Король Матиуш Первый - Януш Корчак

– Огонь! – превозмогая слабость, кричит Матиуш и судорожно хватает ртом воздух. Но глаза сами слипаются. Револьвер выпадает из рук.

Матиуш нагибается, хочет его поднять, но силы покидают его, и он падает на пол.

Его охватывает безразличие. Он забывает, где он, и засыпает.

LI

Пробуждение было ужасно.

На руках и ногах – кандалы. Высоко, под самым потолком, – зарешеченное окошко. В тяжелой, окованной железом двери – маленькое круглое отверстие, в которое заглядывает тюремщик: следит за королем-узником.

Лежа с открытыми глазами, Матиуш старался припомнить, что случилось.

«Как быть?» – вертелось в голове.

Матиуш не принадлежал к числу людей, которые перед лицом трудностей опускают руки и предаются отчаянию. Нет, он никогда не терял присутствия духа и всегда старался найти выход из любого, самого безвыходного, положения.

Как быть? Но чтобы принять решение, надо знать, что произошло. А он не знает.

Матиуш лежал возле стены на охапке соломы, брошенной на пол. Он легонько постучал в стену. Может, отзовется кто-нибудь? Стукнул раз, другой – никакого ответа.

Где Клу-Клу? Что с Фелеком? Что происходит в столице?

В окованных железом дверях заскрежетал ключ, и в камеру вошли двое неприятельских солдат. Один остановился в дверях, другой поставил на пол рядом с подстилкой кружку молока и положил кусок хлеба. Матиуш безотчетным движением протянул руку, чтобы опрокинуть кружку. Но тут же одумался. Ведь от этого он все равно не станет свободным. А есть хочется, и силы ему еще понадобятся.

Матиуш сел и, с трудом двигая руками в тяжелых кандалах, потянулся за кружкой.

А солдат стоит и смотрит.

Матиуш съел хлеб, выпил молоко и говорит:

– Ну и скупые ваши короли! Разве одним куском хлеба насытишься? Я кормил их получше, когда они гостили у меня. И Старого короля, когда он был моим пленником, тоже угощал на славу. Меня содержат три короля, а дают всего-навсего одну кружечку молока да один кусок хлеба. – И Матиуш весело и непринужденно засмеялся.

Солдаты промолчали. Им строго-настрого запретили разговаривать с узником. Но, выйдя из камеры, они передали слова Матиуша тюремному надзирателю, а тот срочно позвонил по телефону, спрашивая, как поступить.

Часа не прошло, как Матиушу принесли три кружки молока и три куска хлеба.

– Это, пожалуй, многовато. Я не намерен объедать своих благодетелей. Их трое, и, чтобы никого не обидеть, возьму у каждого поровну, а лишний кусок хлеба и лишнюю кружку молока прошу забрать.

После еды Матиуша сморил сон. Он спал долго и, наверно, проспал бы еще дольше, если бы его не разбудил в полночь скрип отворяемой двери.

– «В 12 часов ночи состоится суд над бывшим королем Матиушем Реформатором», – прочел военный прокурор и показал Матиушу бумагу с печатями трех неприятельских королей. – Прошу встать!

– Передайте суду, чтобы с меня сняли кандалы. Они для меня слишком тяжелы и натирают ноги.

Матиуш это нарочно придумал. Просто ему хотелось предстать перед судом ловким и грациозным, как прежде, а не жалким узником в безобразных цепях, сковывающих движения.

И он настоял на своем: тяжелые кандалы заменили изящными золотыми цепочками.

С высоко поднятой головой, быстрым легким шагом вошел Матиуш в тот самый зал, где совсем недавно диктовал свои условия арестованным министрам. С любопытством огляделся он по сторонам.

За длинным столом восседали генералы трех неприятельских армий. Короли занимали места в левой половине зала. Справа сидели какие-то личности во фраках и белых перчатках. Кто это? Они все время отворачивались, и он не мог разглядеть их лиц.

Обвинительный акт гласил:

Первое. Король Матиуш обратился с воззванием к детям всего мира, призывая их к бунту и непослушанию.

Второе. Король Матиуш хотел стать полновластным властелином мира.

Третье. Матиуш застрелил парламентера, который направлялся к нему с белым флагом. Поскольку Матиуш тогда уже не был королем, его следует судить как обыкновенного преступника. А за это по закону вешают либо расстреливают.

Слово предоставляется обвиняемому.

– Что я обратился с воззванием ко всем детям – это ложь. Что я не был королем, когда застрелил парламентера, – тоже ложь. А хотел ли я стать властелином мира, этого, кроме меня, никто не может знать.

– Хорошо! Прошу, господа, зачитать ваше постановление, – обратился председатель суда к личностям во фраках и белых перчатках.

