Жизненное пространство - Алексей Колентьев

Музыка камня, снова зазвучала в ответ: кристалл говорил, что укажет путь. Частица, которую человек заберёт с собой, будет оберегать его. Но только на короткое время. Человек должен спешить. Потом она уснёт и будет дремать, пока человек не вынесет его за пределы Круга.

Стало понятно, что камень просил вынести его из Зоны и положить в некий водоём, чтобы во сне перестроиться и залечить раны, нанесённые учёными. Он согласен. Пусть не долго. Пусть на короткое время, но он сквитается с мучителями и вынесет камень туда, куда тот просит.

Потом был бой. Неравная схватка с отборными бойцами, служащими учёным, живыми покойниками. Убив в них разум и оставив только рефлексы и некий набор функций, учёные заставили их служить себе. Таким должен был стать и он… Но не стал. Не покорился…

Дверь. За ней машинный зал и комната с автоклавами, заполненная зеленоватой жидкостью. И человек с ласковым голосом. Все его слова утонули в грохоте автоматных очередей. Кинув для верности гранату, Меченый, а это точно был он, вырвался через портал на поверхность. Серое небо и … Много, очень много врагов. Смерть сквозила из каждой щели, была по всюду и везде. Сумасшедшая скачка через порталы, которые открывал кристалл, помогая человеку уходить от погони. Что-то больно ударило в спину на последнем прыжке. Темнота. Покой и тишина…

Серое небо над головой и скелет «колеса обозрения». Припять. Мёртвый город. Медленно, очень медленно, превозмогая боль и тяжесть во всём теле, Меченый поднялся на ноги. Он прорвался. Повесив АКСУ на шею и спрятав в линялый «сидор» чёрный продолговатый тубус, человек медленно побрёл прочь из мёртвого города, унося с собой часть души кристалла, который погас и был тускл и бесцветен. Только в глубине его теплилась едва заметная искорка света. Слабая, как лучик надежды в изувеченной душе искалеченного человека, которому предстоял долгий путь назад, на Кордон…

Сон или горячечный бред, ушли так же быстро, как и появились. Было темно. Повернув голову, я увидел сноп лунного света, струившегося сквозь окно, на дощатый, крепко сколоченный пол. Я был жив. Резкая боль не давала пошевелиться, из груди вырвался непроизвольный стон. Тут же послышался звук шлёпающих шагов босых ног, невеликого размера. Ребёнок или женщина. Женщина. Короткая ночная белая рубаха, стриженные под каре волосы. Даша. Я всё-таки неведомым способом очутился на заимке у лесника. Девушка подошла к изголовью моей кровати, зажгла «ночник». Положив сухую, прохладную ладошку мне на лоб, покачала головой и, отойдя на некоторое время, вернулась с белой керамической кружкой. Затем, поддев локоть правой руки мне под шею и приподняв мою плохо соображающую голову, стала поить меня прохладным и кисловато-горьким питьём. Морс, судя по вкусу клюквенный. Тихо сказала:

— Очнулся. Я уж думала, не вытянем тебя. Как жив остался не пойму. Грудину всё разворотило, крови потерял немеряно. Как мёртвый был.

— Давно я здесь? — Голос получился чужой, каждое слово наждаком проходило по горлу и нехотя выпадало наружу. Девушка подоткнула мою подушку и, усевшись на постель, принялась излагать.

— Папка тебя нашёл, он вроде приметил здоровенного кровососа неподалёку от того места. Пока добрался, зверюга ушла. Отец кинулся следом, да на тебя и наткнулся. Он говорил, ты раненый полз, а кровопивец тебя заприметил и выпить задумал. А папка зверюгу — то и спугнул. Тебе повезло: этот кровосос сильно здоровый был и к тебе почти уже присосался. Хотя крови в тебе уже не много было. Когда принесли тебя, глянула и чуть ни целый час ревела, уж больно синий был, как мёртвый. Потом Остапенко позвали, доктор это из «Теремка». Отец и двое парней из охраны, кровь тебе свою давали. Остапенко всё ворчал, что зря добро переводим: рана де не лечимая попалась, сделать ничего нельзя. Отец его заставил. Я за тобой уже третью неделю хожу.

— Выброс… Я попал под Выброс? — Даша усмехнулась и только теперь, я заметил, что она очень устало выглядит.

— Не-а. Тут эта напасть не бывает, слышать слышится, но сюда: ни-ни. Ты с кем по пути так повздорил?

— Сектанты. Челове… Чёрт его знает, кто это был; с людьми я бы справился, а эти вроде как киборги из амеровского фильма. Почти весь боекомплект на них извёл, а их только чуть поцарапало. Я про таких не слышал.

Девушка задумалась и тут же свернула разговор. Подоткнув мне одеяло и поправив подушку, погасила ночник и собралась уходить.

