Чужие сны и другие истории - Джон Ирвинг

Мы нехотя подчинились и, наверное, даже уснули. Не знаю, сколько продолжался мой сон, но его прервал локоть брата. Робо заявил, что ему нужно в туалет.

— Так иди. Ты же знаешь, где он.

Робо ушел, оставив дверь приоткрытой. Я слышал, как он шел, похлопывая рукой по стене. Вернулся брат на удивление быстро.

— Там кто-то есть.

— Ну и дождался бы, пока туалет освободится, — сказал я.

— Свет не горел, но я все равно видел: там кто-то сидит. В темноте.

— В таком туалете и я бы сидел без света.

Однако Робо взбудоражило не то, что кто-то сидел в туалете впотьмах, он уверял меня, что видел под дверью не ноги, а… руки.

— Руки? — переспросил я.

— Ну да. Вместо ног — руки. Расставлены, как ноги.

— Хватит мне голову морочить! — не выдержал я.

— Идем со мной. Сам увидишь.

Зная, что брат не отстанет, я пошел вместе с ним. В туалете было пусто.

— Они ушли, — вздохнул Робо.

— Не они, а кто-то ушел на руках. — «Если ты мне не соврал», — мысленно добавил я. — Иди, писай.

Робо зашел в туалет и, не зажигая света, угрюмо помочился. На обратном пути, когда мы почти дошли до двери нашего номера, нам попался невысокий человек — такой же смуглый, как толкователь снов. Даже одежда его была похожа. Он улыбнулся нам. Человек этот шел… на руках.

— Видел? — шепнул мне Робо.

Мы вошли в номер и плотно закрыли дверь.

— Что там такое? — сонным голосом спросила мать.

— Какой-то человек ходит на руках, — ответил я.

— И писает на руках, — добавил Робо.

— Класс С, — пробормотал во сне отец.

Ему часто снилось, как он делает пометки в своем гигантском блокноте.

— Утром поговорим. Ложитесь, — потребовала мать.

— Обыкновенный акробат, — сказал я брату. — Увидел, что ты еще мальчишка, вот и решил тебя позабавить.

— А откуда он это видел, когда был в туалете? — резонно возразил Робо.

— Да угомонитесь вы оба! — шикнула на нас мать.

Но угомониться не получилось, поскольку в следующее мгновение мы услышали пронзительный бабушкин крик.

Мать накинула свой красивый зеленый пеньюар, отец надел халат и очки. Я натянул брюки прямо на пижаму. Робо ничего надевать не стал, а бросился по коридору к туалету.

Из-под туалетной двери выбивалась полоса света. Бабушка находилась внутри и, словно сигнальное устройство, вопила через равные промежутки времени.

— Мы здесь! — крикнул я.

— Мама, что случилось? — спросила ее наша мать.

Мы все остановились напротив двери, в широкой полосе света. Мы видели розовато-лиловые бабушкины шлепанцы и ее фарфорово-белые лодыжки. Услышав наши голоса, она перестала кричать.

— Я еще в постели услышала странное перешептывание, — сказала бабушка.

— Это были мы с Робо, — успокоил ее я.

— Потом все стихло. Я почувствовала, что нужно пойти в туалет. Свет я зажигать не стала. Я сидела очень тихо. И вдруг я услышала и увидела колесо.

— Колесо? — переспросил отец.

— Мимо двери несколько раз проехало колесо, — утверждала Джоанна. — Сначала в одном направлении, потом в обратном. И так — раза три.

Отец поморщился и покрутил пальцем у виска.

— Кому-то не мешает сменить колесики, — прошептал он, но мать сердито на него посмотрела.

— Тогда я включила свет, и колесо сразу уехало, — завершила свой рассказ бабушка.

— Я же вам говорил: кто-то катается по коридору на велосипеде, — подхватил Робо.

— Ты хоть помолчи, — одернул его отец.

— Это был не велосипед, — возразила бабушка. — Я видела только одно колесо.

Отец снова завертел пальцем у виска.

— Интересно, сколько колесиков у нее не хватает, — прошипел он.

Наша мать влепила ему затрещину, отчего очки сползли к уху.

— А потом кто-то подошел и заглянул под дверь, — продолжила хронику происшествий бабушка. — Вот тогда я закричала.

— Почему? — удивился отец.

— Потому что я увидела не ноги, а руки. Мужские руки с волосатыми пальцами. Он расставил их на ковре. Должно быть, он подглядывал за мной.

— Нет, бабуля, все куда проще, — встрял я. — Он просто стоял на руках.

— Не говори глупости, — одернула меня мать.

— Какие глупости? Мы видели человека, который шел на руках, — сказал Робо.

— Никого вы не видели, — заявил отец, забыв, что мы — не малыши.

— Видели, папа, — сказал ему я.

