Синяя лилия, лиловая Блу (ЛП) - Мэгги Стивотер

Дезертирство Чейнсо тоже ощущалось неправильным. Повёрнутым каким-то образом боком или наизнанку. Всё казалось непредсказуемым – что само по себе странно, потому что получалось, будто всё до этого момента было предсказуемым. Нет... неизбежным.

Теперь, казалось, произойти могло что угодно.

Взгляд Ронана всё ещё концентрировался на тёмном проходе, его глаза искали Чейнсо и не находили её. Он ухмыльнулся:

— Вы можете остаться, если слишком боитесь.

Гэнси знал Ронана слишком хорошо, чтобы позволить этой колкости задеть себя.

— Я не за себя боюсь, Линч. Сворачивай это.

— Я думаю, оно просто пытается нас запугать, — вполне здраво отметила Блу. — Если бы оно действительно хотело нам навредить, то могло бы это сделать.

Он подумал о клюве Чейнсо, балансирующем так близко к глазу Ронана.

— Адам? — Гэнси обратился в конец цепочки. — Вердикт?

Адам был тих, пока взвешивал варианты. Его лицо в свете фонаря на голове Гэнси казалось странным и изящным. Быстро и без объяснений он потянулся к стенам пещеры. Хоть он и не был нагреженным созданием, сейчас он был одним из созданий Энергетического пузыря, и это было сложно не заметить в том способе, которым его пальцы перебирались по стенам, и в черноте его глаз, когда он ни во что не всматривался.

Блу произнесла:

— Он тоже...

Одержим.

Никто не хотел договаривать.

Ронан поднял палец к губам.

Адам, казалось, слушал стены – кто этот человек, он всё ещё твой друг, что он отдал Энергетическому пузырю, чем он становится, почему ужас вдали от солнца растёт намного сильнее – а затем осторожно сказал:

— Я голосую за то, чтобы идти дальше. Я думаю, устрашение – это побочный эффект, а не намерение. Думаю, Чейнсо хочет нас куда-то заманить.

Итак, они пошли дальше.

Ниже и ниже, по более изогнутому пути, чем в пещере Энергетического пузыря. Тот проход был ясно проложен водой, этот же казался ненатуральным, вырытым, а не сформированным. Впереди каркала Чейнсо. Странный дневной звук слышался из черноты.

— Чейнсо? — грубо позвал Ронан.

— Керах! — пришло в ответ не слишком издалека. Это было специальное имя, данное птицей Ронану.

— Спасибо, Боже, — пробормотала Блу.

Гэнси, двигаясь в начале цепочки, заметил её первым, она цеплялась за уступ каменной стены, царапаясь одной лапкой и немного хлопая крыльями, чтобы удержаться. Она не улетела, когда он приблизился, и, когда протянул к ней одну руку, она перелетела на неё, тяжело приземлившись. Вполоборота он сказал:

— Вот твоя птица, Линч.

Голос Ронана был непонятным.

— А вот твоя гробница, Гэнси.

Он смотрел на что-то позади Гэнси.

Гэнси обернулся. Они стояли у каменной двери. Это могла быть дверь к чему угодно, но нет. Это была высеченная дверь в гробницу – каменный рыцарь в доспехах с руками, скрещенными на груди. Его голова покоилась на двух воронах, ноги – на геральдической лилии. Он держал щит. Щит Глендовера, с тремя воронами.

Но так было неправильно.

Неправильно не потому, что Гэнси ожидал, что гробница Глендовера выглядит по-другому. Неправильно, потому что предполагалось, всё случится не так, не в этот день, когда его глаза болели от недосыпания, снаружи моросил дождь, а эту пещеру они обнаружили только несколько дней назад.

Это должен был быть ключ, а затем ещё один ключ и потом ещё один ключ.

А не тридцать минут прогулки и дверь гробницы, вот как тут.

Но было именно так.

— Не может быть, — наконец, выдал Адам из хвоста цепочки.

— Мы просто... её откроем? — поинтересовалась Блу. Её голос тоже звучал неуверено. Всё работало не так. Это было рассматривание, не поиски.

— Я по этому поводу чувствую себя своеобразно, — собрался Гэнси. — Как будто неправильно, что здесь нет... церемоний.

Будь восторженным.

Гэнси повернулся спиной к двери в гробницу, чтобы остальные подтянулись ближе. Вытащив телефон, он сделал несколько фото. Потом, после паузы, он набрал несколько примечаний по месторасположению.

— Боже, Гэнси, — произнёс Ронан, но это заставило Гэнси почувствовать себя лучше.

Он осторожно коснулся шва вокруг рельефного изображения рыцаря. Камень был холодным, твёрдым, настоящим; его пальцы остались в пыли. Это происходило.

— Не думаю, что она запечатана. Думаю, дверь просто втиснута. Может, рычагом?

Адам пробежался пальцем вдоль края.

— Не сильно. Не очень плотно.

Он подумал о трёх спящих, об одном, которого можно будить, об одном, которому лучше оставаться спящим. Узнали бы они, если бы это был тот, которого нужно оставить в покое? Конечно... потому что задача Моры – не разбудить этого спящего, а здесь нет признаков её присутствия.

Но он не знал. Не было способа узнать.

Всё в этот день было окрашено нерешительностью и неуверенностью.

Внезапно стена рухнула.

В воздухе закружилась пыль, и они отступили, кашляя. Блу ахнула:

— Ронан Линч!

Ронан восстанавливал равновесие посреди медленно оседающего облака; он втолкнул дверь гробницы внутрь.

— Это, — деликатно сообщил он, ни к кому конкретно не обращаясь, — за захват моей птицы.

— Ронан, скажи мне сейчас, должен ли я связать тебя, потому что я это сделаю, — сказал Гэнси. Ронан тут же усмехнулся, но Гэнси указал на него. — Я серьёзно. Это не касается тебя одного. Если это гробница, то кто-то здесь похоронен, и ты окажешь этому человеку уважение. Не. Заставляй. Меня. Просить. Снова. Коли на то пошло, если любой из нас думает, что не может сдержать себя в будущем, я считаю, нам надо развернуться и прийти сюда в другой день, или этот человек ждет снаружи.

Ронан закипал.

— Не надо, Линч, — продолжил Гэнси. — Я занимался этим семь лет, и в первый раз должен буду покинуть место, которое выглядит хуже всего, потому что я здесь был. Не заставляй меня жалеть, что пришел сюда с тобой.

Это, наконец, проникло сквозь сталь сердца Ронана. Он склонил голову.

Они вошли.

Было похоже, будто они попали назад в прошлое.

Вся комната была украшена резьбой и рисунками. Цвета не выцветали на солнце: королевский синий, ягодный пурпурный, румяный кроваво-красный. Резьба разделялась на окна или аркады, ограниченные лилиями, воронами, колоннами или столпами. Святые глядели вниз, бдительно и царственно. Мученики пронзались копьями, были застрелены, сжигались и были одержимы. Вырезанные гончие преследовали зайцев, которые снова преследовали гончих.

На стене висели пара перчаток, шлем, нагрудник.