Красное солнце - Екатерина Артемовна Крылова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Восстановление, особенно в начале, шло волнообразно, голос то заметно улучшался и пропадали все неприятные ощущения, то снова ухудшался. Эти колебания сильно злили Женю. Конечно, я его понимала, ведь для солиста потерять голос – наверное, самое страшное, что может произойти. Я видела, как он тревожился, по ночам места себе не находил. Кроме того это было впервые, что удивительно, если учесть, что он выступал на сцене больше десяти лет. Но, как и в любом деле, важны систематическая работа и терпение, которые приводят к желаемым результатам.
Вот и первый концерт, спустя два месяца, на который мы поехали вместе. На репетициях все шло хорошо, но на самом выступлении двухчасовое пение дало о себе знать. Со спокойными и мелодичными песнями он справлялся легко, но в более резких, импульсивных, где требовалось сильно напрягать голосовые связки, слышались хрипы, и голос исчезал. Я думаю, Женя и сам это чувствовал, но продолжал петь. В конце концов, я не выдержала и во время небольшой паузы подошла к Максу и попросила его убрать пару песен из программы. Я осознавала, на что иду, и что меня ждет. И не ошиблась. После выступления Женя ворвался в гримерку, а, приблизившись ко мне, с такой силой тряхнул за плечи, что от неожиданности я покачнулась, и уже собирался раскричаться, но я его остановила:
– Не удалось сорвать голос на концерте, теперь хочешь на мне?
Он снова попытался что-то произнести, но я его перебила:
– Знаю, что ты хочешь сказать, но если бы я не вмешалась, боюсь, ты бы вообще не допел до конца.
– Я бы смог… – начал он говорить, но закашлялся.
– Возможно, или еще на два-три месяца остался без голоса. Повторный срыв связок восстанавливается дольше, если вообще поддается восстановлению.
– Я бы…
– Может, ты не заметил, но я прекрасно слышала, как ты хрипел во второй части выступления и не вытягивал большинство песен. Упростите программу, хотя бы на несколько концертов. Признавайся, горло болит?
После недолгого молчания он произнес:
– Першит немного…
Я отошла за таблетками, но вдруг ни с того ни с сего почувствовала лёгкое головокружение и взялась руками за виски. Женя это заметил.
– Лесь?..
– Все в порядке. Голова закружилась.
И собиралась отдать ему таблетки, но резко ноги подкосились, и я потеряла сознание…
31.05.2007 г. Очнулась в больничной палате. К левой руке была подведена капельница, которая почти закончилась. За окном светало, и сквозь задернутые жалюзи пробивались лучи утреннего солнца. Я попыталась привстать, но, почувствовав головокружение и слабость, снова опустилась на подушку. Через несколько минут в дверь заглянула медсестра.
– Пришли в себя? – спросила она и подошла ближе. – Капельница закончилась. Я позову врача.
И она удалилась. Через несколько минут в палату вошел врач – мужчина лет сорока, высокий с темными волосами, которые на висках коснулась седина. Он, осведомившись о моем самочувствии, стал задавать вопросы. Я плохо понимала, что происходит, поэтому отвечала, не задумываясь, а врач, сделав все записи, протянул мне листок с направлением на УЗИ, добавив, чтобы после зашла к нему в сто какой-то там кабинет с результатом, и он удалился, а я неторопливо привстала с кровати. Ко мне подскочила медсестра:
– Я вам помогу. Голова кружится?
– Есть немного…
– Скоро пройдет, это от системы. Дома отлежитесь, и все придет в норму.
Когда мы выходили из палаты, я увидела Женю: он вскочил с лавочки и, подойдя к нам, озабоченно спросил:
– Как ты? Что сказал врач?
– Ничего, – ответила я и взяла его под руку, – дал направление на УЗИ.
– Кабинет УЗИ на втором этаже, – отозвалась медсестра. – Я вам покажу… Вот здесь. Можете зайти вместе…
Стандартные вопросы, фразы, потом врач попросил оголить нижнюю часть живота, и мгновенно в голове замелькали мысли, которые незамедлительно стали выстраиваться в логическую цепочку. Я со страхом ждала слов врача, но он только настойчиво водил датчиком по низу живота, храня молчание, потом сказал, как отрезал:
– Вот оно! Судя по параметрам беременность примерно одиннадцать-двенадцать недель…
Врач и дальше что-то еще говорил-говорил, но я его не слушала: мы с Женей уставились друг на друга и не отводили глаз, пока врач не произнес:
– Все, можете одеваться, – и отвернулся к столу и стал, поглядывая на монитор, писать заключение… – Это к лечащему врачу, – и протянул мне листок.
Мы его поблагодарили и вышли. Я хотела побыстрее спуститься на первый этаж, но Женя меня остановил, привлек к себе и крепко обнял. Так мы простояли несколько минут, потом я отстранилась от него:
– Пойдем, я отнесу заключение.
Пока спускались по лестнице, я испытывала странное чувство необратимости происходящего. В голову невольно приходили мысли, что теперь назад дороги нет. До этого, хотя мы и были вместе, но продолжали жить каждый сам по себе, не ощущая ответственности, или, может, это только я относилась ко всему слишком легкомысленно? Я мельком взглянула на Женю: его лицо было непроницаемо.
В кабинете врач выписал заключение, дал рекомендации и назначил кое-какие витамины, все остальное: учет, анализы по месту жительства.
2.06.2007 г. Вчера ближе к вечеру вернулись домой. Кисловодск встретил нас мрачной дождливой погодой, навевающей тоску, которая, кажется, просочилась и в дом, прихватив с собой холод: пока переодевалась и разбирала вещи, совсем продрогла, а когда вернулась на кухню, Женя уже включил чайник и стоял у окна, а, увидев меня, произнес:
– Что-то в доме холодно. Может, разжечь камин?
– Разожги…
Пока Женя возился с камином, я приготовила чай и кое-что перекусить, но есть мне не хотелось. Не знаю, то ли из-за недомогания, которое после перелета ещё больше усилилось, то ли из-за того, что знала, что нас ждёт серьезный разговор. Со вчерашнего дня мы и так отмалчивались. Да и сейчас… Я быстро допила чай и ушла в гостиную, где, присев на диван, стала наблюдать за огнем в камине, который постепенно разгорался, и прислушиваться к шуму заморосившего дождя… Через несколько минут появился Женя и, присев рядом, крепко обнял.
– Долго мы еще будем играть в молчанку? За два дня слова не проронила или ты тоже голос сорвала?
Резко я вспомнила о выступлении и, повернувшись к нему, озабоченно спросила:
– Как голос? Я совсем забыла…
– Голос в порядке! – перебил он меня. – Даже не пытайся сменить