Седьмое небо - Татьяна Устинова

— Вам просто несказанно повезло, что всю ночь вы катались, а потом палили из своей пушки в мирном поселке Красково. — Шубин хмуро посмотрел на нее. — Неизвестно, как срочно нужно было изъять эти бумаги. Потому что если очень срочно, то до завтра бы ждать не стали.

— Почему не стали? — тупо спросила Лидия.

— Потому что началась большая игра, — сказал Шубин, и какое-то воспоминание тенью мелькнуло в ее голове. Мелькнуло и пропало. Он подошел к Лидии и присел перед ней на корточки. И зачем-то снял очки.

Напрасно она думала, что очки делают его неприступным и пугающим. Без очков он казался гораздо более страшным, чем в очках. У него были немыслимые глаза. Очень темные, без блеска и совсем без жизни. Глаза фараона, умершего четыре тысячи лет назад и знавшего о жизни что-то такое, что так никому и не удалось узнать за пролетевшие с тех пор сорок столетий.

Он смотрел на нее, и она, затаившись и не смея дышать, не отводила взгляд.

Коротким движением он надел очки, и она перевела дыхание, как будто он отпустил ее.

— Вы бы собрались, — посоветовал он негромко. — Ну, не знаю… Зубную щетку, расческу, фен и что там еще… И поедем. Не будем же мы до утра так сидеть.

— Куда поедем? — изумилась Лидия и потянула с шеи шарф. Внезапно ей стало жарко.

— В полшестого утра никто не придет к вам менять замок, — пояснил он раздраженно. — Одну в открытой квартире я вас не оставлю. Ночевать здесь нам обоим нет никакого резона, в моей квартире гораздо удобнее и безопаснее.

— Безопаснее? — переспросила Лидия, на которую нашло некоторое затмение.

Шубин промолчал.

— Да, — сказала она растерянно и потерла лоб. — Бумаги. Бумаги же пропали… Кому они могут быть нужны? Кому, кроме вас? А, Егор?

Он все молчал, а она продолжала так же растерянно:

— Кроме того, это же копии. Оригиналы у Леонтьева в сейфе. Зачем красть копии, когда есть оригиналы?!

— Незачем, — согласился Егор и поднялся. — Поехали, Лидия Юрьевна. Утро скоро.

Он был совершенно уверен, что никаких бумаг у Леонтьева нет и, возможно, никогда не было.

— Ты что? — спросил с порога хриплый чужой голос. — Не ложился совсем?

Не поворачиваясь, Егор закинул за шею руки и потянулся всем телом так, что кресло самопроизвольно поехало к стене. Потом потер уставший затылок и улыбнулся.

— А? — повторил чужой голос. — Не ложился?

— А ты чего встал? — спросил Егор, продолжая улыбаться. — Лежать совсем не можешь?

— Не могу, — признался Димка. — Такое впечатление, что меня били не пять часов, а всю прошлую жизнь.

— Все правильно, — сказал Егор и наконец повернулся. — Все совершенно правильно. Классический пример утреннего состояния. Называется “после битья”. Могу тебя обрадовать — дальше будет только хуже.

— Куда уж хуже-то… — пробормотал брат. Он все мялся на пороге кабинета, не решаясь войти, и Егор наконец оглянулся.

Димка, с замотанным бинтами животом и лицом, как будто искусанным сотней пчел, с налепленным под глазом толстым больничным пластырем, весь, от шеи до лодыжек, желто-фиолетовый, в мятых трусах и клетчатом пледе, накинутом на плечи, выглядел даже хуже, чем Егор предполагал.

— Хорош, — сообщил ему Егор. — Входи давай. Димка зашел, прикрыл за собой дверь и осторожно пристроился на край кресла.

— Как дед? — спросил он фальшиво.

— Ничего, — ответил Егор. Ему очень хотелось сказать брату, что дед чувствовал бы себя намного лучше, если бы любимый внук не крал у бандитов денег и не собирался на них улететь в Америку, но ничего этого он не сказал.

У него не было времени на пустые разговоры.

В конце концов, Димка такой же Шубин, как и он сам, а значит, у него есть мозги и характер. За последние сутки они узнали друг о друге столько, сколько не узнали бы за всю жизнь, если бы не случилось этой ночи, крысиной норы и всего остального.

Может, он и правильно сделал, что упер эти деньги, и хорошо, что его поймали и так долго били, а то ведь черт знает, чем бы закончилось его стремление доказывать окружающим самостоятельность и независимость. Теперь Димка будет долго мусолить чувство вины и робко гордиться тем, что у него есть брат, который ничего не боится, и упиваться жалостью к себе, и терзаться муками совести, и осторожно, словно пробуя босой ногой холодную воду, пытаться приладить к себе совершенно новое чувство благодарности и защищенности.

“Вы меня лучше не трогайте. У меня есть старший брат, вот он придет и всем вам покажет”.

Детский сад с барабаном.

“Когда мне было двадцать, я уже вовсю воевал. Я воевал, пил спирт, от которого цепенело горло и в узел скручивался желудок, и курил анашу — ее все курили, — и раз в неделю провожал в Ташкент очередной борт с гробами. Сколько их было, этих бортов? Десятки? Сотни? Если провожали своих, то надирались потом так, что мочили всех, кто попадался под автомат, — женщин так женщин, пацанов так пацанов.

Война.

Я не сошел с ума, мне не понадобилось десять лет на реабилитацию, я не спился и не стал наемным убийцей. Хотя иногда я до сих пор жалею, что мне так и не удалось сойти с ума…”

— А что ты делал? — спросил Димка, вытягивая худую шею и стараясь заглянуть в разложенные на столе бумаги. — Почему не спал?

— Дим… — Егор нашарил под столом тапки и встал. — Я тебе нотаций читать не буду пока, ладно?

— Ладно, — нерешительно сказал Димка, глядя на Егора снизу вверх. — А почему? Ты бы лучше прочитал, и дело с концом…

— Нет. Это дело требует подготовки и осмысления, а у меня сейчас мало времени.

— У тебя всегда мало времени, — подумав, заявил Димка. — Разве у тебя когда-нибудь было… много времени?

— На! — сказал Егор и бросил ему газету. — Почитай.

— Это?! — изумился Димка.

— Это! — передразнил его Егор. — И вообще уже пора перестать налегать на журнал “Кул” и “СПИДинфо”. Самое время перейти к регулярному чтению нормативных актов.

— Ка… каких… актов? — Димка ошарашенно переводил взгляд с Егора на газету и обратно.

— А любых, — ответил Егор. — Ты почитай, вникни, и давай все беседы на недельку отложим. И оделся бы, что ли. Смотри, вся шея синяя!

Он вышел из кабинета, неизвестно чему улыбаясь, прикрыл за собой дверь и отправился на кухню.

Деда не было. Он умчался в булочную за свежим хлебом, и это просто замечательно — с одной стороны, подтверждается, что ночные приключения завершились без всякого ущерба для его здоровья, а с другой — Егор может еще хоть полчаса побыть в тишине.

Раздумывая, он заварил кофе, достал сок и высокий стакан. Потом подумал и достал еще один и поставил две чашки — для себя и для своего брата.

— Димка, ты глотать можешь? — крикнул он в сторону кабинета и опять улыбнулся. У него было странное настроение.