— Мы сейчас весь пансион на ноги поднимем, — спохватилась мать.

Послышался шум спускаемой воды. Дверь туалета открылась, и оттуда вышла сокрушенная бабушка. От ее прежней величественной позы практически ничего не осталось. Поверх ночной сорочки на бабушке были надеты халат на халате. Со своей длинной шеей и мертвенно-бледным лицом она напоминала потревоженную гусыню.

— Это был тот злодей, — шепотом произнесла бабушка. — Он — страшный колдун.

— Тот, кто подглядывал за тобой? — спросила мать.

— Тот, кто рассказал мой сон.

По бабушкиной морщинистой щеке скатилась слезинка.

— Это был мой сон, а он рассказал всем. Мало того, что он вообще узнал про мой сон… Понимаете? Мой сон — про рыцарей Карла. Только я одна должна была это знать. Я видела тот сон до твоего рождения, — сказала она нашей матери. — А этот мерзкий злодей, этот страшный колдун рассказал его всем, как газетную сплетню.

— Но ведь он не сказал ничего оскорбительного для тебя, — напомнила бабушке мать.

— Я даже твоему отцу не рассказывала про сон. Я не знаю, был ли это сон или что-то другое. И вдруг — все эти страшные люди, которые ходят на волосатых руках и ездят на своих дьявольских колесах… Моей кровати вам хватит, — заявила родителям бабушка. — Я буду спать вместе с мальчиками.

Никто не спорил. Мы довели бабушку до номера. Там она улеглась на родительскую кровать. Ее лицо среди горы подушек слегка блестело. Она была похожа на мокрого призрака, если такие существуют. Робо, которому расхотелось спать, лежал и смотрел на нее.

Думаю, вряд ли Джоанна хорошо спала. Скорее всего, ей опять приснился тот сон о смерти. Она вновь видела окоченевших солдат Карла Великого и их доспехи, густо покрытые инеем.

Надо же! Быть возле туалета и не зайти туда. Ругая себя за непредусмотрительность, я встал, поскольку больше не мог терпеть. Меня провожали округлившиеся глаза Робо.

В туалете снова кто-то был. Свет не горел, однако возле двери стоял прислоненный к стенке уницикл, как называли одноколесные велосипеды. Владелец этой цирковой игрушки находился с внутренней стороны двери, почему-то не зажигал света, зато постоянно дергал ручку сливного бачка. Совсем как ребенок, не понимающий, что воде нужно дать набраться.

Я подошел ближе. На этот раз никто не стоял на руках. Теперь я увидел ноги, не достававшие до пола. Странные ноги. А точнее — лапы. Крупные лапы, сочлененные с короткими волосатыми ногами. Ноги были медвежьими, только ступни не имели когтей. Медвежьи когти не убираются внутрь, как кошачьи; будь у этого медведя когти, я бы их увидел. Следовательно, туалет сейчас занимал либо извращенец в медвежьем обличье, либо одомашненный медведь с удаленными когтями. Судя по сопению, все-таки медведь, испорченный жизнью бок о бок с людьми. Человек, какую шкуру ни нацепи, не мог бы так пахнуть. Значит, медведь. Настоящий медведь.

Я попятился и уперся спиной в дверь бывшего бабушкиного номера, где по другую сторону двери притаился мой отец, ожидавший новых нарушений спокойствия. Он резко дернул за ручку, и я буквально влетел в номер, испугав отца и испугавшись сам. Мать сидела в постели, с головой укутавшись пуховым одеялом.

— Я его поймал! — крикнул отец.

— Пап, это я. В туалете засел медведь.

Мы с отцом вышли в коридор. Отец шумно захлопнул дверь. Воздушная волна опрокинула прислоненный к стене уницикл, и тот ударился в дверь туалета. Дверь открылась. Оттуда вывалился медведь. Шумно дыша, он подошел к своей игрушке.

— Грауф, — пробурчал медведь, как мне показалось, с вопросительной интонацией.

— Дуна, где ты? — послышался из глубины коридора женский голос.

— Харф! — отозвался медведь.

Мы с отцом слышали шаги приближающейся женщины.

— Ну что, Дуна? Ишь, неугомонный! Дня тебе мало для упражнений? Всех постояльцев распугаешь!

Медведь промолчал.

Отец открыл дверь номера.

— Только никого не впускай, — из-под одеяла потребовала мать.

К нам подошла красивая женщина лет пятидесяти. Медведь, успевший забраться на уницикл, сразу подъехал и положил лапу ей на плечо. Голову женщины покрывал ярко-красный тюрбан. На ней было длинное платье, напоминающее занавеску. Казалось, женщина просто завернулась в кусок ткани. Высокую грудь женщины украшало ожерелье из медвежьих когтей. Длинные серьги касались плеч. Одно плечо было обнажено, и мы с отцом оба зацепились глазами за большую родинку на нем.