Громовые степи - Николай Стариков

Вдруг в тишине грянул выстрел, потом другой. Вся масса заключенных всполошилась. Конвой ощетинился штыками. Из третьей колонны совершила побег одна восьмерка. Третий ряд в конце колонны неожиданно набросился на слишком близко подошедшего часового, заключенные выхватили у него винтовку и врассыпную стали уходить в темноту. Огонь открыл часовой с противоположной стороны дороги. Дозор, ставший на период привала сторожевым постом, также произвел несколько выстрелов по беглецам; с двух сторон от колонны пошли на преследование оперативные группы; резерв командира батальона дополнительно выставил по обоим флангам колонн парных часовых.

В томительном ожидании результатов преследования беглецов незаметно наступил рассвет. Вдали прозвучало еще несколько выстрелов, и снова тишина.

По окончании наспех организованного завтрака колонна тронулась в путь. Через полчаса возвратились оперативные группы, вместе с ним двое бежавших. На связанных из жердей носилках принесли еще одного, раненного в голову. По докладу старшего нарядов четверо бежавших были убиты, одному удалось уйти. Его видели, стреляли, но беглец, петляя, словно заяц, скрылся в балке, а потом его и там не оказалось. Винтовка была в руках у тяжело раненного. К превеликой радости, она была возвращена бойцу, которому за ротозейство грозил военный трибунал по прибытии в пункт назначения.

Как выяснилось, побег совершила восьмерка лиц, приговоренных к высшей мере наказания. В ходе движения колонны они постепенно сосредоточились в одном месте и, выбрав удобный момент, бросились на часового.

Нести раненого было поручено задержанным беглецам и их пособникам. Но уже после первого привала нести оказалось некого — задушили бедолагу, а кто, так выяснить и не удалось.

«Сам умер», — в один голос утверждали заключенные.

Может, и так, подробно разбираться не было времени, как, впрочем, и хоронить. В небольшой промоине забросали труп травой и комьями земли.

В середине дня идущая впереди колонны оперативная группа услышала шум танковых моторов, а затем из-за поворота появились на дороге десять «тридцатьчетверок». Из головного танка вышел командир, с которым комиссар конвоя договорился о порядке пропуска машин вдоль пешей колонны. Заключенным было приказано сойти за правую обочину и сесть на землю, часовым усилить внимание. Без паузы во времени танки на максимальной скорости прогрохотали у самых ног конвоируемых, засыпав их сантиметровым слоем пыли.

И удивительное дело, недовольных таким бесцеремонным отношением танкистов не оказалось. С радостной улыбкой, а то и со слезами на глазах смотрели заключенные вслед уходящим боевым машинам, увозящим на броне бойцов.

— Нам бы вот так, — говорит идущему рядом рябой заключенный.

— Если бы всех зэков поставить под ружье, немцам на нашей земле места не оказалось бы, — вторит ему невысокий чернявый, прихрамывая на правую ногу.

— Дяденьки, а вы попроситесь, — подал голос Женька Димитров, — вас обязательно возьмут в Красную Армию, вы хорошие, я знаю.

— Кто нас слушать будет. Никому мы уже не нужны.

— Если представится случай, обязательно буду проситься на фронт, срок-то у меня небольшой. — Узловатые в суставах пальцы говорившего нервно теребят снятую фуражку.

— А меня не возьмут, — с сожалением сказал рябой, — статья у меня дурная, 58-я, к которой я воистину отношения не имею.

— Да уж, с нею не сунешься.

Начальник конвоя прокладывает маршрут следования по устаревшей карте, стараясь миновать большие дороги, избегать путей передвижения войсковых частей. Но первейшая задача — не встретиться с авиацией противника. Конвоиры и заключенные окажутся совершенно беззащитными, если их пути пересекутся. Правда, командир батальона принял кое-какие меры, но это малое утешение. Еще перед началом движения конвоя ему обещали выделить два крупнокалиберных пулемета ДШК, но они так и не прибыли к сроку. По своей инициативе он сформировал пулеметное отделение из трех спаренных пулеметов системы «максим», смастерил для стрельбы по воздушным целям треногу собственной конструкции. Но «прикрытие» еще не имело подготовленных для этого бойцов.

На первом привале заключенный Славнов Александр, наблюдая за неумелыми действиями пулеметчиков, обратился к начальнику конвоя с просьбой назначить его в их команду, сказав, что знаком с этим делом.

— Кто ты такой, как оказался заключенным? — спросил командир батальона.

