По ту сторону сновидения. Технология трансформации - Алексей Ксендзюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Психотехника четвертого этапа заключается в последовательном развитии тех навыков неделания, с которыми практик познакомился на третьем этапе. Исследователь продолжает разрушать привычные последовательности реакций и «пузырь восприятия» в целом. Это — долгая и кропотливая работа. Организмическая система, стремящаяся к гомеостазису, всячески сопротивляется любым попыткам перестроить его деятельность с помощью определенным образом организованного внимания. В момент неделания мы поддаемся психоэнергетическому давлению, но, как только неделание ослабевает, активизируются отработанные за тысячи лет схемы функционирования внимания, восприятия, распределения чувствительности и общей структуры психоэнергетического поля человеческого существа.
Эволюция психики жестко «законсервировала» нынешнюю форму работы сознания как оптимальную и наиболее адекватную воспринимаемой среде. Чтобы неделание изменило качество психических процессов, мы должны уделить этой процедуре немало времени. Мы должны «убедить» собственное энергетическое тело, что оно может работать в другом перцептивном и психологическом режиме.
Полный комплекс психотехнических процедур, относящихся к категории неделания, состоит из трех объемных компонентов и требует, как минимум, двух лет регулярной и настойчивой практики. В наиболее трудных случаях, когда внимание не поддается сознательному контролю или имеет место исключительно мощное сопротивление психосоматической конституции, «прорыв» в практике неделания происходит через три и даже четыре года. Поэтому человек, занимающийся психотехникой этого типа, должен запастись терпением. Вы должны иметь в виду, что помимо инертной конституции и трудностей в контроле над работой внимания, можно столкнуться с психологическими преградами, о существовании которых вы не подозреваете, поскольку они вытеснены в область глубокого бессознательного.
Например, субъект, занятый самотрансформацией, может долгое время испытывать затруднения неясной природы в те моменты, когда он занимается неделанием «пузыря восприятия» или любым другим типом неделания, способным привести личность к радикальным изменениям.
Попытки перепросмотра или глубокого самоанализа, неминуемо наводят исследователя на простой, казалось бы, вопрос: «Как я отношусь к изменению своей личности?» Откровенный ответ многое проясняет.
Мы можем узнать, например, что на самом деле не желаем никаких изменений, что нам, на самом деле, нравится та психоэнергетическая конституция, проявления которой мы ежедневно наблюдаем. Кроме того, мы можем открыть для себя потаенный, но очень сильный страх всякого изменения — особенно, если изменение касается устройства собственной психики. Это очень важная информация для дальнейшего сталкинга себя! Подобные страхи обладают удивительной способностью к маскировке и к «слиянию» с другими страхами, имеющими хотя бы отдаленное психосемантическое подобие. Например, в результате сталкинга себя мы легко открываем в себе страх внешних перемен. С той же легкостью мы осознаем всю силу страха любых метаморфоз своего физического тела.
Здесь нет проблемы, потому что внутренний «оценщик» — элемент Супер-Эго, как эту формацию называл Фрейд в своих поздних работах, или референтная часть Я-концепции («образ идеального Я») — знает из наблюдения за реакциями других людей, что подобный страх присущ психике большинства представителей нашего вида. Многие боятся изменений внешней среды, поскольку нам не дано знать свою судьбу в изменившихся условиях, и все взрослые люди, внешний облик которых окончательно определился и стал привычным, боятся значительных изменений собственной внешности (вида физического тела). Разумеется, эти страхи имеют, прежде всего, социальную природу. В первом случае мы беспокоимся о том, сможем ли выжить в изменившихся условиях, во втором случае нас тревожит отношение других людей к нашей новой внешности — не вызовет ли она общего отвращения? презрения? жалости? Все это настолько понятно, что подобные рассуждения можно считать банальностью.
Иначе обстоит дело со страхом внутренних изменений. Если исключить общий страх помешательства, о котором речь не идет, изменение психического устройства — вещь достаточно интимная. Мы готовы простить собеседнику определенную «чудаковатость», полагая эту черту просто отличительной чертой конкретного субъекта. В принятой нами картине мира люди могут быть разными, обладать характерными акцентуациями и иными причудами. Более того, мы готовы относительно спокойно воспринимать даже «пограничных» субъектов — то есть, тех индивидов, которых психиатрия размещает «на границе» нормы и психической патологии. Все это — другие. К себе мы относимся строже, хотя чаще всего не признаемся самим себе в этом особом внимании.