— Потом всё расскажешь, вредно тебе сейчас говорить и даже думать. Спи. Да и я тоже отдохну, а то сколько уже с тобой сижу.

— Да. Я понял. Не сейчас. Даша!

— Что?

— Я… Говорил во сне?

— Нет. Зубами скрипел, это было. А говорить — ничего не говорил. Спи, давай…

Так прошло ещё дней пять. Я начал вставать на четвёртый. Пуля сектанта, как ни странно не прошла на вылет, а остановилась возле самого сердца. Местный доктор Олег Остапенко, бывший когда-то хирургом в гомельской областной больнице, просто разводил руками и говорил о чудесах бытия.

На шестой день меня посетил Григорий Кацуба, начальник охраны «Теремка», который здесь принято называть «сельским клубом». Плотный, высокий дяденька, облачённый в «лесной» натовский камуфляж, высокие берцы. Кепи практично заправлено под левый погон куртки. Добродушное, круглое лицо, ухоженная щётка светлых усов, постоянно находящаяся в движении из-за улыбчивости хозяина. Всё портили глаза: цепкий, колючий взгляд этих синих как море глаз, просто прожигал собеседника до затылка. Настораживало и отсутствие у Кацубы оружия. Только нож за голенищем. Насколько я понял, это была амеровская поделка: такие ножи ребята из тамошней ассоциации ветеранов войсковой разведки и сил специальных операций продают или дарят только своим. Лавку по изготовлению тоже держит бывший спецназовец. Такой нож нельзя просто купить: те, что на продажу помечаются специальным клеймом на рукоятке, его видно с любой стороны. Нож Кацубы был боевой.

Сев рядом со мной на крылечке и пригубив квасу из поднесённой Дашей кружки, Кацуба начал «беседу». Говорил он с мягким акцентом жителя восточной Украины, очень умело избегая сложных и специальных терминов, стараясь пробудить в собеседнике желание говорить не таясь, открыто.

— Всё понятно, Антон?.. — Кацуба вопросительно глянул на меня в надежде уточить отчество, хотя скорее всего анкета на меня у него была заготовлена заранее.

— Просто Антон.

— Ну тогда давай без чинов, товарищ старший прапорщик. — Ловко. По заграничному. Только мне не страшно: в наш век абсолютной продажности, нарыть анкету с такими подробностями мог и ленивый. К тому же я и не скрывал, кто я и откуда. — Места у нас заповедные, тихие и мне бы хотелось, чтоб так всё и оставалось. Мы поняли друг друга?

— Чётко и ясно. Выброс прошёл, отдохну чуток у Богдана, если не прогонит и вернусь на Кордон.

Кацуба усмехнулся и поёрзав, достал из левого нагрудного кармана портсигар с затейливой гравировкой. Вынул коричневую сигарету и нажав на торец портсигара добыл огня из встроенной зажигалки. Мне предлагать не стал, видимо даже это выспросил дотошный особист у моих гостеприимных хозяев. В его бывшем месте службы сомневаться не приходилось. Ухватки этого контингента мне были знакомы с давних времён.

— Вот и славно, Антон. Славно… Что думаешь про тех, кто напал на тебя?

— То же что и раньше: это какой-то эксперимент «кудесников» из «Монолита». Ловят людишек, промывают мозги и садят на цепь. Оружие только странное.

И я рассказал особисту всё, что знал и про снайпера, и про группу бесславно погибших амеровских «наёмников». Умолчал только о девчонке спасённой мною с вертолёта, про моего странного побратима и не менее странного собеседника Рэда, которого не берут пули. С помощью осторожных расспросов мне удалось выяснить у Лесника и его дочери, что ни моего ПДА, ни РД найдено при мне не было. А значит и винтовка, и вся собранная информация остались там, в лесу и скорее всего пропали. Поэтому, Одессита я тоже не подставил. Если Кацуба любит ребусы, то зачем портить человеку удовольствие. Другое дело — сектанты: я столкнулся с ними у самой границы владений Лесника и почти в зоне ответственности гарнизона «Теремка». Поэтому, особист и его компания, должны были знать, что за чудеса творятся у них под боком. А это были именно чудеса: хоть Кацуба и не подавал вида, но мой рассказ его явно обеспокоил. Видимо я сообщил нечто новое для него. Подробно выспросив меня про тайник и уточнив детали обоих стычек, странный охранник борделя для богатеев откланялся.

Счётчик снова пошёл с нуля: снова я остался без багажа и к тому же не выполнил контракт. Когда рана заживёт, нужно будет сходить на место последнего боя, поискать следы. ПДА и винтовку следовало найти. Без них, я снова окажусь у первой, стартовой черты. Рассуждая так, я не заметил как углубился в лес и крепкий дом Богдана скрылся за деревьями. Идти было уже не трудно, силы с каждым днём всё прибавлялось, а рана напоминала о себе только редкой тупой болью и нестерпимо зудела, заживая.