Список для выживания - Кортни Шейнмел

полностью ее выбор. И все случилось так неожиданно. Не было никакой ссоры ни с мамой, ни тем более с папой. Все было как обычно, а потом вдруг она просто решила, что с нее хватит. Это было так странно. Но теперь я думаю… что, если она познакомилась с Талли, и Талли рассказала ей, как не стала жить жизнью, которую для нее придумал отец?

– Ничего себе! Ты что, пытаешься во всем обвинить Талли?

– Я никого ни в чем не пытаюсь обвинить. Просто хочу понять, что произошло с моей сестрой, – в этом смысле я такой же, как ты.

– Ты не такой же, как я. Я бы не стала от тебя так долго такое скрывать.

После этого мы надолго замолчали, погрузились в тишину. В руке у меня был телефон, и каждую минуту я проверяла связь. Выяснилось, что я зря это делала, потому что как только мы въехали в зону доступа, оба наших телефона затрещали от сообщений. Адама искали родители, а обо мне волновались тетя Элиза и Джуно.

Сначала я заставила Адама позвонить Си-Джей. Как он и предполагал, она не ответила. Он оставил ей сообщение: «Пожалуйста, перезвони мне, напиши или пришли почтового голубя – что угодно. Дело очень важное. Мамы и папы на сей раз это не касается. О них не беспокойся – хотя когда это ты о них беспокоилась… В общем, мне надо срочно тебе кое-что рассказать. Пожалуйста, свяжись со мной как можно скорее».

Он положил трубку и бросил взгляд в мою сторону, словно ожидая кивка, улыбки или одобрительного жеста. Я уткнулась в телефон и ввела в поисковую строку «„Солнечная команда“, больница Стэнфорда». Там было краткое объяснение программы: группы поддержки для детей от трех до восемнадцати, проходящих лечение. Тем, у кого есть нуждающийся ребенок, предлагалось позвонить по телефону. У меня такого ребенка не было. Я все равно позвонила по номеру, но после трех гудков включился автоответчик. Рабочий день закончился. Я написала тете Элизе сообщение, в котором просила прощения за то, что заставила ее волноваться и ждать меня допоздна. И что увидимся утром.

Потом я написала Джуно. За весь день от нее накопилось много непрочитанных сообщений – начиная с того, про Одри. Но потом она заволновалась, что я на нее за что-то злюсь и поэтому не отвечаю, а в итоге решила, что со мной что-то случилось. Последние несколько одинаковых сообщений были написаны заглавными буквами: «МНЕ НАДО ЗНАТЬ, ЧТО У ТЕБЯ ВСЕ НОРМАЛЬНО». Нормально не было, но все же стоило написать ей, что я не валяюсь где-нибудь в яме на обочине.

«Я жива», – написала я.

Джуно наверняка уже спала. Но через несколько секунд она мне перезвонила. Я сбросила звонок, как до этого сбросила звонок Талли. Она снова написала: «Хорошо, что жива, но у тебя все нормально?»

Я: «Нет. Потом расскажу».

На обратном пути мы с Адамом почти не разговаривали. Когда он остановился, чтобы зарядить машину, мы просто сидели молча. Я притворилась, что роюсь в телефоне. Адам сделал то же самое. Дома папа иногда ворчал, как телефоны разрушают нормы поведения в обществе. Но иногда действительно не хочется с кем-то разговаривать, и тогда телефоны просто спасают. Наконец около полуночи Адам привез меня к тете Элизе. Моя рука была на дверной ручке еще до того, как он замедлил движение.

– Слоун, – окликнул он. – Подожди. Я просто хочу сказать… Ситуация с Си-Джей довольно жесткая, но все равно я должен был тебе все честно рассказать, я знаю. Мне правда очень жаль.

– Это всё? – спросила я.

– Не знаю, что еще сказать.

Моя рука оставалась на дверной ручке.

– Знаешь, – сказала я, – когда в то последнее утро я ушла от Талли, мне и в голову не могло прийти, что мы видимся в последний раз. Я не сказала ей того, что должна была, и теперь всю оставшуюся жизнь эти слова так и останутся невысказанными. Но сейчас я точно знаю, что вижу тебя в последний раз.

– Надеюсь, это не так. Пусть мы знакомы всего несколько дней, ты мой друг. Очень хороший друг.

Я покачала головой.

– Я не твой друг, – сказала я. – А ты не мой. Мой друг никогда бы так не поступил. Прощай, Адам. Больше мне тебе сказать нечего, прощай.

Я открыла дверь и пошла к дому тети Элизы. Я бы услышала, если бы он стал отъезжать, но он не сдвинулся с места. Я знала, что Адам смотрит на меня, но не повернулась. Просто зашла в дом.

34

В СТЭНФОРД Я ВСЕ ЖЕ попала. Не так, как думал папа, но все же: в четверг утром, ровно через четыре недели после смерти Талли, я оказалась там. Я поехала на поезде до Юниверсити-авеню в Пало-Альто – это как раз и была остановка Стэнфордского университета. От станции до Стэнфордской больницы было всего два километра пешком, а там я следовала инструкциям Альбы Касталл. Так звали сотрудницу, которая ответила на мой звонок в четверг утром, когда я позвонила по номеру «Солнечной команды», указанному на сайте. В отличие от всех остальных, с кем я связывалась согласно списку Талли, когда я спросила Альбу про мою сестру, она сразу сказала:

– Да, конечно. Талли я знаю. Чем могу помочь?

Казалось бы, после того, как я столько говорила о смерти Талли, мне должно быть проще об этом рассказывать, но нет. У меня по-прежнему пересыхало в горле, а глаза переполнялись слезами.

– Не знаю, как это лучше сказать, так что просто скажу как есть, – выговорила я. – Талли умерла.

Было слышно, как на той стороне у Альбы перехватило дыхание.

– Боже мой, – сказала она. – Мне так жаль. Я не знала, что она болела.

– Она не болела, – объяснила я. – Она покончила с собой.

– О, – выдохнула Альба и замолчала на несколько секунд, а я не торопилась заполнить тишину. – К сожалению, у переживших рак все чаще встречается депрессия. Уровень самоубийств тоже очень высокий, даже через много лет после начала ремиссии.

– Что это за звук? – спросила я.

– У нас… – начала она, но осеклась. – Слоун, прости меня. Мне жаль, но у меня звонок на другой линии. Ты не против подождать? Я вернусь через секунду.

– Хорошо, – сказала я.

Я услышала щелчок, и включилась легкая музыка. В голове звучал голос Альбы: «Уровень самоубийств тоже очень высокий, даже через много лет после начала ремиссии». Ремиссия – это период после выздоровления. Но у Талли