выглядела на нем как отличный кафтан, только рукава подогнули, а белое жабо из марли казалось настоящим кружевом.

— Смотрите, какой Манжин красивый! Смотрите! Только надо его сажей чуть-чуть подмазать — он же арап!

— Не надо! А то скажут, что он ходил трубы чистить.

— Ну, тогда коричневой краской. А какой же арап, если белый?

— Ну, это-то хорошо! А вот Петру, Петру что надевать?.. Вот вырос ты, Кандыков, — ни во что не обрядишь!.. Ты вспомни: может, у вас какой дедушкин армяк завалялся?

— Армяк? Это царю-то? Ему мундир нужен!

— Стойте! Я знаю, где мундир взять, — сказал Ваня Петухов. — У Карповых. У дяди Павла Карпова мундирчик есть — новенький, офицерский!

— Кандыков, ступай проси! — сказала Марфа Петровна.

— Я… боюсь. Как-то неудобно.

— С Петуховым идите. Что тут неудобного? Раз нужно!

…Дядя Павел Карпов только что вернулся с пашни и садился обедать.

— Мой мундир? — удивился он. — Ну, не знаю…

— Что такое «не знаю»! — вмешалась его жена Степанида. — Вот еще что вздумали! Дай им новенький мундир!

— Да ведь мы аккуратно будем, — возражал Ваня, — мы его и не помнем даже! Все будет в порядке.

— Ничего не знаю! — отмахнулась тетка Степанида. — Что хотите говорите, а мундир не дам! Ишь ты, что вздумали — новенький мундир им на баловство дать! Разорвут, пятен насажают…

— Да тетя Степанида, ну мы тебе даем слово!..

— Никакого вашего слова мне не нужно! Куда мне его, ваше слово-то?

Костя, красный от конфуза, потянул Петухова за рукав:

— Пойдем. Раз не дают, значит, нельзя. Хватит тебе!.. — и вышел из избы.

Ваня Петухов попытался еще уверить тетку Степаниду, что мундир им просто необходим, но ничто не помогало. И Ваня ни с чем последовал за Костей…

— Эх вы, простофили! — сказала Марфа Петровна. — Не сумели человека убедить! Федя Шумилин, ступай ты. Ты у нас побойчее. И кто-нибудь из девочек… Лида Королькова, беги!

Но и эти посланцы вернулись ни с чем — тетка Степанида их и слушать не стала.

— Придется самой идти, — вздохнула Марфа Петровна. — Вот ведь народ несознательный! Хоть бы подумали: ну, а в чем же царю Петру прийти на ассамблею? «Новенький»! Так ведь царю и нужен новенький!.. Лида, садись на мое место. Вот тебе иголка. А я пойду.

Марфа Петровна стряхнула с себя нитки и обрезки, повязалась получше своим белым платком и пошла.

Тетка Степанида даже ахнула, когда узнала, что и Марфа Петровна пришла за тем же самым — за самым лучшим Павловым мундиром, который хранился у нее в сундуке, пересыпанный нафталином.

— Да что это вы, однако, Марфа Петровна! — сказала она возмущенно. — То ребят посылаете, то сами… Что это вы так чужим добром распоряжаетесь?

— Ничего твоему добру не сделается, — ответила Марфа Петровна. Ребятам не веришь — мне поверь: вернем в целости! Ну что же ты за человек — не можешь нас выручить! Ведь спектакль-то и ты придешь смотреть.

— Да могу и не смотреть, важность какая!

— Ну, как хочешь, — сказала Марфа Петровна, — а я от тебя не отступлюсь.

От Карповых она прошла прямо в правление. Председатель колхоза Матвей Петрович, суровый сероглазый человек, внимательно выслушал Марфу Петровну. И хотя он торопился в поле, все-таки завернул с ней вместе к Карповым.

Павел Карпов, увидев в окно председателя, смутился:

— Гляди, Матвей Петрович с учительницей идет!.. Дай ты уж ей этот мундир! Ну что ты над ним трясешься?

— Ох, батюшки! — засуетилась тетка Степанида. — Прямо разбой какой-то!

— Ну что это вы какой народ чудной! — сказал, входя, Матвей Петрович. — Уж если Марфа Петровна ручается, неужели вам этого мало? Вы ей детей своих доверяете — не боитесь, а мундир доверить не можете!

— Да мне не жалко, пусть возьмут! — сказал Павел. — Это вот Степанида… И что она в этот мундир вцепилась!

Степанида сдалась. Она взяла ключ из шкафа и с ворчанием пошла отпирать сундук. И тут же, на глазах председателя, отряхивая от нафталина новый, с красными кантами мундир, отдала его Марфе Петровне:

— Только уж вы его поберегите! Уж пожалуйста! Ведь он у нас совсем новенький — ни одного пятнышка!

Марфа Петровна, веселая, спешила домой. Ну вот, теперь и царю Петру в люди показаться не стыдно!

Смотреть «Арапа» собралась почти вся деревня. Даже с того берега, из-за Катуни, кое-кто прибыл. Это ничего, что день прошел на пашне, что руки еще не отдохнули от плуга, от ведер на поливке огородов, от топоров и пил на постройке колхозного двора. Школьные спектакли всегда были как праздники.

Костя целый день возил навоз. И руки у него дрожали от усталости, когда он за кулисами надевал свой роскошный, с загнутыми полами мундир.

— Что это — кур воровал, что ли? — засмеялась Ольга Наева, помогая ему одеваться. — Ишь как руки трясутся!

Костя улыбнулся:

— Не кур воровал, а навоз нарывал.

— Это кто тут про навоз толкует? — раздался строгий голос Марфы Петровны. — Про всякий навоз сейчас надо забыть. Помни только: ты царь Петр! Слышишь? И мысли у тебя должны быть царские, и слова, и походка… И никакой навоз ты сегодня не нарывал, ты сегодня указы писал, боярам бороды брил, иноземных послов принимал. А потом задумал Ибрагима женить. Понял? Ну-ка, побравее, расправь плечи!.. Хорош!.. Дай-ка я тебе еще брови получше подчерню.

Костя, стараясь ступать потверже и голову держать повыше, подошел к зеркалу… и слегка отшатнулся: незнакомый человек с черными бровями и черными усами глянул на него.