Женский чеченский дневник - Марина Ахмедова

– Сосательная! – сказала девочка, разглядывая конфету.

Мужчины снова засмеялись и начали шарить по карманам. Набралась горсть конфет.

– Мальчишки, угощайтесь! – Летчик протянул к ним раскрытую ладонь, на которой лежали леденцы в веселых фантиках.

Магомед перестал дышать. Ризван прикрыл рукой своего волка на груди. Луиза схватила всю горсть.

– А родители погибли, убиты! – заливалась смехом Принцесса с другого конца автобуса.

Летчики молчали.

– Наташа! Наташа! – позвала девочка. – А дяди летчики, оказывается, совсем не страшные!

Они вышли в Аргуне у разбитой торговой палатки. Автобус повез летчиков дальше. Наташа снова встала шлагбаумом у трассы. Когда же они доедут? День терял краски. Четыре часа дня. Скоро начнет темнеть. А где дети?! Дети где?!

Наташа оглядывается по сторонам. Ни одной целой постройки. Частные дома смотрят выжженными внутренними стенами. Под ногами рассыпалась дешевая косметика – едко-розовые румяна, тени всех цветов, помады. Из-за ларька появляется Магомед с раздутыми карманами.

– Смотри, что я нашел, – говорит он и вынимает из кармана горсть гильз.

– Выбрось немедленно! Выбрось, кому говорю! – срывается Наташа голосом своей матери.

– Ты не видел Ризвана? Ризван! – Она вытряхивает из карманов Магомеда гильзы и крепко хватает его за руку.

Из-за палатки выглядывает Ризван.

– Наташа, тут столько целых батареек!

– Иди сюда! Я кому сказала, иди сюда! Луиза! Принцесса! Где Принцесса?!

Другой рукой она хватает Ризвана.

– Матерь Божья...

Наташа замирает и выпускает Магомеда. Принцесса появляется из палатки в ярких голубых тенях и с едко-розовыми пятнами на щеках. Одной рукой держит перед собой зеркальце, другой – мажет губы коричневой помадой.

– Иди сюда! – вопит Наташа, достает из кармана носовой платок и, поплевав на него, трет лицо девочки, та морщится и вырывается.

– А в карманах у тебя что?! – вытряхивает из карманов Принцессы десяток помад. – Зачем тебе это? Зачем?! Где Луиза?

– Она там ногти красит, – отвечает Принцесса.

– Луиза, немедленно иди сюда! Брось это! Брось, кому говорю! Ризван! Магомед! Быстро сюда! Опять ты гильзы насобирал!

Она хватает одной рукой Луизу, другой – Магомеда с Ризваном. Раз, два, три...

– Где Принцесса?!

– Ну что еще? – высовывается из палатки снова разукрашенная Принцесса.

– А ну поди сюда...

Девочка подходит. Наташа молча вытряхивает из ее карманов помады и тени. Принцесса поворачивается к ней спиной. Платьице на заду топорщится.

– Из трусов тоже все вытряхивай, – шипит Наташа. – Куда пошла? При мне вытряхивай.

Принцесса вынимает из трусов набор косметики.

– Магомед! Ризван! Луиза!

Наташа стоит возле разбитой палатки, широко расставив ноги. Детей опять нет. Внутри все бурлит и клокочет, рвется наружу. Будь, что будет, но она сейчас это сделает. Иначе ее разорвет. Тверже упирается ногами в асфальт.

– Бляха! Муха! – орет она во всю глотку.

Еще не мат, но уже полегче. Из палатки выглядывают четыре детских головы.

К остановке подходит женщина в длинной вязаной кофте.

– Подержите детей, – просит Наташа.

Бежит по трассе. Через пятьдесят метров – российский блокпост.

– Ребята, вон видите, женщина с четырьмя детьми! – кричит она дежурным. – Уже час за ними наблюдаю – ни одна машина не останавливает! А ей нужно срочно попасть в Грозный. И мне тоже! Я вас очень прошу, остановите какую-нибудь машину, скажите, чтобы нас подвезли. Вам не откажут.

Молодой солдат в каске выходит из будки и протягивает автомат в сторону первой встречной машины.

– Подбросьте женщину с детьми до Грозного, – наклонился он к водителю.

Когда они въехали в Грозный, уже стемнело. Движение замерло. Наташа поняла, что в ожидании попутки до Назрани может простоять у дороги до самого утра. Куда ей деваться с четырьмя детьми? Где искать место для ночлега в разбитом городе?

– У меня бабушка здесь живет, – вдруг сообщает Ризван.

– Что ж ты раньше молчал!

В сгущающейся темноте они молча шли мимо домов-призраков, щетинящихся по обеим сторонам зубцами полуразвалившихся стен. Наташа старалась не смотреть в их пустые окна. Под ногами хрустел битый кирпич и стекло. Кое-где от домов оставался только фасад, сквозь оконные проемы виднелось зарево заходящего солнца, и казалось, будто дома смотрят на них красным немигающим взглядом. Дети притихли и жались к ней. Наташа боялась наткнуться на мертвецов, высматривала впереди живых, одновременно боясь встречи с ними – в разрушенном пустом и неосвещенном городе живых следовало бояться больше, чем мертвых.