— Был пулеметчиком на счетверенной зенитной пулеметной установке, — без тени смущения ответил Славнов, — попал в окружение, оказался арестованным полицаями, но без документов сумел бежать. В особом отделе кто-то сказал, что видел меня с полицейскими. Десять лет за это знакомство схлопотал.

После проверки умения обращаться с «грозой для немецких самолетов», как бойцы окрестили зенитную установку, Славнов был расконвоирован и временно назначен пулеметчиком. Бойцы поменяли его зэковскую черную фуражку на пилотку, правда, без звездочки. Как человек преобразился!

И не напрасно командир батальона рисковал, доверяя заключенному боевую единицу. Это стало ясно уже через пару дней. После раннего завтрака колонны пошли по маршруту. Но не прошло и получаса, как по ним разнеслись испуганные возгласы: «Воздух!» Заключенные бросились на землю, свободные от караула бойцы справа и слева от дороги бросились врассыпную по ямкам, за бугорки; лишь часовые остались на своих местах.

Самолеты, ведя непрерывный огонь из пулеметов, пронеслись над колоннами и, сделав широкий круг, вновь устремились на заключенных, заметавшихся на дороге. Завыли бомбы. Несмотря на запреты и угрозы, люди все же бросились в разные стороны от дороги, вздыбившейся вместе с человеческими телами, пылью и комьями земли. В заполнившем всю вселенную грохоте взрывов люди перестали ощущать реальность. Колонны смешались в хаотичном движении, некоторые заключенные оказались даже за дозорами. Но вдруг почти разом все остановились. Славнов, орудуя своей «боевой единицей», всадил длинную очередь в стервятника, и тот почти сразу задымил, снизился, ударился о землю и взорвался невдалеке от расположения кухни.

«Ура!» — кричали заключенные и конвоиры. Победа зримая, хотя и небольшая, подняла общее настроение. Без особых понуканий заключенные стали собираться по своим колоннам, обсуждая только что пережитое. Ровная местность, невысокая трава сразу выявили тех заключенных, которые во время паники ушли слишком далеко и не пытались возвратиться. На двух санитарных подводах оперативные группы по дороге и бездорожью бросились вдогонку, и вскоре все беглецы были водворены на свои места, но с пометкой в личных делах о попытке пресеченного побега.

Отделение Вадима во время налета «юнкерсов» охраняло головную колонну, на которую обрушились первые пулеметные очереди и бомбы. Оглушенный чудовищным грохотом и ярким пламенем, Вадим на мгновение потерял сознание, очнулся с чувством тяжести во всем теле и тотчас определил, что сверху лежит человек. Взрывная волна бросила на него убитого заключенного. Вокруг слышны стоны, просьбы о помощи. Он высвободился из-под навалившегося тела, встал на ноги и, покачиваясь, не глядя на опустевшую развороченную дорогу, пошел проверять посты. Часовых на своих местах не оказалось. Но вот появился один, потом второй. На левом фланге командир отделения насчитал четверых, на правом только троих подчиненных. Часовые стояли вдоль дороги, а заключенные медленно сходились, сосредоточивались вдоль обочины, с опаской поглядывая на проезжую часть. Получилось так, что заключенные оказались за спинами часовых. На месиво из земли и окровавленных человеческих тел никто не решался выйти.

Поступила команда от начальника конвоя отойти от дороги на пятьдесят метров и там построиться, подсчитать потери.

Почти два часа приводили себя в порядок смешавшиеся колонны, хоронили погибших, оказывали помощь раненым. Более ста заключенных было убито, столько же ранено. Три бойца отделения Бодрова и четыре из первого взвода погибли при бомбежке. Бойцов похоронили в братской могиле, заключенных — в воронках от авиабомб и в наспех вырытых неглубоких траншеях.

И снова в путь.

Однако несчастья этого дня для конвоя не закончились. Во время очередного привала вновь прозвучала страшная команда: «Воздух!» Теперь лишь один самолет атаковал конвой, однако на дороге уже никого не было: заключенные разбежались в разные стороны, часовые также успели отойти, поэтому пулеметные очереди прошлись почти по пустому месту, туда же были сброшены шесть бомб. Но Славнов оказался опять на месте. Все повторилось, как несколько часов назад. Сбил расконвоированный зэк и этого фашиста.

Герою дня пожал руку сам начальник конвоя, бойцы похлопывали его по плечу, заключенные приветствовали поднятием руки вверх.