Любви хрустальный колокольчик - Елена Ярилина

— Хорошо. Если тебе так уж необходимо знать мой возраст, то я отвечу. Совсем недавно, в январе, мне исполнилось шестьдесят четыре.

Вот это да! Пока я переваривала эту новость, его губы оказались на моей шее, прочертили на ней горячую дорожку поцелуев и стали спускаться ниже. Я быстренько обеими руками подняла его голову и вгляделась ему в глаза — да нет, не может быть! Я поняла, что он просто пошутил надо мной за мое любопытство, этакое забавное наказание. Я решила вывести его на чистую воду:

— Ага, да ты шутить надо мной вздумал?! Сказал бы уж сразу, что тебе девяносто четыре, вот тогда бы я поверила.

Володя таинственно молчал, только улыбался насмешливо и печально. Я хотела продолжить эту тему и потребовать подтверждения того, что он пошутил, но отчего-то передумала. Володина затаенная грусть передалась мне, и, спасаясь от нее, я сама потянулась к нему. Это был совсем другой поцелуй. Да, и в нем тоже была нежность, но вместе с тем столько огня, живого, действенного огня! Даже дыхание пресеклось, и только это и смогло угомонить нас. Раньше, если мне приходилось читать или слышать выражение: огонь в жилах, то это понятие связывалось с вожделением, то есть если и с огнем, то темным, какой-то тяжелой страстью. Может быть, это и так, но только для других людей, не для Володи. Володя знал другое чувство, он умел гореть другим огнем, и этот свой огонь он перенес на меня, это пламя не давало копоти — оно горело весело, ровно и чисто. Этой ночью я не вернулась в свой дом, осталась с Володей. Я не могу назвать эту ночь райской, рай для меня — понятие, лишенное живости и огня, рай мне всегда представлялся миром шелестящих теней, что-то вроде красивого и невнятного сна. А мы не спали с ним, мы бодрствовали, но не в этой жизни, не в этом мире, а в каком-то более живом, наполненном светом, запахом, звуком, настоящей нежностью, настоящей любовью. Где-то под утро я сказала ему:

— Знаешь, я боюсь спать. Боюсь уснуть здесь, рядом с тобой, а проснуться в прежнем мире, где тянутся скучные серые будни, где на несколько грамм любви и нежности приходятся тонны лжи, насилия и лицемерия. Теперь, когда я встретила тебя, когда я знаю, что такое настоящая любовь, в которой нет и не может быть ни насмешки, ни упрека, ни предательства, я уже не смогу жить прежней, постылой жизнью. Но ведь так уже не будет, правда? Ты теперь всегда будешь рядом со мной.

Выслушав меня, Володя как-то глубоко и судорожно вздохнул, взял мою руку, положил на свою грудь, туда, где горячо и неровно билось его сердце, и сказал мне то, от чего я вся содрогнулась:

