Снежник (СИ) - Елисеева Александра

Мне повезло: Вемиан Корри обработал все увечья на моей коже. Прочистил раны, смазал тело мазью, наложил тугие повязки. На мне все заживает быстро, и скоро от пребывания в катакомбах на мне ни останется и следа. Но только не внутренне… Моя память полна пугающих воспоминаний, которые бьют не хуже, чем тонкий упругий хлыст Баллиона.

Помнится, когда болт охотника Саттара попал в мою шкуру, Таррум призвал свое колдовство, и оно почти исцелило меня. Сейчас бы мне не помешало немного той древней силы, но я вижу, как мужчина истощен после прогулки по подземельям.

– А тебе? – с иронией спрашиваю, опустив как всегда желанное для него обращение «норт». Он усмехается:

– Мрачновато.

Мы молчим. Он хочет мне что-то сообщить, но все отступает. А мне тяжело даже слово сказать.

– Поблагодарила бы! – раздраженно меня укоряет. Было бы за что… Серость Арканы не способна заменить ледяную красоту северного полуострова – Айсбенга.

– Много чести… – выдыхаю я.

Наконец, он говорит мне то, что все собирался. Встречается с моими глазами и отрешенно произносит:

– Я знаю, что ты соврала.

Я не чувствую удивления, на меня не накатывает тревожное волнение от его вскользь брошенной фразы. Мою ложь Ларре Таррум слышал лишь единожды. Может, я что-то умалчивала, но напрямую врать не решалась – боялась, почует. Но в тот раз все было иначе. Тогда он сам скрутил мое тело болью, и я могла ее побороть. Но не стала… Подчинилась, чтобы ловко его обдурить. Соблазн был велик – разве я могла удержаться?

Мне интересно, кто раскрыл ему правду, но вопрос не задаю. Что он изменит?

Я позволяю человеку почувствовать радость победы. Пусть ликует от того, что снова почуял мои помыслы и заодно провел инквизиторов, вызволяя меня.

– Яд ведь подлил немой?

– Кто же еще? – усмехаюсь я.

– Действительно, – бормочет он. Затем поднимает голову. В глазах – пустота. – Зачем? Зачем, Лия?

– Что тебе интересно?

– Ты ведь убила Аэдана… Моими руками.

Как всегда наблюдательно, норт. В моих жилах закипает огонь. Гнев накатывает на меня. От его нелепых вопросов, от которых я устаю, от этого отрешенного взгляда… Хватит мучить меня.

– Аэдан вел игру против меня. Ты сам знаешь… А что до твоих рук, – я мрачно улыбаюсь, – Ими же ты убил моего дона. А я не умею прощать.

Его лицо трогает злость – отражение моей ярости. А потом он вдруг начинает смеяться, хмуро и без радости, но мне хочется поддержать его смех. Так нелепо!

– Тогда мы в расчете, волчица.

– Похоже на то…

Если не считать, что я все еще нахожусь в сумрачной империи и надо мной имеет власть хозяин – человек. А в остальном – жизнь начинает налаживаться.

Глава 18

Ларре пьян. Он с трудом стоит на ногах, опираясь на стену, и со злостью бросает мне:

– Что ты сделала со мной?

Его язык заплетается, а тело шатает. Я морщусь, ощущая резкий хмельной запах. Сама тоже едва сдержусь: меня одолевает дикая слабость – до сих пор еще не отошла от пребывания в подземельях инквизиторов. Я не хочу ничего отвечать мужчине. Его нетрезвый, помутненный рассудок вызывает у меня лишь омерзение. Демонстративно молчу, но он хватает меня за грудки, заставляя смотреть прямо в его замутненные дурные глаза.

– Почему я не могу быть с другими людьми? Доверять кому-то? – спрашивает Таррум заплетающимся языком, – Что это за чувство... Мерзкое, скребущееся в душе, которое уходит лишь рядом с тобой?

От него несет спиртом. Этот дух просто сводит меня с ума, проникая в ноздри и вызывая подступающую к горлу тошноту. Мне от нее никак не избавиться.

– Отвечай, сука!

Его глаза неестественно блестят, а зрачок расширен. Взгляд осоловевший, тяжелый.

– Говори, вйан тебя раздери!

Он нависает надо мной, и я чую – вот-вот упадет. Ударит? Нет, держится. Не с руки норту бить всякую шваль, для этого у него есть верные слуги.

– Как же меня бесит твое молчание...

