Долгий путь от любви до любви - Александра Плен

Дождавшись неуверенного кивка, продолжила:

– Так вот. Я очень хочу работать. Я хочу стать самостоятельной, хотя бы частично. Как получится. Давай договоримся. Я пойду в эту семью… как их там… Вестонов. Если получится, устроюсь. А ты будешь жить здесь и, если хочешь, работать швеей. Что скажешь?

Мэри нехотя кивнула головой – хорошо.

Рекомендации я себе написала сама. У меня еще оставался перстень-печать с герцогским гербом, и я не постеснялась им воспользоваться. По бумагам, я целых шесть лет учила племянников герцогини Мелвилль, а сейчас они повзрослели (думаю, никто не узнает, что моим племянниками три и полгода соответственно) и мои услуги стали не нужны.

Семья Вестонов приняла меня с распростертыми объятиями. Особенно после того, как узнали, что я жила у самой герцогини в особняке на Пикадилли. Десятки вопросов посыпались со всех сторон. А что?… А как?… А они?… Я только сухо поджимала губы, копируя поведение учителей из Солентон. В темно-сером шерстяном платье вид у меня был как у строгой степенной дамы. Без украшений, без духов, без высокомерия и снобизма. А после того как заговорила на беглом французском и сыграла вальс Моцарта, миссис Вестон и вовсе радостно захлопала в ладоши, как девчонка. Хозяйка была всего на пару лет старше меня. Ей было тридцать два. Она тут же мне выложила, что влюбилась в своего прекрасного мужа в семнадцать лет и не могла дождаться, когда он сделает ей предложение. А Луиза родилась у них ровно через девять месяцев после свадьбы. Я загнала вглубь непрошеную ревность. Почти моя ровесница, а уже трое детей.

– Вы представляете, мисс Нордвик! – рассмеялась она. – Питера мы отдали в школу, а вот девочки… Побоялись. Они горько плакали, просили не выгонять их из дома.

Женщина улыбалась так искренне, что я сама стала улыбаться в ответ.

– Да, действительно, – ответила ей, – если вы можете позволить себе взять гувернантку, то почему бы и нет?

– Что вы! – воскликнула хозяйка. – Мой Чарльз очень богат! Он владеет судоходной компанией и строит корабли. Пароходы и эти… баржи. Я, правда, в этом плохо понимаю, но…

– Ничего, – улыбнулась я и перевела разговор в нужное мне русло: – Надеюсь, мистер Вестон не будет против моей кандидатуры?

– Конечно! – всплеснула опять руками женщина.

«Какая она громкая и шумная, – подумала я, – неужели все американцы такие?».

– Муж мне полностью доверяет. Я веду все домашние дела… – потом последовал длинный перечень ее обязанностей.

– И нет никакого сомнения, что вы нам подходите, – закончила она торжественно.

Я изящно поднялась со стула и спросила:

– Когда мне приступать к своим обязанностям?

– Да хоть завтра, – весело ответила женщина.

Кивнув ей, я направилась на выход.

Назвавшись Софией Нордвик, незамужней дамой, я надеялась, что никто не проведет параллель между девичьей фамилией герцогини Мелвилль и мной. Да и кому это здесь нужно? Оклад мне установили пятнадцать долларов в неделю. Я слабо понимала, много это или мало, так как по-прежнему ничего не покупала сама и не платила за жилье. Знала только, что извозчик берет до нашего дома на Аллен-стрит десять центов, а билет на трамвай стоит три цента. Вот и все.

Мэри уверила меня, что пятнадцать долларов – хороший заработок. Сама она, устроившись швеей, получала восемь. Моя верная и преданная Мэри! Она всегда была со мной. Все пятнадцать лет. Заботилась о моих платьях, обуви, о моем питании. Молчаливая, незаметная, понимающая. И совершенно незаменимая. Ей ведь уже далеко за сорок, а у нее никогда не было своей семьи, ни детей, ни мужа.

Я не представляла, что делать с теми грошами, которые буду зарабатывать. Смешно! Пятнадцать долларов в неделю. Сколько это? Как это? «Наверное, пора бы уже перестать быть герцогиней и стать обычной женщиной, – сказала я себе, – научиться самой чинить свою одежду и стирать белье. Научиться ходить по магазинам и торговаться за кусок мяса. Пора привыкать, Софи. Твоя жизнь в корне изменилась».

У нас еще оставались фунты и драгоценности, на черный день. Не пропадем, тем более что миссис Вестон настояла, чтобы я жила у них в доме, на Первой авеню.

В тот же день я написала несколько коротких писем. Одно своему адвокату, где сообщала свой подробный адрес в Нью-Йорке. Другое – маме, с заверениями, что у меня все в порядке, и я великолепно устроилась.

И я приступила к своей первой в жизни настоящей работе. Девочек звали Луиза и Амелия. Симпатичные, резвые, шумные. Они сразу же перевернули мою комнату вверх дном, пока я на них не прикрикнула и не загрузила учебой. Я с трудом вспоминала программу обучения в Солентон. Распорядок дня, чередование сложных и легких предметов, физические упражнения. И потихоньку сама составляла свой собственный план занятий по образу и подобию – французский, математика, литература, музицирование, танцы.

С Чарльзом Вестоном мы встретились за ужином, когда я привела переодетых чистеньких дочерей этого семейства к столу. Мы раскланялись, обменявшись дежурными общими фразами. Только в разговор периодически вставляла восклицания Барбара: «Ах! Милый! Как нам повезло!», «Ты представляешь, мисс Нордвик работала у самой герцогини!», «Она приехала из Англии на пароходе!». И все в таком духе. Мужчина только снисходительно улыбался. Заметно было, что он души не чает в своей жене и дочерях. По просьбе хозяйки я немного поиграла, а в девять увела сопротивляющихся учениц спать.

– Но мы никогда так рано не ложились! – упирались они.

– А вам и не нужно сразу же ложиться спать, – ответила я строго.

– И что мы будем делать в спальне? Там скучно! Мы хотим еще посидеть внизу, – заявила старшая мисс Вестон.

– Луиза, – строго произнесла я, – вы провели достаточно времени с родителями. Дайте им возможность пообщаться друг с другом. Отец целый день тяжело работал и не видел вашу маму.

Девчонки насупились.

– Я почитаю вам на ночь, хотите? – и интригующе добавила: – Что-нибудь взрослое. О любви.

– Хотим! – воскликнули девушки и побежали наверх.

«Как легко их отвлечь», – подумала я и, вздохнув, пошла за романом Джейн Остин, лежавшим у меня в саквояже.

Два месяца зимы пролетели незаметно. В веселой кутерьме, танцах, музыке, общении с девочками. Иногда я смотрела на них и думала: «У меня могла бы быть такая же дочь. Если бы в восемнадцать лет я забеременела, то ей бы уже было почти двенадцать». И сердце замирало от мучительной жгучей тоски.

Луиза и Амелия слушались меня беспрекословно. За это время их манеры заметно улучшились, а французский перестал быть гадким и унылым языком после того, как мы выучили несколько ругательств. Как я ни гневалась, но словечки «мёрде» и «сало» стали иногда проскальзывать в их разговорной речи. Слава богу, Барбара и Чарльз не знали французского. Танцы прекратили пугать отдавленными ногами и неуклюжестью. А все потому, что я втайне от их матери и отца переодевалась в бриджи и сюртук, прятала волосы под цилиндр, рисовала на лице усики и играла на наших занятиях роль учтивого кавалера, развлекая девушек. Литературу мы изучали по любовным романам Джейн Остин, сестер Бронте, сонетам и пьесам Шекспира.