– А почему летчики такие добрые? – спрашивает Ризван.

– Летчики... – теряется Наташа, она не знает, как ответить на этот вопрос. – Да потому, что они поднимаются высоко-высоко в небо, и оттуда им не видно, в кого они стреляют.

Ризван кивнул головой – ответ его устроил.

– А ты знаешь, что я никуда с тобой в Москву не поеду? Я останусь здесь у бабушки.

– Почему?

– Чтобы ей тут одной не было страшно...

– Ты еще маленький, чтоб решать. Тебе только одиннадцать.

– Наташа, – останавливается Ризван. – Мне уже двенадцать...

Они вышли к маленькому рынку. А вот и живые... Они стояли у стульев, на которых была разложена еда и сигареты. Торговля в Чечне никогда не останавливалась. Купили кока-колу и печенье на ужин.

К дому бабушки пробирались в густой темноте. В окнах не было света. Из дома не доносилось ни звука.

Ризван постучал в дверь.

Тишина больно отдалась в груди. Наташа прислушалась. Ни шороха за дверью. Ризван постучал сильней.

Дом был пуст. Наташа, обессилев, ткнулась лбом в шершавую деревянную дверь – наглухо закрытую.

– Я что-нибудь придумаю, – сказала она детям, но не самой себе.

Ризван пошарил под половиком.

– Ключ...

Он открыл дверь, и они вошли в холодный темный дом.

– Не включай свет, – сказала она мальчику.

Попав в бабушкин дом, Ризван как будто повзрослел. Включил газовую колонку и согрел чайник. В доме стало тепло. Они съели купленное печенье, запивая его кока-колой. Усталость наливала ноги Наташи свинцом. Ризван постелил ей постель. Засыпающих девочек уложили на диван, а мальчики ушли спать в соседнюю комнату.

Едва положив голову на подушку, Наташа начала проваливаться в нее – мягкую, бесконечную, как глубокий сон. События долгого дня смешались, выскакивали одно из другого, и ей казалось, будто она слышит голоса, и каждый был продолжением предыдущего: «Писать больше никто не будет! – Как дур-р-рак связался с вами! – Что это за дети? – Хочешь конфетку? – Выбрось, кому сказала! – Ключ... – Наташа – Наташа – Наташа...» В ушах мягко стучал бубен. Или это пульс растревоженного сердца?

– Наташа! Наташа! Наташа!

Она вздрогнула и села на кровати. С улицы доносились автоматные очереди. На нее прыгнули и обхватили холодными руками.

– Луиза, Принцесса... Что такое?

Послышался топот босых ног по деревянному полу. Магомед с Ризваном вскарабкались на кровать, спрятали лица в ее коленях и замерли. Двумя руками она прижимала к себе Луизу с Принцессой.

«Тра-та-та-та-та-та» – автоматная очередь совсем близко. Зазвенело стекло.

– Наташа... Наташа...

– Тихо, – шептала она. – Мы ничего не боимся... Ничего не боимся...

Она сжимала челюсти, чтобы дети не слышали, как стучат ее зубы.

«Бум-м-м». Где-то вдалеке взорвалось, и дом вздрогнул, качнулся.

– Наташа...

– Тихо. Это далеко. Далеко...

Вцепившись в ее мягкие коленки и руки, дети царапали ей кожу.

– Я вас всех-всех прикрываю. Я большая. Меня на всех хватит. Я вас всех закрою и спасу...

Автоматные очереди смолкли. Она лежала, раскинув руки, как курица крыльями обнимая детей, и напряженно вслушивалась в тишину.

За окном хрустнуло стекло. Рядом с домом кто-то ходил. Хрустнуло еще раз. Послышались шаги, кто-то приближался. Дети прижались к ней так, будто хотели влезть в нее, спрятаться в ней самой. Хруст. Луиза тонко заскулила.

– На... та...ша...

– Это кошка, – тихо сказала она. – Кошка ходит. И собака. Спите. Закрывайте глазки.

Захрустело у самого окна. Шаги стали отчетливей. Кто-то подошел к дому, и, казалось, сейчас этот кто-то заглядывал в окно, дышал на него испариной. Дети превратились в холодные неподвижные комочки. Перестали дышать, и сердца пятерых на кровати перестали биться, чтобы не выдать своего присутствия чужаку.

– Блядь, – застучало в голове у Наташи. – Сейчас войдет и всех перестреляет. Блядь-блядь-блядь...

Она уже представляла, как автоматная очередь вспарывает матрас, набитый овечьей шерстью, их мягкие руки и коленки. А потом перед глазами встали олени, одежды из шкуры и тяжелые черные волосы, разметавшиеся над костром. «Ты задашь ему свои вопросы...» «Там-там-там» – бубен. «Я сдерживаю снаряды... Снаряды сдерживаю»...

Кто-то уходил. Шаги уносились дальше, и наконец наступила тишина.