В тени - Анна Морион
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Послание… От кого? Этого герба она еще не видела. Возможно, это сэр Уолш велел передать его ей? Остыл, образумился… Да, должно быть, он!
«Чего и следовало ожидать! Но чего вы желаете, сэр? Просите прощения? Вновь упрекаете? Или решили дать мне мудрый мужской совет?» — с насмешкой подумала девушка, разворачивая алую ленту, а затем, сломив печать, все так же стоя лицом к окну, принялась за чтение. Едва ее глаза прочли короткий первый абзац, из ее груди вырвался короткий вздох неверия.
— Что там, любовь моя? — поинтересовалась леди Нортон.
— Ничего, матушка, — плохо скрывая свои чувства, бросила объятая радостью Альенора, чем посеяла в душе матери семена подозрения.
Материнское сердце не обманешь: леди Нортон почувствовала, что в этом письме таится ее судьба, и, быстро преодолев комнату, она вырвала из рук дочери таинственное послание.
— Как вы смеете! Это письмо написано мне и мне одной! — возмущенно воскликнула Альенора, пытаясь вернуть себе свою драгоценность.
— Хватит! Я твоя мать и имею полное право! — как раненый зверь прокричала леди Нортон и, оттолкнув дочь на кровать, бросила взгляд на печать. — Нет… — тихо промолвила она, наполняясь яростью и гневом. — Нет! Эту печать я узнаю из всех печатей мира! Болейны! И что же им от тебя потребовалось? — Она принялась лихорадочно, но плохо различая вычурный почерк, читать строки.
— Я скажу вам, что в письме, матушка! — гордо приподняла подбородок Альенора. — Леди Анна Болейн, будущая королева Англии, пригласила меня ко двору занять место фрейлины в ее свите!
— Не пущу! Запрещаю тебе! Посажу на замок! — прорычала леди Нортон, дрожащими руками разрывая письмо на куски. — Ты слышишь меня, Альенора? Ты останешься здесь! Иначе я вновь выброшусь в окно! И в этот раз ты точно лишишься матери!
— Если я не поеду, матушка, если вы заточите меня здесь, как пленницу, клянусь, из окна выброшусь я! — тихо ответила на эту угрозу Альенора. На ее лице была написана такая решительность, что леди Нортон тотчас осознала, что та исполнит свою угрозу.
— Ангел мой… Любовь всей моей жизни! А как же я? Неужели ты хочешь оставить свою матушку? Променять ту, что подарила тебе жизнь, на эту бессердечную женщину? — упав на колени, заплакала бедная мать.
— Я буду навещать вас так часто, как смогу, — холодным тоном сказала Альенора: слезы матери не растрогали ее, скорее, раздражали, как когда-то Филипа. — Вы купите для меня новые платья, обувь и украшения, и я стану самой прекрасной жемчужиной в короне Английского двора!
Глава 5
К счастью, новых платьев, туфель, сапожек, накидок, плащей, перчаток и всего остального долго ждать не пришлось, и уже через месяц Альенора Нортон, горделиво сидящая в своем дамском седле и окруженная надежной охраной, следовала в Лондон. Позади девушки, тихо поскрипывая, ехала большая колымага, заставленная сундуками, в которых хранились драгоценные новые наряды будущей фрейлины при леди Анне Болейн. День был теплым, солнце ярко светило, что усложняло долгое путешествие.
Альенора, одетая по последней моде английского двора и щеголявшая в синем шелковом платье с сильно расширяющимися книзу рукавами, обливалась потом, но и виду не показывала, что утомилась. «Еще немного, и мы набредем на придорожный трактир, где я прикажу принести мне прохладной чистой воды и смогу смыть с себя пыль, грязь и пот» — утешала себя девушка, пытаясь не думать ни о матери, оставшейся в замке, ни о реакции отца, когда тот нежданно-негаданно увидит дочь в стенах дворца, ни о том грубияне-рыцаре сэре Уолше, который не выходил из ее мыслей с той самой неловкой первой встречи. Альенора не желала думать о нем и насмехалась над собой и своей слабостью, однако красавец-друг ее погибшего брата стоял перед ее взором в свете дня и не покидал ее сны. Но это была лишь девичья влюбленность, лишь баловство, потому что при одной лишь мысли о том, что она могла бы стать супругой этого невежды, девушка брезгливо морщилась от знания того, что он поучал бы ее всю жизнь, заставлял сидеть дома, в четырех стенах, и относился бы к ней как к собственности. Боже, какое наказание было бы стать его пленницей! Его и его унижающих женское достоинство жизненных устоев!
«Моим супругом станет лишь тот, кто будет уважать меня и ценить, как равную себе. Пусть это сложно, пусть большинство мужчин подобны сэру Уолшу и Филипу, среди них найдется и тот, кто будет относиться к нам, женщинам, с пониманием и чуткостью. Кто будет видеть во мне не слабость, а мою силу» — мрачно думала в эти моменты гордая мисс Нортон, и прекрасный образ тотчас мрачнел и расплывался.
Несмотря на множество трактиров, встречающихся на пути мисс Нортон, она велела не останавливаться до тех пор, пока они не встретят «достойную высокородной гости обитель покоя и отдыха». Ночевать в грязном, полном оборванцев и пьяниц трактире Альеноре претило, и она готова была терпеть жару и неудобство, лишь бы не оказаться в дурной компании. Недовольные упрямством хозяйской дочери, сопровождающие ее слуги все же не сказали ей ни слова и лишь, уныло повесив головы, ехали вперед. Достойный, по мнению Альеноры, трактир встретился им только вечером, когда солнце медленно заходило за горизонт, что было очень кстати: в сумерках и темноте ночи ехать опасно даже в компании дюжих слуг.
Щедро заплатив за лучшую в наличии комнату, мисс Нортон также ссудила серебряной монетой своих охранников, чтобы те могли сытно поужинать и выпить по кружке эля. Благодарные слуги поклонились девушке до самого пола, но, также получив приказ не напиваться до беспамятства, приуныли. Однако делать было нечего: напейся они и заставь мисс Нортон сердиться, и узнай об этом ее отец, каждый из них будет выгнан в шею, а терять хорошо оплачиваемую должность при богаче никому не хотелось.
Наконец-то имея возможность прилечь, Альенора сняла с себя французский чепец, отбросила его в сторону, легла на довольно широкую чистую кровать и тихо застонала: ее спина, ноги, ягодицы и шея ныли, причиняя девушке тупую боль при каждом движении. Она уже была не рада тому, что ее пригласили во дворец: кто бы знал, что до этого проклятого Лондона так далеко и долго ехать! Должно быть, она пребудет во дворец невероятно уставшей и загоревшей, как крестьянская дочка, а не дочь самого королевского советника лорда Нортона…
«Нет, я справляюсь. Никто и ничто