— Женя, птичка Женя! Какой будет твоя жизнь — постылой или живой и светлой, зависит только от тебя, от твоего отношения к ней. Как будешь относиться к жизни, такой и будет она для тебя. А я, к величайшему моему сожалению, не могу тебе ничего обещать. Подожди, выслушай меня. Девочка моя, неужели ты думаешь, что если бы я мог пообещать тебе много-много таких ночей и дней, как эта ночь, то не сделал бы этого? Непременно, не только пообещал бы, но и выполнил свое обещание. Это самое заветное желание для меня сейчас. Но я не могу! Каждый следующий день, каждый следующий миг может стать для меня последним. Я уже прожил свою жизнь. Прожил по-всякому, по-умному и по-глупому. Мне многое в жизни удавалось, я считался везунчиком, но и терять приходилось много и страшно. Не могу хвалить себя, ошибок я наделал немало, но в одном могу ручаться: всегда, везде и во всем я старался жить полной жизнью, дышать полной грудью, а это совсем не просто в нашем мире, где перемешано прекрасное и злое, где за каждую сполна прожитую минуту нужно платить вдвойне и втройне. И я платил, но больше нечем, мой организм сгорел, сам удивляюсь, чем я еще живу? Нет, девочка моя, не пугайся, преодолей свой ужас, не нужно вспоминать судорожно врачей и лекарства, все это уже было и все бесполезно. Прости, что я вовлек тебя во все это, но так уж получилось, прими мой удел в смирении, как его принял я. Так, как мы принимаем все неизбежное в жизни, все, что сильнее и выше нас: восход и закат, лето и зиму, свет и тень, жизнь и смерть. Я должен, обязательно должен сказать тебе об этом, может быть, надо было и раньше сказать, но случилось именно сейчас. Я ничего не прошу у тебя, но и ничего обещать, гарантировать тоже не могу. Но именно в этот, пограничный миг своего существования я действительно понял, что значит любить, понял, когда увидел твои глаза, одновременно испуганные и сияющие. А все, что я раньше по глупости своей принимал за любовь, все это суета, ярмарка тщеславия, эгоизм и животная тяга. Может быть, и существуют на земле люди, которые могут любить по-настоящему еще тогда, когда они полны жизненных сил. Мне этого не было дано, свою силу и жизнь я уже растратил, не скажу, что зря, но растратил. Но я безмерно благодарен почти уже ушедшей жизни за то, что и теперь умею любить, за то, что понял, успел причаститься самому живому в жизни — любви!

Только в самом начале, когда Володя заговорил о своей близкой и неминуемой смерти, я действительно испугалась, очень испугалась, заметалась мысленно в поисках выхода. Но я смогла поверить Володе, поверить полностью, до конца, преодолела свой ужас и как бы заново обрела саму себя, и его, и счастье. Лежа с ним в одной постели, соприкасаясь головой на одной подушке, слушая его сонное дыхание, он уснул раньше меня, я не плакала, не отчаивалась, я просто жила то мгновение жизни, которое текло надо мной. Именно теперь, рядом с Володей, я начала понимать смысл евангельского изречения, что никто не знает ни часа, ни срока своего. Жизнь такая хрупкая, каждое мгновение для любого может стать последним, а вместо того чтобы жить, наслаждаться этим даром, мы чего-то все ждем, требуем, злимся, засоряем его какой-нибудь ерундой, и это вместо благодарности жизни и любви к ней. Так можно мгновение за мгновением и всю жизнь растерять, бездарно растранжирить.

После завтрака я пошла к себе, хотела поработать до обеда, после обеда мы договорились идти с Володей гулять. Мне было здорово не по себе, я в общем-то понимала, что со мной происходит, но справиться с собой не могла. Какой резкий контраст ощущений между ночью и днем. Ночью, рядом с Володей, слушая то, что он мне говорит, любя в ответ на его любовь, я, конечно же, не поднялась до его высоты, но все же стала на ступеньку выше, ничто суетное, мелкое не было властно надо мной в тот момент. А сейчас! Сотни страхов, сожалений, сомнений нахлынули на меня, копошились во мне, словно насекомые, кусали и раздирали на части. Я дошла до того, что мне стало жалко себя. Господи! Какая же я безмозглая кукла, слепая и эгоистичная! Мне выпал единственный и неповторимый шанс в жизни встретиться с настоящим человеком, настоящей любовью, причем шанс ничем мною не заслуженный. И вот, вместо того чтобы радоваться ему, любить и быть счастливой, я обижаюсь, требую от судьбы гарантий на завтра, послезавтра… А без этих гарантий мне и жизнь не мила и любовь, видите ли, не в любовь! Зачем, спрашивается, мне завтра, когда я и сегодня не умею прожить как следует, а только все порчу своими жалобами, сомнениями и тоской. Этот внутренний разлад настолько измучил меня, я настолько опротивела самой себе, что позорно бежала с поля незримого боя. Схватила дубленку в охапку, держа платок и ключи, выскочила из дому и побежала к Володе так, словно за мной гнались многочисленные враги. «Господи! — молилась я по дороге, даже и не пытаясь скрыть своего эгоизма. — Он так мне нужен, Господи, ничего больше, только чтобы он был!»