Ликей - Яна Завацкая

— Но он спас мне жизнь…

— Ладно-ладно, не оправдывайся, — усмехнулась Беатрис, — могу тебя понять.

Она замолчала и вдруг глянула на часы — мельком, однако Джейн успела это заметить. Тотчас ее пронзил стыд — разве можно так вторгаться в личную сферу человека, без всякого предупреждения тащить его к себе… а может, у Беатрис на сегодня совсем другие планы.

А вернее всего, ей просто скучно все это выслушивать. Она не видит никакой проблемы…

— Я не вижу никакой проблемы, — сказала Беатрис, словно подслушав мысли Джейн, — Дураков и фанатиков в мире множество. Казалось бы, всем уже должно быть ясно, что Ликей — это только свет, только любовь, что Ликей — от Бога. Но тем не менее до сих пор то и дело появляются люди, считающие себя единственными носителями Истины, имеющими право судить и учить других. Мы должны защитить от них человечество, в первую очередь, детей. Поэтому мы встаем на их пути — без оружия, мы не убиваем их, разве что во время войны — но ты знаешь кодекс Воина — только в честном бою. Мы просто закрываем им путь — своей грудью. Убивают они. Пусть твой пилот кажется тебе скромным, добрым, каким угодно, ты просто мало его знаешь — он потенциальный убийца. Как только человек начинает считать свой путь более правильным, чем другие, начинает думать, что он познал Истину, или хоть путь к ней — все, он убийца.

Беатрис перевела дух.

— Такое происходит с людьми, когда их захватывает эгрегор, коллективное сознание других верующих. Особенно слабых людей, восторженных, склонных к экзальтации, к поклонению, особенно после пережитого стресса. Особенно, русских людей да и вообще — восточных. Им это кажется неким прозрением, они начинают считать, что познали великую истину, что они выше всех… Они наконец-то нашли господина над собой, которого давно искали. Это, по сути, рабская психология, уводящая от личной ответственности и свободы. Но каждый человек вправе идти своим путем… мы не мешаем никому выбирать свою дорогу. У нас полная свобода слова, вероисповедания, мы уважаем любое мнение. Единственное, конечно, мы вынуждены противостоять попыткам националистических и фундаменталистских групп нарушать покой населения… а их, к сожалению, не становится меньше. Но мы боремся только с нарушениями закона, и боремся очень мягко… А теперь подумай — что было бы лучше для Алексея, если бы мы позволили его агрессивным тенденциям развиться, и он попал бы в колонию за какое-то преступление и навсегда был лишен возможности летать, или же вот так его контролировать, не давая дурным наклонностям развиться, и постепенно этот контроль уменьшать… Согласись, что второе более гуманно.

— Да. Наверное, ты права, — сказала Джейн.

Она встала. Поднялась и подруга.

— И прости меня, пожалуйста, что я тебя сегодня притащила сюда…

— Собственно, я сама вызвалась…

— Ну, у тебя не было другого выхода… Понимаешь, я сегодня почувствовала себя так… так необычно, — призналась Джейн, — Мне стало очень одиноко. Никогда еще так не было. Раньше я могла помедитировать, могла заняться музыкой или выйти в Сеть и поговорить с кем-нибудь… Мне было так хорошо одной. Я вообще всегда любила быть одна, быть в тишине. А сегодня… мне показалось, что эта тишина давит. Мне было просто невыносимо. Даже не то, что мысли… я ведь понимаю, что ты хочешь сказать. Я и сама себе удивляюсь. Просто у меня какое-то подавленное состояние. И мне было так тяжело… я не выдержала и позвонила тебе… прости.

— Перестань, — Беатрис пожала ей руку, подошла к двери, — Хватит ныть. Я все прекрасно понимаю. У тебя сейчас нехорошее состояние, Джейн… но ты должна его преодолеть. Понимаешь — преодолеть. Ведь ты ликеида. Воин Света. Есть масса методик расслабления, ты сама их знаешь. Займись собой. Ты знаешь, что выход всегда можно найти… и еще — сходи к хорошему психологу. Лучше всего, давай расскажем Монике. Она все же ликеида. Пусть она и займется твоим восстановлением.

Беатрис повернулась, собираясь уходить. Джейн стиснула зубы — она поняла, что сейчас снова останется одна.

Наедине с Тишиной.

Она стала бояться тишины. И темноты тоже стала бояться.

— А что у тебя с твоим этим… Сэмом? — Беатрис обернулась у двери.

— Да ничего, — ответила Джейн, почти не соображая, что говорит. В голове билось — одна… опять — одна… — Наверное, я его все-таки не люблю… я еще не решила.

— Вот сядь и напиши ему письмо, — посоветовала подруга, — Это самое лучшее сейчас для тебя. А потом ложись спать. Ну пока!

— Выше нос! — еще крикнула она, перед тем, как захлопнуть дверь.

Джейн обернулась. И вдруг поняла, что не сможет больше оставаться здесь.

Она набросила легкое летнее вязаное пальто. Куда угодно — прочь отсюда… на улицу. В парк, в лес. Лишь бы только не эти четыре немые стены, молчащий экран… А включишь его — там чужие люди. Совершенно чужие. Им нет никакого дела до Джейн. И даже маме, по большому счету, нет дела до Джейн. И Беатрис — в особенности. Они не видят никаких проблем. У них в жизни все хорошо, и ничего плохого просто быть не может. Они всегда жизнерадостны, бодры, счастливы. В Храме учили, что это — признак присутствия Бога в жизни человека. Когда человек с Богом — он всегда доволен и счастлив.

Джейн медленно шла по темной аллее, к выходу из парка.

Может быть, она тоже какой-то ненормальный человек. Как Алексей… вот был он ликеидом, был всегда уверенным в себе, счастливым, бодрым, мужественным. И вдруг в один миг разуверился… и понял, что что-то не так. Вот и она — вдруг что-то случилось с ней. И она уже не такая, как все, не довольная, не счастливая, не общается с Богом постоянно, а погружена в какие-то дурацкие мысли…

Джейн остановилась, провела ладонью по шершавому березовому стволу.

Так нельзя. Нужно собраться. Страх темноты, страх тишины, страх одиночества… так и до психодиспансера недолго.

Джейн села на скамью под березой. Лунная ночь… светлая лунная ночь — полный белый круг, затмевающий звезды, сквозь негустую листву. Девушка задумалась.

Давай-ка, Джейн, вспомним, с чего все началось. С Алексея — это безусловно.

Я хотела его видеть. На самом деле — хотела. Нет, я не была в него влюблена, просто он вызывал огромное любопытство… и еще какое-то странное чувство — предназначение, что ли… Моя реакция на то, что я узнала о нем, должна быть такой же, как у Беатрис. «Не наш»…

Ведь по сути мы давно уже делим мир на «наших» и «не наших». Это не какое-то предубеждение. Просто из опыта — мы хорошо знаем, что ликеид надежен, на него можно во всем положиться, он всегда отличный профессионал, но кроме того, ликеид образован, умен, поддержит беседу на любую тему. Из опыта же мы знаем, что не-ликеиды похожи на детей — конечно, мы любим их, но они — «не наши», на них нельзя положиться, с ними не о чем говорить. Когда Алексей (как я считала — не ликеид) вел себя по-ликейски, я относилась к нему, как к ликеиду. У меня нет никаких предубеждений, я делаю выводы лишь на основании поведения человека. Поведение Алексея я назвала бы безупречным.