Нас пугают изменения в собственной психике, если они происходят резко и начинают сильно отличать нас от общей социальной массы, которая характеризуется определенным диапазоном легко узнаваемых признаков. В этом отношении люди ведут себя иногда парадоксально: с одной стороны, каждый индивид, если он достаточно развит умственно и воспитан в традициях западной цивилизации, желает отличаться от остальных какими-то конкретными чертами и особенностями, присущими только его личности; с другой стороны, тот же индивид не хочет чрезмерно выделяться из общества.
Позицию современного человека западной цивилизации можно выразить так: «Я уникален — обратите внимание на мои достоинства, которых остальные не имеют; но я такой же человек, как и вы, — не отторгайте меня». (Лаконично высказалась героиня одной детской книжки: «Я хочу быть оригинальной, как все».) Это — позиция стадного животного, которое в процессе эволюции приобрело разум и самосознание, а вместе с ними — индивидуализм. Стадность и индивидуализм постоянно пребывают в состоянии конфликта, и человеческая психология отражает это конфликтное состояние. Мы ищем удовлетворительный компромисс для своего сознания — надо быть коллективным и индивидуальным, похожим на всех и одновременно уникальным.
Внутренние изменения трудно поддаются социальной коррекции. Имея дело с внутренними изменениями, мы чаще всего не можем найти «позицию компромисса» между коллективным и индивидуальным. Все внутренние попытки адаптировать себя к социальному полю осуществляются на ощупь. Из-за того, что сообщество, с которым мы неизбежно контактируем, не посылает никаких подтверждений нашей адекватности, мы остаемся наедине со своими внутренними изменениями. Возникает обостренное чувство изоляции, а вместе с ним — неопределенность.
Мы не знаем, как оценить изменения, происходящие с чувствами и эмоциями, реакциями и действиями. Свидетельства и оценки, поступающие от социума, всегда имеют косвенный характер. Неопределенность порождает страх. Ибо мы не можем самостоятельно оценить динамику психических метаморфоз: что происходит с нашей личностью? Приближаемся ли мы к границам приемлемого для социума диапазона поведенческих реакций или продолжаем успешно маскировать личностные трансформации?
Страх внутренних изменений — главная причина затруднений и даже полного блокирования практики неделания. Помимо страха, важными факторами остановки неделания могут быть глубинные автоматизмы, регулирующие формирование «пузыря восприятия». Здесь особое внимание следует уделить сенсорно-чувственному блоку (2), сенсорно-чувственно-ментальному блоку (3) и чувственно-ментальному блоку (5). Сам сенсориум относительно легко поддается контролю при помощи использования специальной концентрации и деконцентрации, а также иных операций развитого произвольного внимания. Что касается сенсорно-ментального блока, то он функционирует во многом благодаря активности внутреннего диалога, связывающего пучки сенсорных сигналов (образов или комплексных переживаний) и абстрактные содержания, которые, согласно кастанедовской терминологии, можно называть «пунктами инвентарного списка».
Упомянутые блоки «пузыря восприятия» (2), (3) и (5) являются специальной областью неделания. Здесь расположены связи, где активное участие принимает сфера чувств и эмоций. С одной стороны, это сфера связана с перцепцией, с другой — не менее тесно связана с областью интеллекта и абстрактного мышления. В обоих случаях отношения между чувствованием и другими компонентами «пузыря восприятия» почти полностью не осознаются. Эти отношения жестко автоматизированы, а их содержание — вытеснено из области ясного сознания полностью.
Так, между чувством (или эмоцией) и мыслью существует жесткая бессознательная связь. То же самое можно сказать об обратном отношении, существующем между мыслью и эмоцией, мыслью и чувством. В процессе сталкинга себя практик выслеживает эти однозначно фиксированные связи и с помощью неделания разрушает их.