Волей-неволей пришлось встать. Один толстяк с мертвенно-бледным лицом держит в трясущихся руках бумагу и дрожащим голосом читает:

– «Мы, нижеподписавшиеся, видя, что бомбы разрушают наши жилища, и желая спасти женщин и детей, отрекаемся от короля Матиуша Реформатора. Мы, именитые горожане, постановили на своем совете лишить Матиуша трона и короны. Дальше так продолжаться не может. Белые флаги означают, что город сдается. И с этой минуты войну ведет не наш король, а простой мальчик Матиуш. Пускай он сам расплачивается за свои поступки, мы за него отвечать не желаем!»

Председатель суда протянул Матиушу бумагу:

– Подпишите, пожалуйста.

Матиуш взял ручку и, подумав немного, написал внизу:

С решением банды изменников и трусов, предавших родину, не согласен. Ибо я был королем и останусь им до самой смерти.

И громко прочел написанное вслух.

– Господа судьи! – обратился Матиуш к генералам. – Я требую, чтобы меня называли королем Матиушем, ибо я был королем и останусь им, пока жив. Иначе это будет не суд, а расправа с побежденным. Тогда позор вам! Это недостойно людей вообще, а тем более солдат. Или вы выполните мое требование, или я буду молчать.

Генералы удалились на совещание, а Матиуш стоит и насвистывает залихватскую солдатскую песенку.

Но вот генералы вернулись.

– Матиуш, признаёшь ли ты, что обращался с воззванием к детям всего мира?

Молчание.

– Ваше величество, признаете ли вы, что обращались с воззванием к детям всего мира?

– Нет, не признаю. Никакого воззвания я не писал.

– Вызвать свидетеля, – распорядился судья.

В зал вошел шпион-журналист, Матиуша передернуло, но внешне он остался спокоен.

– Слово предоставляется свидетелю, – объявил судья.

– Я утверждаю, что Матиуш хотел стать королем всех детей.

– Это правда? – строго спросил судья.

– Правда, – прозвучало в ответ. – Да, я хотел этого. И мне бы это удалось. Но подпись под воззванием фальшивая, и подделал ее вот этот шпион. Да, я хочу быть королем всех детей.

Судьи стали разглядывать подпись Матиуша. Покачивают головами, вертят бумагу и так и этак, корчат из себя знатоков.

Но теперь это уже не имело значения. Ведь Матиуш во всем признался.

Прокурор произнес длинную обвинительную речь и закончил ее такими словами:

– Надо приговорить Матиуша к смерти. Иначе на земле не будет порядка и покоя.

– Желаешь ли ты сказать что-нибудь в свое оправдание?

Молчание.

– Желаете ли вы, ваше величество, сказать что-либо в свое оправдание? – повторил судья вопрос.

– Нет, – последовал ответ. – Незачем терять понапрасну время. Час поздний. Пора спать, – произнес Матиуш беспечным тоном. По его лицу нельзя было отгадать, что творится у него в душе. Он решил быть стойким до конца и не ронять своего королевского достоинства.

Судьи удалились в соседнюю комнату, будто на совещание, но тут же вышли и объявили приговор:

– Расстрелять!

– Подпиши! – обратился председатель суда к Матиушу.

Тот не шевельнулся.

– Ваше величество, подпишите!

Матиуш подписал.

Тут один из господ во фраке и белых перчатках бросился ему в ноги и, всхлипывая, запричитал:

– Всемилостивый король, прости меня, подлого изменника! Я только сейчас понял, что мы натворили. Если бы не наша преступная трусость, не они, а ты судил бы их, как победитель…

Солдаты с трудом оттащили его от короля. После драки, как говорится, кулаками не машут.

– Спокойной ночи, господа судьи! – сказал Матиуш и с истинно королевским величием покинул зал.

По коридору и тюремному двору направился Матиуш в свою камеру в сопровождении двадцати солдат с саблями наголо.

Он прилег на соломенную подстилку и притворился спящим. О чем он думал и что чувствовал в ночь перед казнью, пусть останется тайной.

LII

Идет Матиуш посреди улицы, на руках и ногах поблескивают золотые цепочки. Вдоль тротуаров стеной стоят солдаты, а за ними теснится народ.

День выдался погожий. На безоблачном небе сияло солнце. Жители столицы высыпали на улицы, чтобы в последний раз посмотреть на своего короля. Многие плакали, но Матиуш не видел слез, а если бы видел, легче было бы идти на казнь.

Те, кто любили и жалели Матиуша, молчали. Они не решались в присутствии врага высказать вслух свою преданность и уважение бывшему королю. Да и что могли они сказать? Кричать, как всегда: «Ура!» и «Да здравствует!» не годилось – ведь короля вели на казнь.