Он падает. Я не успеваю отскочить в сторону, и его громоздкое, тяжелое тело подминает меня под себя. Приходиться упираться ему руками в грудь, пытаясь оттолкнуть от себя, но проще неподвижную скалу сдвинуть, чем Ларре Таррума. Его близость мне неприятна. Едкий запах коконом окутывает меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мне жарко под ним. Грудь мужчины пылает, будто раскаленная. Мне никак не удается вывернуться из его захвата.

– Мне кажется, я проклят, – выдыхает он мне в губы. Я дергаюсь, и он целует меня. Искушение – вот что в этом прикосновении. Терпкое, липкое, несмотря на запах хмеля. Он дразнит, проводя языком по моему рту, и проникает внутрь с жадностью страдающего от лютой жажды.

Я кусаю его, но Ларре почему-то мрачно смеется.

– Как всегда отталкиваешь меня...

– Слезь с меня, – рычу, сквозь сжатые зубы.

Он перекатывается, высвобождая мое тело из плена.

– Ли-и-я... Непослушная волчица.

Мне хочется опрокинуть на себя чан с водой или зарыться с головой в чистый снег, чтобы стереть с себя этот мерзкий запах.

– Ли-и-я...

Его  нетрезвость для меня – такой соблазн. Наконец-то ответить, вывалить на него в отместку всю эту грязь. Все равно ведь забудет, одурманенный этой хмельной ночью. Хотя знаю, что человек не поймет, я решаюсь поделиться с ним своими давними догадками. Просто не могу больше молчать.

– В твоих жилах течет волчья кровь... – признаюсь я, выдавая тайну, которую до сих пор бережно хранила.

Все сходится: и обычный мускусный запах его тела, напоминающий звериный, и странности, сводящие Ларре с ума – его тяга к лесу и моим братьям, а еще жуткое одиночество среди людей, мучающее несмотря на видимость дружбы с Лени.

И он прав: для него это проклятье. Норт никогда не сможет его одолеть и лишь будет страдать, убиваемый и порабощенный им навсегда.

– Я могу превращаться в волка? – наивно спрашивает меня мужчина.

– Нет. Ты никогда этого не сможешь.

Он не понимает серьезности моих слов. Страшной правды, которую я от него скрывала. Даже ему, моему врагу, я не решалась причинить ужасную боль такой истиной. Но она тоже мучила меня, сводя с ума не меньше, чем его.

– Издеваешься?

Таррум мне не верит, не готов признать, что один из его дальних предков, принадлежал к волкам и передал ему это страстное желание быть со стаей, но кровь людей, изрядно оказавшаяся в его жилах, перечеркнула навсегда возможность это осуществить. Хуже нет такой жизни...

– Ли-и-я... – искушая, тянет он мое имя.

Я не ухожу – сбегаю от него, не давая оказаться со мной рядом и не предоставляя возможности задать новый коварный вопрос. Мне самой на них тяжело отвечать, а молчание – хуже горчащей правды.

Я хочу вырваться на волю, но сейчас, чтобы сдерживаться, мне не нужен даже его поводок: я и так знаю, что снаружи коршунами кружат инквизиторы, желая отыскать сбежавшую пленницу и того, кто пошел против их воли, освободив ее. Я не хочу снова попасть фасциям в лапы. Хватит! Достаточно насиделась в их подземельях.

Ночь и дальше, во снах остается тревожной. Мне снится моя стая и то, что сделали с ней игры людей. Гадать не нужно, чтобы понять: красноглазые волки теперь хозяйничают на моих землях. А я уже давно не даану, просто волчица, посаженная на цепь.

Утро бьет меня ярким светом. Меня будят солнечные лучи, и я с неохотой разлепляю глаза. Умываюсь, стирая с себя сон, и выхожу в коридор. Там я замираю, услышав голос Асии:

– Ларре, – обращается она к норту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Я не удивляюсь тому, что она тоже здесь. Лени до дрожи любит своих жену и ни за что не оставил бы ее у инквизиторов. Если бы она еще отвечала ему с взаимностью...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Они не успевают заметить меня, и я возвращаюсь за угол.

– Оставь, Асия. Не хочу ничего с тобой обсуждать.

– Мне есть, что сказать тебе.

– Не нужно...

– Выслушай меня, – прерывает Таррума нари Бидриж. – Я знаю, что они будут искать нас всех. Эти люди не умеют прощать или забывать тех, кто способен их провести. Но это все неважно, Ларре. Я прошу тебя, умоляю: убирайся. Хватай своего зверя и несись со всех ног прочь. Я еще могу выкарабкаться, если твоя тень не будет все омрачать.